Стоит сказать, что лето было нашим самым любимым временем года, ведь именно в этот сезон родители загружали вещи в машину и везли нас в очень далёкий, но довольно милый и благоустроенный посёлок, в котором был наш маленький дачный домик. Лёша любил деревню из-за своих друзей, которые жили там круглый год; Федя – за возможность поплавать в речке и целый день кататься на велосипеде, а мне больше всего на даче нравилась атмосфера спокойствия. Ни уроков, ни забот, ни дел – отдыхай себе на здоровье. Красота!
Только вот всеобщее спокойствие, присущее всем деревням, иногда нарушалось, и не всегда мы были тому виной.
— М-да, — вздохнул я.
— Хоть бы уточнили… – пробурчал Федя, безучастно ковыряя некогда белым носком кроссовка землю. Из-за слегка приоткрытой двери показалась светлая голова Лёши.
— Бабушка сказала… Ой, а что тут написано? – Лёша распахнул дверь и вприпрыжку поскакал к нам.
— Сам читай, — угрюмо сказал Федя, тщетно пытаясь выковырять из-под земли небольшой камешек.
— К… Ка… – медленно начал Лёша, водя маленьким пальчиком по корявой красной надписи.
— …зёл, — подсказал я.
— Точно! Козёл! – обрадовался Лёша, но тут же в растерянности замер. – А кто козёл?
— Тот, кто написал, очевидно же! – сердито воскликнул Федька, со всей силы пиная несчастный камень. Тот стойко выдержал удар, а Федька зашипел и схватился за ногу.
— Ещё и безграмотный, — вздохнул я, наблюдая, как Федька скачет на одной ноге.
— Почему безграмотный? – спросил Лёша.
— Козёл через «о» пишется, — сказал я, поймав Федьку за шиворот. Тот, и без того угрюмый, окончательно поник.
— То есть… «Казол»? – склонив голову на бок, тихо уточнил Лёша.
— Это несправедливо! – выпутавшись из моей хватки, сердито сказал Федька.
— Согласен, ты заслуживаешь лучшего оскорбления, — серьёзно кивнул я, и Федька тут же подлетел ко мне.
— А с чего это ты решил, что это адресовано мне? – прищурившись, спросил он.
— Потому что мне бы точно написали комплимент, — на мои слова Федька чуть не задохнулся от злости.
— Слышь, павлин, а ты не многого ли о себе возомнил?
— Видишь, даже ты считаешь, что я не козёл, а хотя бы павлин, — сказал я, невозмутимо пожав плечами. Лёша захихикал, а из Федькиных ушей чуть пар не пошёл.
— Один другого не лучше, — ехидно заметила проезжающая мимо на своём розовом велике Катя.
— О, а вот и сам «писатель» пожаловал! – зловеще сказал Федька, тут же переключившись на неё. Он хотел было что-то добавить, но Катя даже не стала останавливаться, лишь проехала мимо него прям по луже, окончательно испачкав Федькины кроссовки, и под его громкие негодования уехала в сторону магазина, со смехом крикнув нам напоследок:
— Ещё расследование организуйте!
— Коза! – заорал в ответ ей Федька, но издалека раздался лишь звонкий девичий смех.
Мы немного постояли молча, внимательно разглядывая надпись на заборе, будто красные буквы могли сами по себе исчезнуть или выдать виновника, а потом Федька вдруг решительно сказал:
— Значит, будем расследовать!
— Ура, расследовать! – радостно захлопал Лёша в ладоши.
— Это глупо, — возразил я. – Какая разница, кто это написал?
— А вот и первый подозреваемый! – как-то зловеще ухмыльнулся Федька и, пока я открывал и закрывал рот, не найдя, что сказать от переполнявшего меня возмущения, он повернулся к Лёше, сказал:
— Мелкий, неси блокнот и ручку, у нас появилась первая зацепка.
Лёша кивнул и с энтузиазмом побежал домой.
— Нашёл, кого обвинять! – наконец сказал я, всё ещё не в силах прийти в себя от такого несправедливого обвинения.
— А почему тогда противишься следствию? – прищурившись, спросил Федька.
— И какой же у меня мотив, по-твоему? – всё ещё не веря в серьёзность обвинения, задал логичный вопрос я. Но вместо того, чтобы тщательно обдумать мои слова, а после извиниться за сказанную глупость, Федя заломил руки за спину и зашагал перед забором со злосчастной надписью.
— Очевидно же! Ты знаешь, что нас одинаково не любят и, чтобы очернить мою честь, предпринял нелепую попытку подставить меня, написав на заборе глупейшее оскорбление, причём как будто бы в моём стиле. Но ты не учёл, что я не настолько тупой, чтобы не знать, как пишется козёл… Вернее, вообще не тупой. В общем, после того, как эту надпись обнаружили бы родители, они подумали бы на меня…
— И почему же бы они подумали на тебя? – перебил я Федьку.
— Элементарно! Лёша слишком мал, ему всего пять; ты у нас послушный красавчик-отличник, который не опустился бы до такой низости, и методом исключения остаюсь лишь я.
— Отлично, а теперь слушай меня, — я остановил Федьку и, набравшись терпения, постарался подробно, доходчиво и без оскорблений объяснить, почему он всё-таки тупой:
— Во-первых, то, что родители подарили на Новый год мне приставку, а тебе – футбольный мяч, вовсе не означает, что тебя любят меньше, чем меня или Лёшу, потому что в приставку всё равно больше играешь ты, чем я, причём, напомню, что накануне ты разбил окно в спортзале и получил три двойки за день, поэтому скажи спасибо, что тебе вообще что-то подарили. Во-вторых, мы не единственные, кто живёт в этой деревне. Открою секрет: нас, а особенно тебя и меня, не любит здесь куча народу, поэтому это мог бы сделать кто угодно, хотя бы та же Катя. В-третьих, какой идиот стал бы писать на заборе СВОЕГО же дома оскорбления? А в-четвёртых, Федя, блин, я твой брат! Я бы никогда не стал тебя обвинять или пытаться подставить!
Возможно, последние слова были небольшим преувеличением, но я всё равно нарочито громко произнёс их и горько вздохнул, будто бы меня до глубины души расстроило Федькино недоверие. Удивительно, но то ли моя актёрская игра была убедительной, то ли аргументы, но Федя под конец моей бурной речи выглядел действительно виноватым.
— Ты прав, брат… – тихо сказал он, шмыгнув носом. – Я не должен был тебя обвинять… Это ведь могло быть написано и про тебя…
Я успокаивающе потрепал Федю по русой макушке, подавив внутри саркастичные комментарии об общественном мнении насчёт него. Тем временем Лёша наконец-то принёс блокнот, и Федя немного оживился, принявшись с умным видом и моими редкими, но точными комментариями осматривать место преступления и составлять список подозреваемых.
Подозреваемых, кстати, было много: даже маленький Лёша, до сих пор искренне верящий в Деда Мороза, мог сходу назвать хотя бы троих способных на оскорбление ни в чём не повинных личностей посредством безграмотных записок на заборе. Такая яркая и, в какой-то мере, трепетная нелюбовь народа к нам легко объяснялась Федькиной личностью. Едва родители успели купить и обжить домик в деревне, как Федька тут же перессорился почти со всеми своими и не очень ровесниками. Для этого ему просто потребовалось не поладить с местным авторитетом Кириллом, с которым они вот уже как пять лет ведут долгую и непримиримую войну, причин которой не помню даже я, хотя я старше их обоих на три года.
К слову, именно Кирилла и я, и Федя, и даже Лёша, не сговариваясь, автоматически поставили в списке на почётное первое место. И именно Кирилл, пожалуй, был единственным из всего списка, кто мог бы сделать ошибку даже в слове «козёл», не считая двух пятилетних мальчишек, которых включил в список Лёша.
— С него и начнём, — сказал Федя, и я почти видел в его глазах уже готовящийся план мести.
К счастью, искать Кирилла не пришлось – он сам пожаловал к нам на своём недавно купленном, но уже изрядно потрёпанном питбайке, который был предметом зависти всех мальчишек в округе, в том числе и Феди. За Кириллом уже на велосипедах следовала его неизменная свита из двух крепких мальчишек, имена которых я даже не старался запомнить, а также лучшего друга Кирилла, единственного в их компании моего ровесника – лицемерного, хитрого, к сожалению, умного и почему-то одноглазого Егора.
— Ха, смотрите, нас встречают местные лошки! – зло усмехнулся Кирилл, и я устало вздохнул, понимая, что его глупые попытки в сарказм и завуалированные оскорбления придётся слушать ещё минимум минут пять. Чтобы Лёша не потупел до уровня Кирилла, я отправил его достать нам яблок, хотя появление местного «короля» испортило мне аппетит как минимум на полдня.
— Впервые рад тебя видеть, — серьёзно сказал Федя, и я был как никогда с ним согласен.
— Как пишется слово «козёл»? – быстро спросил я, увидев, что Кирилл уже открыл рот для очередного «гениального» ответа. Вопрос был настолько неожиданным, что Кирилл так и остался стоять с открытым ртом.
— Тебя что, в гугле забанили? – отмерев, вдруг рассердился он.
— Да просто скажи, тебе сложно что ли! – начал злиться Федька. Егор, всё время диалога молчавший, вдруг сказал:
— Если вы ищите того, кто сделал эту надпись на заборе, то это не мы. Хотя с написанным я согласен.
— Да? – изобразил неподдельное удивление я. – Просто интеллект хулигана был явно вашего уровня.
— Остроумно, — заметил Егор. – Я понимаю, для вас это сложно, но подумайте ещё. На крайний случай, спросите Лёшу, вроде бы он из вас самый умный.
— Счастливо оставаться, лошары, — напоследок крикнул Кирилл и с оглушающим рёвом уехал в сторону пруда. За ним поспешила его свита, и вскоре мы с Федей остались вдвоём.
— Как думаешь, они сказали правду? – с нарочитым равнодушием спросил Федя, чиркая что-то в блокноте. После вынужденных встреч с Кириллом он всегда был подавлен.
— К сожалению, да. Мы должны были сразу понять, что это не их работа. Кирилл ничего не делает без одобрения Егора, а тот бы не опустился до написания оскорблений на чьём-то заборе, тем более таких простых и тем более с ошибками.
— Дальше по списку Катя, — сказал Федя, принимая яблоко от прибежавшего Лёши.
— Вычёркивай, — сказал я, подкидывая яблоко в воздух. – Она бы тоже с ошибкой не написала.
— По такой логике можно всех вычеркнуть!
— Кроме тех, кого вписал Лёша.
— Я не пойду разбираться с пятилетками, — тут же насупился Федя, и я его прекрасно понимал. В начале было действительно интересно, кто же мог так бездарно оскорбить нас, но разговор с Егором подействовал отрезвляюще, и нам пришлось признать, что кроме пятилеток слово «козёл» с ошибками не написал бы никто.
— Скажем маме, — решил я, кидая яблоко Феде. – Надо сфотографировать.
— Вы не пойдёте их ругать? – расстроившись, спросил Лёша. Я потрепал его по голове.
— Ещё нам не хватало прослыть разборками с мелочью вроде тебя, — недовольно сказал Федя. – Теперь это дело родителей. Можешь считать, что следствие перешло в руки ФБР… Или ФСБ… Вань, кто там у нас?
— ФСБ, — ответил я, направляясь к кладовке за тряпкой и мылом.
— А это кто? – забыв про недавнее огорчение, заинтересованно спросил Лёша.
— Федеральная Служба Бдящих по Забору, — ответил Федя. – Просто у них лимит на три буквы был.
— Стирай, давай, умник, — сделав фото, сказал я. Мы ненадолго замолчали, слушая далёкие возгласы дворовой ребятни и пение неугомонных птиц.
— Я всё-таки думаю, что это был Кирилл, — сердито сказал Федя, размазывая красную надпись. – И пофиг, что Егор сказал, он просто покрывает его!
— Шутки шутками, но я не думаю, что восьмиклассник мог сделать настолько грубую ошибку, — резонно заметил я.
— Значит, это был Вадик! – вставил свои пять копеек Лёша.
— А кто такой Вадик?
— Он злой! Постоянно отбирает у меня игрушки, а потом их не возвращает, — пожаловался Лёша. – Он никому не нравится тут.
— Хорошо, Вадик, а второй в списке тогда кто? – спросил я, внимательно вглядываясь в неряшливый, словно та самая надпись на заборе, лёшкин почерк… Лёшкин почёрк…
— Лёша! – воскликнул я, поражённый догадкой. – Зачем ты это написал?
От такого неожиданного заявления Федя выронил тряпку и сделал шаг назад, умудрившись споткнуться о ведро и с грохотом опрокинуть его на себя, в частности, на многострадальные кроссовки. Игнорируя его громкие ругательства, я укоризненно смотрел на потупившего взгляд Лёшу.
— Просто… – Лёша шмыгнул и тут же вытер нос рукавом. – Просто если бы это был бы Вадик, то вы бы пошли и наругали его, и больше он бы не обижал меня!
— Всё понятно с тобой, — вздохнул я и, взяв его за руку, повёл к забору. Под недоумёнными взглядами я вручил ему тряпку и подтолкнул наполовину опустевшее ведро. Без лишних слов и с видом человека, полностью признавшего вину, Лёша принялся оттирать надпись.
— Чё, может, поговорим всё-таки? – нерешительно спросил Федя, и я задумался. С одной стороны, Вадика стоило поставить на место, раз он настолько достал Лёшу, что тот аж на такой хитрый план пошёл. С другой стороны, это могло бы подкрепить его уверенность в действенности подобных манипулятивных поступков. Оказывается, воспитывать детей очень сложно…
— Лёша, ты же понимаешь, что ты поступил нехорошо? – спросил я, проигнорировав Федин вопрос.
— Почему?
— Получается, что ты обманом заставляешь нас делать то, что мы не хотим делать, нам неприятно, — попытался я как можно легче донести до мелкого мысль, что манипулировать – это плохо. – Представь, что мы разломали твои игрушки, просто потому что хотели, чтобы ты играл с нами. Это ведь обидно.
— Я понял, — всхлипнул Лёша, вытирая слёзы рукавом.
— Что ты должен был сделать?
— Я должен был честно рассказать вам про Вадика и попросить поговорить с ним?.. – предположил Лёша, и я одобрительно кивнул.
— Мы сделаем исключение, но только на этот раз. Домывай и иди помогать маме.
Лёша радостно кивнул и окончательно вытерев влагу со щёк, принялся усердно смывать надпись.
— Лёш, — вдруг позвал Федя. – Я, может, и не такой догадливый, но Ваня легко разгадает любой твой план, поэтому даже не вздумай.
Для пущего эффекта он сделал устрашающее выражение лица, и Лёша энергично закивал в знак согласия. Когда мы отошли, я укоризненно посмотрел на него, на что Федя просто пожал плечами.
— На всякий случай. Пусть думает, что ты умный.
— …
— И даже ничего не скажешь?
— Я не вступаю в разборки с пятилетками.
— … Ты хуже Егора, честное слово.
На следующий день я и Федя подловили Вадика возле пруда.
— Лёша! Дай мне свой велосипед! – требовательно сказал я, встав перед «Лёшей».
— Я больше не дам тебе отнимать мои вещи, Вадик! – воскликнул «Лёша» и принялся «бить» меня, а я старался качественно подставляться под «удары» и всячески изображать, как мне больно. Напоследок «Лёша» легонько пихнул меня, и я кубарём упал в пруд.
Подождав несколько секунд, я вынырнул и судорожно задышал. Федя протянул мне руку, помогая выбраться из воды, и я обессилено упал на песок.
— Ушёл?
— Ушёл, — кивнул Федя. – Он ещё на моменте, когда ты в пруд упал, ушёл.
— И зачем я тогда утопленника из себя изображал, — пробурчал я.
— Главное, чтобы Лёшке помогло, — сказал Федя, и я с ним мысленно согласился.
В течение следующих дней Лёша беззаботно играл с друзьями. Может, наш спектакль всё-таки помог, а может, Лёша как-то сам повлиял на ситуацию, но Вадика было не видно и не слышно. И хотя от надписи больше не осталось ни следа, каждый раз, проезжая мимо нашего дома, Кирилл и Егор не устают напоминать нам, что именно было написано на заборе. Впрочем, и мы при виде них вспоминаем содержание безграмотной, но весьма чёткой записки.
