XII Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

ШРАМЫ НА ЗЕМЛЕ

«Мы живы! Дух народа не угас!

Не предавайтесь, люди, суесловью!

Мать белым молоком поила нас,

История всегда поила кровью!»

поэт Лоик Шерали

Данный рассказ я посвятила своим прапрадедам в канун 80-летия Дня Победы Великой Отечественной войны. Один мой прапрадед прошел две войны : с 1939 года — финскую и с 1941 по 1943 г. — Великую отечественную войну. Вернулся с ранениями. Умер в 1971 году, отказавшись ампутировать раненую ногу. События, описанные мною в рассказе, не связаны с его биографией.

Лето. 1943 год.

Еще вчера над этим полем светило солнце. Его лучи тянулись к земле, пробегая по высокой траве. Ветер гулял между деревьями, шепча что-то в листве, а воздух был насыщен запахами дождя и ароматным благоуханием полевых цветов. Птицы рассекали небо до того чисто-голубое, словно море с плывущими как корабли облаками. И казалось, что этот миг вечен и безмятежен.

А затем пришли люди, которым так нужно было поделить этот мир и никто уже не ставил цели сохранить эту первозданную красоту. Ведь, как говорят политики, цель оправдывает средства. Война оправдывает все, что разрушает на своем пути…

Солнце больше не согревало лица людей, оно тонуло в густом и черном дыму пожарищ, ветер больше не шептал, а метался между руинами и выл словно осиротевший ребенок… Только Земля оставалась прежней. Она принимала всех, кто мечтал вернуться домой, и тех, кто уже не мог.

Теперь, в протоптанном грязном окопе поселился страх людской. И я, словно дворняга, провинившаяся перед хозяином, отчаянно желаю вернуться домой. Рядом со мной кто-то, лежа в грязи и пыли, источая от своего полуистлевшей шинели кислый смрад, брезгливо вытирал кровь врага, с такой энергией и упрямством, что казалось, он готов стереть даже свою кожу. Кто-то расплылся на земле студнем, не шевелясь, а только хрипя и булькая нутром, словно кипящий титан. Кто-то торопясь, заливал в себя из потемневшей фляжки спирт. Спирт павшего товарища. Лишь бы заглушить звериный голод и отчаяние. Больше всего походили на людей лишь те, кто уже был не с нами. Смерть была рядом. Они спокойно лежали, словно просто спали. А молодой офицер взвода, находившийся в окопе вместе с нами, поджидая свой конец, долго смотрел в небо и наконец изрек то ли нам, то ли самому себе, то ли равнодушному небу: «Когда это все закончиться…Когда мои муки сойдут на нет… Когда…»

Долго выдержать его мучений я не мог. Глубоко дыша, словно проветривая все закоулки своей отравленной души, убежал оттуда , что есть мочи. Бежал без оглядки. Туда, где была нормальная жизнь, где мама по ночам напевала колыбельную, где отец обучил всему, что знал, где проходили мои игры , болтовни и смеха наполненные. Хотелось попасть только туда, в деревушку свою, полную жизни когда-то, очень хотелось. До безумия. Вновь вдохнуть свежий утренний ветерок в туманном рассвете нашего бескрайнего поля, ощутить ногами росу на траве, щекотание носа от лучей солнца. Слезы текли и текли по лицу, предательски не прерывая свои русло.

Я бегу. Бегу. Воздух звенит от рева выстрелов и взрывов. Я спотыкаюсь, падаю, поднимаюсь… Снова и снова бегу. Дыхание рваное, в ушах звон. Где-то справа взорвался снаряд. И я, нелепо спотыкаясь, падаю. Вжимаюсь в землю, как будто могу спрятаться, как когда-то в маминых объятиях. Кровь стучит в висках, а в голове продолжает крутиться только одно: «Нельзя останавливаться! Нельзя оставаться здесь, на этой голой и разорванной земле. Нельзя! Я не могу …» Как вдруг сзади меня разрывается очередной снаряд. Взрывная волна словно вихрь подхватывает меня, швыряет в воздух и на мгновенье меня полностью оглушает и ослепляет. Земля ушла из-под ног. Время замерло. Все замедлилось. Лишь пронзительный звон наполнил все вокруг. Затем я почувствовал запах земли. Встать не могу, а время растягивается словно густой туман. Каждая секунда — вечность, застывшая в пламени. Я ударил себя по щеке, заставляя себя сопротивляться и наконец подняться. Пытаясь резко встать, согнулся попалам от резкой боли. Молниеносно устремив свой взор на ногу, я обомлел. Кровь льется густыми потоками, ткань разорвана, кожа и мышцы превращены в месиво. Боль была невыносимой до такой степени, что хотелось себя поскорее задушить. Острая жгучая боль везде, она отдается в позвоночник, сдавливает грудь. Хотелось кричать, но я просто зажал свой рот обеими руками, крепко сжимая. Я понимал, что со мной расправятся, если обнаружат не только фашисты, но и свои, расстреляют как предателя Родины. Я не мог этого допустить и, пересилив себя, вновь поднялся. Страх погнал меня дальше. Взяв винтовку, которая заменила трость, да и левую ногу в целом, я продолжил свой путь. Каждый шаг доставлял нестерпимую боль, но я отчаянно продолжал хвататься за свою жизнь. Как вдруг что-то холодное схватило мою почти мертвую ногу. Я сжал винтовку еще крепче в своих и так дрожащих от страха руках, едкий пот полился с лица, весь трясущийся, опустил свой взгляд вниз. И сердце мое сжалось от ужаса. Передо мной человек, если его можно еще так назвать. Он весь измазан в грязи и крови, лицо бледное, губы едва шевелятся в попытках издать хоть какой-то звук. Он не просит о помощи, просто держит меня. Он что-то пытается говорить, и каждое слово дается ему с трудом. Но я понимал, что он говорит. В детстве мы часто играли с ребятами игру, пытались читать слова по губам, беззаботно смеясь, когда ошибались. А теперь это вовсе не игра. Теперь это единственный способ узнать, что говорит умирающий: «П..по…помоги, я …я хо…чу… домой… Не … бро…сай… ме…ня…» Лицо мое моментально исказилось от горечи и осознания того, что мне придется оставить бедолагу здесь умирать. Я не могу его взять с собой. Возьму, умрем оба. С такой ногой я не смогу ему помочь выбраться . Я не могу…

Его пальцы вцепились мне в ногу. Слабо, но настойчиво, словно тонущий хватается за последнюю соломинку. Пальцы рук были его ледяными и липкими от крови. Я чувствую как он дергает меня своей израненной рукой, умоляя не покидать. Его губы продолжают шевелиться, но слов уже не разобрать. Он отчаянно старается что-то мне сказать, но вдруг захлебывается. Резкий спазм сотрясает его тело и изо рта выплескивается густая кровь, она вырывается резким кашлем, брызгая на землю, стекая по подбородку. Он захлебывается в собственной крови. Пытается вдохнуть, но безуспешно. Пальцы все еще цепляются за ногу, дрожат, ослабевают. Я стою еще какое-то время, а потом медленно, почти осторожно разжимаю его хватку, отшатываюсь назад. Глаза его мечутся и было понятно, что он еще думает, не давая ни единой секунды себе, а затем он трясущимися руками нащупывает с рядом лежащим трупом пистолет. Я продолжаю наблюдать за ним, он хватает рукоять пистолета, прижимает к виску дуло, пальцы его скользят по холодному металлу, но он сжимает рукоять крепче, стиснув зубы, на секунду замирает, тяжело дыша. Вдох-выдох, вдох-выдох… А потом мгновенным движением нажал на спусковой крючок. Его голова запрокинулась, а рука безжизненно упала на землю, выронив пистолет из рук. А я с животным ужасом поворачиваюсь и бегу. Не оборачиваясь.

Лето. 2013 год. Сегодня над этим полем опять светило солнце. Его лучи тянулись к земле, пробегая по высокой траве. Ветер гулял между деревьями, шепча что-то в листве, а воздух был насыщен запахами дождя и ароматным благоуханием полевых цветов. Птицы рассекали небо до того чисто голубое, словно море с плывущими как корабли облаками. И казалось, что этот миг вечен и безмятежен.

Прошли годы и шрамы на земле затянулись, словно овраги, созданные природой, они сейчас естественны и покрыты зеленым ковром. Но Земля все помнит, ведь она всегда была единственным свидетелем бесконечного ужаса и страха исковерканных судеб людей.

Автор: Кенжебаева Айша Аленовна.

г.Астана, 2025 год.