Когда мир потрясла новость о приближающемся к планете с огромной скоростью метеорите, мама Коли лишь пожала плечами.
— Я давно думала о чем-то таком, — сказала она Коле, когда они сидели на кухне и смотрели телевизор. — Большая комета. Ба-бах! И все кончено. Я думаю об этом с тех пор, как твой папа ушел.
Коля хотел было возразить, что это вовсе не комета, а именно метеорит, ведь есть большая разница — он любил физику и много занимался ей. Однако мама его не слушала: она смотрела на стену и, казалось, чрезвычайно увлеченно о ней думала.
Никто не знал наверняка, куда упадет метеорит. Ученые озвучивали самые разные предположения. Но во многих из них фигурировал город Коли, поэтому большинство жителей поспешили покинуть свои дома. Время приземления метеорита было рассчитано: это должно было произойти сегодня, в субботу, предположительно вечером.
Соседи гремели посудой, суетясь, запихивали в машины набитые блузками и брюками чемоданы. Кричали и бегали вниз и вверх по лестницам. Только Коля с мамой да пара старушек с первого и второго этажей никуда не собирались. Старушки сегодня рано утром пришли к Коле домой и пытались образумить маму:
— Наташенька, мы ладно — если останемся — свое уже пожили… Но ты! Совсем молодая еще! А сынок твой?! О сыне подумай!
Мама, сидя на кухне, пила чай и чуть прикрывала глаза от удовольствия: она очень любила черный с чабрецом.
— Я никуда не поеду. Зачем? Вся жизнь здесь прошла… А Коля?.. Я его пыталась пристроить. Честно. Макушкины с пятого этажа уезжали – я их и попросила взять Колю с собой. Они то взяли, но он сбежал.
На этих словах мама Коли звонко и неприятно рассмеялась. Звук ее громкого, веселого смеха напоминал мелодии бьющейся вдребезги посуды.
— Смотрю – вернулся. Думаю: и что мне теперь с ним делать? — Она потрепала сына по голове и, все еще посмеиваясь, продолжила: — Смелый растёт у меня!
Была какая-то опасная декадентская интонация у этих фраз, и старушки переглянулись. Ушли к себе на нижние этажи и больше не приходили.
Пробило десять часов утра. По субботам в 10.30 в школе обычно проходили занятия шахматного клуба, и Коля был, пожалуй, самым преданным участником этих встреч. Он отправился в шахматный клуб и сегодня.
— Пойду. Я трус, что ли? — думал мальчик, идя наперерез торопящимся машинам с шахматной доской под мышкой, — Всё равно говорят, что метеорит упадет вечером, значит времени предостаточно… Я ведь не зря всю неделю разбирал ферзевый гамбит, я должен сегодня его разыграть! — Коля нетерпеливо дернул железную дверь на себя и поспешил внутрь, — Главное, чтобы кроме меня там был хотя бы еще кто-то. А то играть будет не с кем.
Коле повезло: учитель физики и по совместительству руководитель шахматного клуба Тимофей Олегович тоже решил прийти сегодня на занятие кружка. Мысли Тимофея Олеговича последние время ходили по кругу: “Да, сейчас разумно уехать. Но куда? И, главное, зачем? Меня никто нигде не ждет. Где я ни окажусь, жизнь моя будет всё та же. Из-за ноги меня никуда не возьмут, как после школы не взяли в летное училище, как не взяли потом в серьезную московскую компанию. Мой удел – учитель в провинции. И шахматный кружок для души.”
Тимофей Олегович был молодым человеком двадцати шести лет. Он сильно хромал на левую ногу, к тому же у него было плохое зрение. Однако взгляд его умных больших глаз был ясным и внимательным. Эти глаза были, пожалуй, слишком грустными.
Когда Коля зашел в кабинет, учитель отвлекся от изучения старого номера “Шахматного обозрения” и блеснул очками в сторону мальчика.
— А, Коля, это ты! Проходи, пожалуйста.
Коля снял ветровку, повесил ее на спинку стула и уселся за парту.
— Тимофей Олегович, непривычно как-то в школе. Пусто, тихо, нет никого…
Учитель резким движением захлопнул журнал и по-птичьи наклонил голову вбок:
— Да, ты прав. Зловеще даже. Ты так не думаешь?
Учителю было непонятно, почему этот мальчишка был так дьявольски спокоен. Как ни в чем не бывало пришел играть в шахматы. Зная, что конец совсем близко.
— Да нет, вроде не так уж зловеще. Я давно ожидал чего-то такого, на самом деле, — после небольшой паузы ответил Коля, расставляя фигуры на доске.
Тимофею Олеговичу вспомнились глаза матери Коли, и он легонько тряхнул головой, чтобы прогнать видение. Как-то раз учитель был на родительском собрании и говорил с Натальей Владимировной. Он хотел сказать ей, что у Коли обнаружились исключительные способности в области физики и игры в шахматы. Мама Коли лишь размеренно моргала. Казалось, на дне ее глаз теплилась какая-то мысль, но уловить ее было сложно. А может, никакой мысли и не было вовсе.
Тимофей Олегович прогнал видение, снял очки и стал нервно тереть глаза.
— Что ты имеешь в виду? Как это — ожидал..?
Мальчик покрутил лакированную пешку в пальцах. Немного подумал, прежде чем ответить:
— Я и не знаю, на самом деле. Просто чувствовал не то тревогу, не то тоску. Последние пару лет я жил в странном ожидании чего-то такого… особенного. И вот оно произошло. Теперь все встало на свои места, что ли.
— Я думал, ты расскажешь мне о какой-нибудь научной теории насчет этого метеорита. А ты говоришь о субъективных ощущениях. Превращаешься в гуманитария? — нервно хихикнул учитель.
Коля же скромно помотал головой:
— Ну что вы, я только о физике и шахматах и думаю сейчас. Я, наверное, теперь живу именно так, как и должен был всю жизнь. Спокойно, тихо. Занимаюсь своими делами и ни о чем другом даже не вспоминаю. Может, это произошло потому, что я знаю о скорой катастрофе. Уже как-то все равно, что со мной будет, раз мы и так погибнем. Вот в эти последние дни как раз и можно пожить по-настоящему, в свое удовольствие.
Тимофей Олегович сел напротив мальчика, изо всех сил стараясь скрыть свою растерянность. Он захрустел длинными пальцами, разминая их перед игрой, будто сел за изящное старинное фортепиано, а не за потертую шахматную доску.
— Но ведь ты и до известий о катастрофе знал, что люди смертны, разве нет? Почему тогда тебе было не все равно?
— Ну, не знаю… — ответил мальчик, — Тогда мне думалось, что жизнь длинна и широка, можно кучу всего успеть и много всего повидать. Переживал насчет домашки, олимпиад и всякого такого. Мои успехи могли бы привести меня куда-то. А теперь — когда идти некуда… Зачем нужны успехи? Теперь можно за ними не гнаться. Можно просто… жить.
Первая пешка отправилась вперёд. Тимофей Олегович машинально сделал ответный ход. Он нервно потёр глаза – ещё и голова начинала болеть. Учитель судорожно попытался вспомнить, куда положил таблетки. Игра продолжалась, и Тимофею Олеговичу было неуютно и странно сидеть в полумраке кабинета, в абсолютной тишине.
— И что, тебе совсем не страшно? — спросил учитель. — Мне вот, если честно… тревожно.
— Это глупо, мне кажется, — пожал плечами мальчик, — Так переживать, я имею в виду. И вообще, знаете, у каждого поворота событий свои плюсы.
Тимофей Олегович хотел было спросить, какие же плюсы в том, чтобы быть придавленным к земле огромным космическим телом, однако в этот момент его смартфон разразился звуком уведомления, невероятно громким в тишине пустого класса. Учитель взял телефон. Глаза его вмиг стали еще круглее и больше, чем обычно.
— Коля, нам нужно уходить отсюда. Прямо сейчас.
— Почему? — Мальчик даже не поднял голову, он был слишком увлечен обдумыванием своего следующего хода.
Тимофей Олегович открыл видео из уведомления. Голос диктора был напряженным и встревоженным:
— Граждане, мы ведем прямой эфир из Центра Управления. Срочное объявление: траектория движения метеорита серии LL5 претерпела внезапное изменение, и теперь он упадет на землю нашего края гораздо раньше, чем мы ожидали. Граждане, у вас есть всего двадцать минут, чтобы покинуть районы Новопетровский, Рождественский и Васильевский… Вы должны немедленно…
Учитель дернулся всем телом и чуть не выронил телефон.
— Васильевский! Это же наш! Вставай, нужно срочно бежать. Поймаем попутку и уедем в другой район. Куда угодно!
— Но мы же не доиграли партию!
— Это сейчас неважно! Как же ты не понимаешь? — схватился за голову Тимофей Олегович. — Мы потом доиграем, ладно? А теперь вставай и беги со всех ног к выходу!
Коля даже не шевельнулся.
— Мы не доиграли партию. Я никуда не пойду. — Мальчик вцепился руками в столешницу, не желая двигаться с места.
Тимофей Олегович не стал продолжать разговор, схватил мальчишку и забросил себе на плечо. Вместе со своей ношей учитель понесся по коридору, попутно заглядывая в классы — вдруг там остался еще кто-то — может, еще какой-то упрямый философ-шестиклассник, отказывающийся покинуть здание. Но везде было пусто, ни одного человека в школе больше не было. Коля сопротивлялся, пинался, но не очень сильно — он помнил, что у Тимофея Олеговича была больная нога, и не хотел травмировать его еще больше.
— Отпустите! Я знал, как победить, и победил бы! Мы бы могли просто доиграть! Куда вы бежите?!
Учитель оставил все восклицания Коли без ответа. Его мозг скрипел от напряжения, необходимо было разработать быстрый и действенный план по спасению себя и ученика.
— Ну ладно! Отпустите только! Я не убегу, честное слово. Я могу и сам идти! — кричал Коля, болтаясь на плече Тимофея Олеговича.
Учитель на бегу поставил Колю на ноги, но тут же крепко схватил его за шиворот, как беспомощного новорожденного щенка. В мыслях Тимофея Олеговича пронеслось спешное удивление собственной силе, непонятно откуда взявшейся.
Тимофей Олегович стал оглядываться, не проезжает ли хоть какая-нибудь машина. Но на улице было тихо и пусто. Мимо прошла серая кошка, которая будто оглядывалась и искала что-то. Она остановилась напротив дуэта горе-шахматистов и села на асфальт, размеренно покачивая хвостом. Тимофей Олегович взял ее на руки и сунул под мышку, чтобы не выпускать из правой руки ворот Колиной рубашки.
— Что ты, лохматая, тоже боишься? Ничего, сейчас мы найдем подмогу. Кто-то обязательно проедет мимо, и мы…
— Тимофей Олегович… — Коля дернул учителя за рукав и кивнул в сторону неба, — Уже поздно. Смотрите, — огромный горящий шар с устрашающей скоростью несся прямо на них.
Учитель прижал мальчишку и кошку к себе, закрывая глаза, и стал вспоминать, как протекла вся его жизнь в этом маленьком городке. Жизнь, которую сам он всегда считал глупой и бестолковой. Но сейчас, в эту секунду Тимофей Олегович ясно ощутил, как же счастлив он бы был еще хотя паре минуток жизни… Просто жизни, обычной, каждодневной.
Вот бы еще раз сходить на речку за большой дорогой, съесть яблоко, увидеть большую птицу! Услышать голос бабушки. Она бы точно сказала что-то мудрое, а, может, вообще ничего бы не сказала — провела морщинистой и теплой рукой по щеке внука. Но ничего этого больше не будет. Впереди только темная пустота, вакуум. Коля мелко затрясся, и Тимофей Олегович понял, что мальчика посетили похожие мысли. “Ну наконец-то он понял, — пронеслось в голове у учителя, — хоть и слишком поздно.” Додумать свою мысль Тимофей Олегович не успел — раздался оглушительный звук взрыва, в глазах встало единое белое пятно, а окружающие предметы стали неразличимы. Очки Тимофея Олеговича упали на асфальт. “А я даже не успел попробовать папайю…” — пронеслась в голове неуместная, но все же досадная мысль.
Мир вдруг перестал быть слышен вовсе. Шли секунды, растянувшиеся будто на целые десятилетия. Вязкий, всепоглощающий страх окутал внутренности.
Голова чувствовалась пустой и тяжелой – ни мыслей, ни эмоций. Спустя долгое, гнетущее мгновение голова и вовсе перестала ощущаться, словно ее и не было вовсе . “Странно, — подумалось Тимофею Олеговичу, — Говорят, что мозг перед смертью работает в разы быстрее, чем обычно. Ошибка?”.
У Коли внутри тоже царила пугающая пустота. Ему почему-то представился старинный метроном, который стоял дома на мамином пианино. Метроном стучал размеренно и скорбно.
И вдруг в ушах зазвенело отчетливо и звонко. А глаза… открылись.
Вокруг стояла ужасная пыль. Тимофей Олегович и Коля закашлялись, а кошка громко чихнула. Учителю было странно, что они все еще могут что-то видеть и чувствовать, ведь, следовательно всем известным ему законам физики и биологии, всё уже должно было быть кончено. Постепенно пыль улеглась. Дома стояли целые и невредимые, во всем близлежащем ландшафте нельзя было заметить никаких изменений. Коля недоуменно смотрел на небо.
— Что это с ним? — спросил мальчик.
— С кем?.. с чем?- просипел Тимофей Олегович.
— С метеоритом!
Тимофей Олегович снял очки и зачем-то вытер их тряпочкой. Его пальцы тряслись от пережитого ужаса, и он с трудом преодолел невыносимое желание разрыдаться. Постепенно, очень медленно и осторожно приходило понимание, что самое страшное не подтвердилось. Расчеты специалистов оказались ошибочными. Что-то пошло не так, и это “что-то не так” и спасло их.
Тимофей Олегович откашлялся и сказал в своей привычной учительской манере, как если бы сейчас был не день потенциального апокалипсиса, а обыкновенный урок в школе:
— Он, наверное, сгорел. Когда метеорит входит в атмосферу, он сталкивается с плотными слоями воздуха, это вызывает трение и нагрев. Этот процесс приводит к тому, что метеорит может сильно раскалиться и, в зависимости от его размера и скорости, полностью испариться или распасться на более мелкие части.
Тимофей Олегович неторопливо подбирал слова, стараясь быть убедительным.
— Помнишь, диктор сказал, что произошло резкое изменение траектории метеорита. Это изменение, наверное, повлияло на скорость вхождения метеорита в атмосферу, на угол входа… И вместо того, чтобы убить нас, шарик просто сгорел.
— Тогда это значит… Мы будем жить? Больше никакой опасности? — С надеждой в глазах спросил Коля.
Кошка, которую все еще крепко сжимал в руках Тимофей Олегович, с громким “мяу” спрыгнула на землю и горделиво уселась на асфальт, почесывая лапой ухо.
— Природа этого метеорита для меня не ясна до конца… Его характер появления, вся эта пыль и звуки — такое ученые пока не изучали. Но, смею предположить, да, больше никакой опасности, — сказал учитель.
Коля хотел было что-то ответить, но, видимо, так и не смог подобрать слова, у него всё не получалось вернуть своей речи присущую ей логику и серьезность. Мальчик подошел к Тимофею Олеговичу, и, почувствовав себя старше, чем он был полчаса назад, пожал учителю руку.
— Я к маме побегу, — сказал Коля, — Она перепугалась, наверное.
— Беги, — ответил Тимофей Олегович. Его лицо окрасила легкая улыбка.
И Коля понесся к своему дому, скрылся за поворотом. Необыкновенная тишина стояла вокруг. Кошка опять громко мяукнула и поспешила к входу в подвал соседнего дома. Тимофей Олегович размял плечи. В голове снова стало тихо и спокойно, но страшно от этого вовсе не было. На сей раз это было успокоение не смерти, а чего-то совсем другого.
Он пошел к супермаркету, который располагался неподалеку. Внутри магазина не было ни души: ни продавцов, ни покупателей. Тимофей Олегович взял с прилавка папайю в консервной банке. Заодно захватил в бытовом отделе консервный нож. Он оставил на кассе купюру, надеясь, что вернувшиеся работники не заподозрят его в краже.
Тимофей Олегович вышел из магазина и сел на каменных ступеньках. Немного повозившись с банкой, чертыхаясь, все же вскрыл ее и стал есть папайю прямо руками из банки. В другой раз он бы достал салфетки, вилку, нож – но сейчас все это было так далеко и так неважно, мелко… Он только смотрел на облака, на деревья, так размеренно и легко колыхавшиеся. По рукам тек липкий, сладкий сироп. “Вкусно,” — подумалось Тимофею Олеговичу.
Он встал на ноги и пошел домой.
