Я иду по лесу. Зима. Танцует вьюга.
И в свою сальсу завлекает разум мой.
И мои мысли, отделившись друг от друга,
Со снегом падают и тают над землёй.
Дурная, злостная, ужасная картина.
И мне так страшно раз иной открыть глаза.
Меня сжевала вместе с кровью, проглотила,
Не подавившись, муза прежняя моя.
Моя весна! Но что о ней пишу я?
Банальность образа – бесцветный карнавал.
Дурная рифма подбирается бесшумно,
Под шарфом пряча ослепительный оскал
И насмехаясь надо мной, как над потешным,
Как будто шут я или невесть что.
Весна мне видится печальной, безутешной,
А сам себе я вижусь как ничто.
Пурга бесчинствует. Бежать нет сил и смысла…
В потоке тем дурных теряюсь, как в бреду.
Во рту комок из слов – отвратных, жгучих, кислых,
Что в смеси с воздухом мутируют в абсурд.
Я буду искренним. Писать я разучился.
Мне эту истину поведала метель.
Я стал посмешищем средь дум своих и мыслей,
Я стал посмешищем средь собственных идей!
И мне так страшно. Я не выберусь отсюда.
Мой личный склеп построит для меня пурга.
…Но не способен сдаться я, покуда
Во мне ещё живёт моя весна!
Ведь так строптивы и талант, и вдохновение.
И нет причин ругать себя за грубость строф,
Ведь все идеи, рифмы все придут со временем…
А мой шедевр ещё просто не готов!
И сквозь пургу пустых стихов и их создания,
Когда я понял, что унынье – это грех,
Я слишком поздно прекратил самокопание
И к тому времени уже ушёл под снег…