XII Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

Она водила нас к Стенам, чтобы научить читать. К тому моменту книги стали не просто диковинкой, а детской сказкой. Одной из тех, что рассказывают украдкой, оглядываясь по сторонам. Мы ни разу не видели их, ни разу не держали в руках, само слово «книга» завораживало и приводило в восторг. У Стен же мы и выбрали себе имена. Наугад тыкали в слова, написанные или выцарапанные на кирпичах. Тогда мы ещё не умели читать, ведь были слишком маленькими. Если кому-то попадалось что-то плохое, Она давала вторую попытку, но это считалось дурным знаком: слово характеризовало человека, а выбирая другое, он отказывался от предначертанного. От своей судьбы. Она говорила, что грехи берёт за нас, отчего так быстро стареет.

Учились читать мы медленно. Буквы не хотели складываться в слоги, слоги – в слова. Цель часто плакала, сидя у Стен, и повторяла: «Я не могу! Я не могу!» Цель – самая младшенькая из нас. Хиленькая, болезная, она донашивала за мной всю одежду, да и за мальчиками тоже, любила грызть каучук, лезть куда не надо, фыркать на всех остальных. Цель практически не разговаривала. Когда была ещё совсем мелкой, выучила пару необходимых фраз, которые использовала до сих пор, и ограничивалась ими. «Видимо, у неё цель – окончательно не отупеть,» — смеялся над ней Зачем. Злой был мальчишка. Злым и остался. Улыбаться не умел, только скалиться. Она говорила, что именно из-за него отправится в могилу раньше времени.

Как самая старшая, я Ей часто помогала. Иногда даже не понимала, что именно мы делаем, просто знала, что надо. Она вызывала у нас чувство уважения, глубокой преданности и беспрекословного послушания. Только Бред изредка бунтовал. Вся его жизнь умещалась в небольшом подранном мешке, который он брал с собой, когда уходил «пачкаться дорогой». Она всегда так говорила и, смеясь, смотрела вслед убегающему Бреду. В такие моменты морщинки на Её лице как будто бы разглаживались.

Обычно Бред отсутствовал недолго — Жив притаскивал его недели через полторы, иногда две. Лишь однажды он вернулся через месяц весь подранный и грязный, как беспризорный пёс. Потом не разговаривал ни с кем ещё несколько дней. Она, смеясь, тихо прошептала мне на ухо: «Перебесится». Так и случилось.

Жив – самый старший из мальчиков, а ещё самый спокойный и ответственный. Я постоянно что-то забывала, а он помнил. И напоминал мне. Невозможно высокий, Жив постоянно ударялся обо всё головой, и руки у него были слишком длинные: кончики пальцев почти доставали до колен. Она всё сокрушалась, говорила, что Жив мог бы стать музыкантом, но мы никогда не слышали настоящей музыки и не видели то, что называлось инструментами. Но Она нам пела. Голос красивый, сильный, завораживающий. Наши попытки повторить были больше похожи на хохот гиен или нестройное кваканье лягушек.

В один из многих дней мы пошли к Стенам. Я и Она. Мы частенько ходили туда, ведь там находился рынок и можно было приобрести одежду или что-то сладкое для Цели. Уж больно она сладкое любила, а вот возможность его съесть выпадала не слишком часто.

Людей в тот день собралось необычайно много. Кто-то стоял поодиночке, другие примыкали к маленьким группкам. До этого момента я никогда не видела столько людей в одном месте и не знала числа, способного описать их приблизительное количество. Я схватила Её за руку, словно снова была маленькой девочкой. Она крепко сжала мою ладонь в ответ. Мы пробирались сквозь толпу пёстрых незнакомцев. Многие из них выглядели необычно, носили странные шляпы и совершенно непрактичные одеяния, их глаза странно блестели, а обнажённые зубы выдавались вперёд, но самым главным и ужасным было то, что они дурно пахли. Протухшей рыбой, испорченными яйцами или чем-то похуже. Из толпы выбивались и другие существа, непривычные глазу: воды было мало, а эти люди… Подозрительно чистые. Круглые лица, светлые волосы, болезненно бледная кожа. Они чем-то напоминали мне Жива, а их длинные одеяния, абсолютно белые, развевались на ветру. Эти люди сидели по одиночке, настороженно вглядываясь в каждого прохожего.

— Стой здесь и никуда не уходи, — сказала Она и исчезла в толпе.

«Радуйся,» — гласила надпись на Стене, а соседняя кричала о чём-то другом. Я не хотела её читать, чтобы не разочаровываться. Мне хватало простого и лёгкого: «Радуйся».

Время проходило незаметно, как люди, меняющие друг друга у Стен. Глаза привыкли к пестроте нарядов, а я уже не считала их чем-то необычным или странным.

— Пошли, пошли со мной! Уже пора, тебе уже давно пора! – какая-то женщина вцепилась мне в руку. Безумные глаза царапали моё лицо. Золотой клык ярко светился в черноте её рта, а красная кофта болезненным пятном плясала прямо перед носом.

— Отстань! Отстань от меня! – закричала я в ужасе и с ещё большим ужасом поняла, что могу с лёгкостью поднять её, словно та была маленьким ребёнком.

Женщина обхватила мою руку ногами и завизжала противным тонким голосом. Я стряхнула её. Она обиженно посмотрела на меня, обнажив клыки. Люди заинтересованно обернулись. Было в их лицах что-то хищное.

— Ты послушай тётеньку, она ведь дело говорит, — коротышка появился слишком неожиданно и близко. От него отвратительно пахло.

Мне страшно. Меня тошнит. Я хочу убежать.

— Что ты, милочка, сейчас всем плохо. Времена такие, нехорошие, что ж поделаешь? – раздался голос какой-то старушки из толпы.

Люди стали подходить ближе, зажимать меня в плотное кольцо по-странному холодных, будто мёртвых, тел. Их руки тянулись к одежде и отросшим волосам.

— Пожалуйста! Прошу. Не надо! Пожалуйста… — взвыла я.

Слёзы разъедали кожу, пальцы вцепились в собственные плечи. Не сдвинуться. Я не могу сдвинуться с места!

— Пойду! Слышите? Я сама пойду, только не трогайте меня.

Длинная процессия. Кто-то шёл, практически слипшись телом с другим, кто-то предпочитал сохранять дистанцию. Я плелась в самом конце. Шумно. Вой, крики, удары, громкие неприятные голоса, скрежет, взрывы, скулёж. Внезапно потемневшее небо окрашивали яркие всполохи красного цвета. Пахло палёным. Воняло гарью. Люди впереди затянули детскую песенку, что так часто пела нам Она в детстве.

— Какая-то слишком тёплая девчушка, тебе не кажется? – спросил взволнованный голос.

— Бывает и такое, — ответил спокойный.

Мы называли это место Площадью. Плоский участок голой земли перед Стенами. Именно здесь обычно и велась самая оживлённая торговля, приезжали даже люди из далёких-далёких уголков нашей страны. Сейчас же она была удивительно пустынна. Только местный завсегдатай, — почти глухой старик, который продавал зеркала и всякую дребедень из стекла, — одиноко сидел под огромным зонтом. Это место среди торговцев считалось даже почётным. Он равнодушно проводил толпу взглядом, словно нас тут и не было.

Мы не останавливались перед Стенами, мы продолжали идти. Люди бесстрашно протискивались внутрь. Перед этим, казалось, все смотрели на меня. Своим страшным, тоскливым взглядом. Они словно звали меня с собой.

И тут я увидела Её. В пёстрой толпе незнакомцев появилось что-то такое знакомое, близкое. Я намертво вцепилась в рукав Её любимой кофты. Пусть отругает потом, пусть накричит! Но Она лишь печально улыбнулась мне и вошла в Стену, растворяясь внутри, как и десятки людей до неё. Её губы слегка дрогнули в последний момент, но я так и не смогла понять, что Она имела ввиду: «Пока» или «Пора». В руках у меня остался злополучный рукав.

Одинокая надпись на Стене. Одинокая я посреди Площади. Одинокий старик-торговец под зонтом. Странные люди исчезли, оставив на память лишь терпкий неприятный запах, оседающий в лёгких. «Век на исходе» кричащими красными буквами. Лозунг нашего времени и всех тех, кто смог выжить после Удара. Заботливое напоминание о том, что следующий год будет лучше предыдущего. Тлеющая надежда на будущее.

Я подошла к торговцу. Он очень гордился собой и своей работой – все зеркала всегда разложены ровно в ряд, ни одного битого, а стекла тщательно протирались в начале каждого рабочего дня.

— Сос, ты ли это? Бледна, как сама смерть! – старик разговаривал очень громко, почти кричал, но ему всё казалось, что он шепчет: — Никак надумала зеркало купить? Я же тебе говорил, давно пора! И такой прекрасной девушке, как ты, пригодится, и невеста-то у тебя завидная подрастает.

«Это он про Цель?» — промелькнуло в голове.

Торговец пододвинул ко мне небольшое, размером с ладонь, зеркальце. И я увидела в нём себя: ни девочку-подростка, к которой так привыкла, ни женщину, которая повидала слишком многое и никогда не имела собственного имени. Я вдруг увидела себя.

— Спасибо… спасибо огромное! Мне пора.

— Это последнее моё предложение. Ты выгоднее ни у кого не найдёшь, поверь! – прокричал он вслед.

Но я шла домой. Я наконец-то шла домой. Там меня ждали «мы». Семья из пяти человек, таких разных кусочков общего паззла. Мне было совсем немного, но страшно. «Она» больше не существовала, и теперь некому больше меня защищать. Но я обязательно справлюсь. Наверное.

***

— SOS.

— Жив.

— Зачем?

— Цель.

— Бред.