«Ты — Господь и Господин, а я — Чернозём — и белая бумага!»
Марина Цветаева.
– Лучше ничего не говори, – сказал роман, лежащий на столе.
– Чего? – подумал я. – Я же листочек белой бумаги, я не могу ничего сказать. Да и для разговора мои мысли слишком короткие.
Мой внутренний ответ никак не влиял на просьбу того модного, современного романа, лежащего на столе. У него была такая блестящая обложка, картинка на ней неплохая, но достаточно банальная. Большим шрифтом написано название: «Любовь моей Любви». Мне оно показалось глупым, хотя я еще не знаю, что значит быть глупым. Тяжело.
– Тебе это не нужно, поверь, – сказала уже книга с подоконника, кажется, у неё было название «Магия в мире волшебства». – Если ты напишешь просто что-то про что-то, то получишь столько денег, что работать больше не придется!
– Между прочим, она права, – заявил двадцать третий том «Смертельного убийства: дело в преступлении». – Мой автор до сих пор находится в топе самых частых упоминаний в интернете. Её зовут на классные вечера с блогерами, появилось столько новых знакомых!
– Именно! – сказала «Любовь моей Любви» –Разве тебе это не нравится?
Темноволосая девушка сверлила глазами книги, будто и вправду слышала их разговор.
Я слушал этот немой диалог, лежа в Принтере. Не то чтобы мне было очень удобно, ну да ладно, переживу. На самом деле он неплохой, этот Принтер, очень даже милый. В общем и целом, мне нравилась комната, в которой я обитаю. Светлые бежевые стены, много растений, большой книжный стеллаж, в котором стояло огромное количество, таких красивых томиков! На столе было много чего интересного. Прямо посередине – огромный монитор компьютера, я и Принтер как раз были слева от него. Рядом лежала какая-то «Физика». Не то чтобы я разбирался в литературе, но, честно, когда она разговаривала с Хозяйкой, мне становилось страшно. «Всякое тело продолжает удерживаться в своём состоянии покоя или равномерного и прямолинейного движения, пока и поскольку оно не понуждается приложенными силами изменить это состояние.» – гласил закон какого-то Ньютона на обложке. Кто это понимает? Над названием все-таки нужно подумать этому Ньютону. Рядом на доске были фотографии с Хозяйкоподобными и заметки с буквами.
– Скажи! Скажи все, что хотела! – доносился откуда-то тихий голосок. –Мой писатель не знает о своей славе, но он счастлив оттого, что помог миру!
Эта книга была незаметна на фоне других. У нее не такая новая обложка, и выглядела она как-то непривлекательно. С нижней полки виден только темно-синий корешок. На нем сверху был нарисован профиль человека с бакенбардами. Со временем золотое тиснение потускнело, и я, к сожалению, не мог распознать, кто автор.
–Прошу, скажи! – донесся ещё один тихий голос. – Ты сделаешь мир лучше, но, конечно, не сразу.
Этот старый том стоял рядом с предыдущим, но его корешок бледно-зеленый, на нем было только название и автор: «Мертвые души» Н.В. Гоголь. Какой ещё Гоголь-Моголь? Там явно было не про очередное убийство.
Хозяйка обернулась. Её лицо задумчиво, но в глазах читалась непреклонная решимость. Она снова посмотрела на блестящий томик. Больше я не слышал голосов старых томов.
Хозяйка села за компьютер и начала печатать что-то. Так проходили дни, недели, месяцы… Те самые блестящие книжки что-то непрерывно шептали, а она слушала. Мне было бы все равно, но однажды Хозяйка решила напечатать свой шедевр на мне. На мне, понимаете?! Бедному Принтеру было так плохо, что он даже не видел меня в себе, отчего сильно злилась Хозяйка.
…
Теперь я мог говорить с другими книгами. С Хозяйкой. Не то, чтобы я начал радоваться. Мои старания подружиться со старыми томами были безуспешны. Я просто перестал понимать, о чем они говорят. Они будто на другом языке разговаривали. Зато я отлично понимал все остальные красивые книжки, но их разговоры были настолько скучные и одинаковые, что становилось тошно.
После череды изменений, меня куда-то потащили. Я лежал перед кем-то, Хозяйка и Хозяйкоподобные о чем-то говорили, но мне было всё равно.
Прошло несколько лет. Мои клоны в витринах магазинов почему-то не страдают так, как я. Да, Хозяйка счастлива. А я сколько ни пытался, не нашел счастья в этом.
Я не говорю, как вы и просили. А мог бы. Не знаю, кто именно это со мной сделал: одна Хозяйка или все Хозяйкоподобные.
