Голубые вершины гор стремились к небу, капли дождя падали в длинные каналы, и старик Лафардж и его жена вышли из дома.
— Первый дождь в этом сезоне,- заметил Лафардж.
— Замечательно,- ответила его жена.
— И правда.
Они затворили дверь. Внутри они, дрожа от холода, грели руки над огнем. Вдалеке за окном они видели мерцание дождя по краям от ракеты, на которой они покинули Землю.
— Я жалею только об одном, — вздохнул Лафардж, глядя на свои руки.
— О чем же? — спросила жена.
— Если бы только Том был с нами.
— Ну вот опять!.
— Прости, я не заговорю об этом больше.
— Мы прилетели сюда, чтобы спокойно жить в старости, не думать о Томе. Он мертв уже так давно, мы должны попытаться забыть его и все, что было на Земле.
— Ты права, — ответил он и протянул руки к теплу. Он смотрел на огонь. Я не заговорю об этом больше. Просто я скучаю по поездкам в Грин Лон парк каждое воскресенье, чтобы положить цветы на его могилу. Это была наша единственная возможность встретиться с ним.
Голубой дождь мягко стучал по крыше дома.
В девять часов они легли и сразу же уснули, рука в руке, ему пятьдесят пять, ей шестьдесят, в кромешной темноте, под шум капель.
— Анна?- прошептал Лафардж, дрожа.
— Да? — ответила она.
— Ты слышала что-нибудь?
Они вместе прислушались к звукам дождя и шуму ветра.
— Ничего, — наконец сказала она.
— Кто-то свистит.
-Нет, я ничего не слышу.
-Я схожу проверю.
Он надел халат и пошел к двери. Колеблясь, он открыл дверь пошире, и холодный дождь попал на его лицо. Ветер завывал.
На крыльце стояла маленькая фигура.
Гроза трещиной разошлась по небу, и вспышка света озарила лицо, смотрящее на Лафарджа.
-Кто там? — спросил Лафардж.
Ответа нет.
-Кто это? Чего ты хочешь?!
Ни слова.
Он чувствовал себя уязвимым и уставшим, оцепеневшим.
— Кто ты?! – воскликнул он.
Его жена подошла и взяла его за руку.
— На кого ты кричишь?
— Маленький мальчик стоит во дворе и не отвечает!- ответил он, дрожа.- Он выглядит как Том!
-Ложись спать, тебе привиделось.
— Но он же здесь, посмотри сама.
Он сильнее раскрыл дверь, чтобы она все увидела собственными глазами. Ледяной ветер дул в лицо, дождь превращал землю в грязь, а фигура продолжала смотреть c отрешенным взглядом. Женщина бросилась к дверному проему.
-Уходи!- крикнула она, махнув рукой. — Уходи!
-Разве он не похож на Тома?- спросил мужчина.
Фигура не шелохнулась.
-Мне страшно,- сказала она. — Запри дверь и пошли спать. Я ничего не могу с этим поделать.
Она исчезла, стеная про себя.
-Том, — мягко позвал мужчина, — Том, если это ты, если каким-то образом это ты, я оставлю дверь незапертой. И если ты замерз и хочешь согреться, входи и ложись у камина, там есть пара меховых ковриков.
Он прикрыл, но не запер дверь.
Жена услышала, что он вернулся и содрогнулась.
-Ужасная ночь, я чувствую себя такой старой.
-Тише, тише,- успокоил он и взял ее за руку, — давай спать.
Спустя пару минут она уснула. А затем, он услышал, как тихонько приоткрылась входная дверь, дождь и ветер вошли, и дверь закрылась. Он слышал мягкие шаги и легкое дыхание. «Том», — успокоился он. Молния сверкнула и разбила темноту пополам.
Утром солнце ярко светило. Мистер Лафардж вошел в гостиную и быстро ее осмотрел. Она была пуста. Лафардж вздохнул. « Я старею», — подумал он. Он вышел к каналу, чтобы набрать чистой воды. Перед дверью он практически сбил с ног Тома, держащего в руках ведро, уже наполненное до краев.
— Доброе утро, Отец!
— Доброе, Том.
Мужчина отошел в сторону. Мальчик, босоногий, поспешил в комнату, поставил ведро и обернулся, улыбаясь.
— Сегодня хороший день!
-Да, так и есть, — ответил старик недоверчиво. Мальчик вел себя так, как будто ничего удивительного не происходило. Он начал умываться. Мужчина сделал шаг.
— Том, как ты попал сюда? Ты жив?
— Где же мне еще быть?
— Но, Том, Грин Лон Парк, каждое воскресение, цветы и…- ему пришлось сесть. Мальчик подошел, встал перед ним и взял его за руку. Лафардж чувствовал тепло его пальцев, их реальность.
— Ты действительно здесь, это не сон?
— Ты же хочешь, чтобы я был здесь, правда? — мальчик выглядел взволнованным.
— Конечно, Том!
— Тогда зачем ты задаешь вопросы? Прими меня!
— Но твоя мать будет потрясена…
— Не волнуйся об этом. Этой ночью я пел для вас, это помогло вам принять меня, особенно ей. Я знаю, что такое потрясение. Подожди, пока она придет, и ты увидишь.
Он рассмеялся, его кудрявые волосы цвета меди растрепались. Его глаза были синие и ясные.
— Доброе утро, Лаф, Том,- мать вышла из комнаты, собирая волосы в пучок,- разве не чудесный день?
Том обернулся и рассмеялся, глядя на отца.
— Видишь?
Они съели вкусный завтрак, все вместе, втроем, в тени дома. Миссис Лафардж нашла старую бутылку вина из одуванчиков, и они вместе выпили ее. Мистер Лафардж никогда не видел свою жену такой счастливой. Если у нее были сомнения насчет Тома, она их не озвучивала. Для нее все было нормально. И становилось таким для него самого.
Пока мать мыла посуду, Лафардж наклонился к сыну и тихо спросил:
— Сколько тебе, Том?
— Как будто ты не знаешь, Отец. Четырнадцать, разумеется.
— Но кто же ты? Ты не Том, но ты кто-то. Кто же?
— Не надо, — он испуганно закрыл лицо руками.
— Ты можешь мне сказать,- ответил старик, — я пойму. Ты ведь марсианин? Я слышал истории о марсианах, но не никогда их не встречал. Рассказы о том, что их осталось мало, и что они приходят к нам как земляне. Это похоже на тебя – ты Том, но ты не он.
— Почему ты не можешь принять меня и прекратить эти разговоры? – воскликнул мальчик. Его руки полностью закрывали лицо.
— Не сомневайся, пожалуйста, не сомневайся во мне!
Он вскочил из-за стола.
-Вернись, Том!
Но подросток уже бежал вдоль канала прямо к далекому городу.
-Где Том? – спросила Анна, вошедшая в комнату. – Ты сказал что-то неприятное?
— Анна, — произнес он, держа ее за руку. – Ты помнишь о Грин Лон Парке, цветах и о том, что у Тома была пневмония?
— О чем ты говоришь? – рассмеялась она.
— Не важно, — тихо ответил он.
На краю канала после побега Тома поднялась пыль. Вечером с заходом солнца он вернулся. Мальчик с сомнением посмотрел на отца.
— Ты собираешься что-то спрашивать?
— Никаких вопросов.
Том ярко улыбнулся.
— Отлично.
— Где ты был?
— Рядом с городом. Я мог не вернуться. Меня почти, — он задумался в поиске нужного слова,- поймали.
— Что значит «поймали»?
— Я наткнулся на дом около канала, меня почти догнали, поэтому я мог никогда не вернуться. Я не знаю, как объяснить тебе, это невозможно, даже я сам не понимаю. Это страшно, не хочу говорить об этом.
— Тогда не будем. Марш мыть руки, время ужина.
Мальчик ушел. Примерно через десять минут по безмятежной глади канала приплыла лодка. Высокий худощавый мужчина с черными волосами неторопливо греб.
— Добрый вечер, Лафардж, — произнес он, останавливая лодку.
— Добрый, Соул. Какие новости?
— Удивительные новости. Ты знаешь того парня, его зовут Номланд, который живет вниз по каналу в своей лачуге?
Лафардж замер.
— Да.
— Ты знаешь, что он сделал?
— Слухи говорят, что он покинул Землю, потому что убил человека.
Соул наклонился, испытующе глядя на Лафарджа.
— Ты помнишь имя этого человека?
— Вроде Джилингс?
— Верно. Так вот, примерно два часа назад Номланд прибежал в город и начал кричать о том, что он видел Джилингса живым, здесь, на Марсе, сегодня вечером! Он пытался убедить посадить себя в тюрьму, потому что там ему безопаснее, но никто этого не сделал, поэтому он вернулся домой и двадцать минуть назад, когда я узнал об этом, вышиб себе мозги. Я только что оттуда.
— Ну и ну.
— Чего только не бывает,- сказал Соул. – Что ж, спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
И лодка уплыла по прозрачным водам канала.
— Еда готова, — позвала миссис Лафардж.
Мужчина сел за стол и, держа в руке нож, посмотрел на Тома.
— Том, — сказал он, — что ты сегодня делал?
— Ничего, — ответил он с набитым ртом, — а что?
— Просто интересно.
Старик приступил к ужину.
Вечером Миссис Лафардж решила сходить в город.
— Мы там так давно не были,- убеждала она.
Но Том отказывался.
— Я боюсь идти в город,- сказал он,- там люди. Я не хочу.
— Что за детские разговоры,- ответила Анна.- Я не собираюсь это слушать. Ты идешь. Я так сказала.
— Анна, если он не хочет…- начал Лафардж.
Но она не стала его слушать. Анна потянула их к лодке, и они поплыли под вечерними звездами. Том лежал на спине с закрытыми глазами, было невозможно понять, спит ли он. Мужчина задумчиво смотрел на него. «Кто же это, — думал он, — существо, нуждающееся в любви так же, как и мы? Кто он и что он? Одинокий странник, пришедший к землянам, принявший голос и лицо воспоминания, стоящий среди нас, наконец принятый и любимый? С какой он горы, из какой пещеры, представитель какой расы, оставшейся в этом мире, когда прибыли ракеты с Земли?» Старик покачал головой. Это невозможно узнать. Это, несмотря ни на что, был Том. Лафардж взглянул на город и поморщился, но его мысли вернулись к Анне и Тому снова, и он решил: «Возможно, пытаться удержать Тома хоть еще чуть-чуть неправильно, когда понятно, что из этого не выйдет ничего, кроме проблем и беспокойств, но как мы можем отпустить того, кого ждали больше всего на свете, даже если он останется лишь на день и покинет нас, делая пустоту глубже, темноту страшнее, а дождливые ночи еще холоднее? Проще отнять у нас кусок плоти, чем его». И он посмотрел на безмятежно спящего мальчика.
Его терзали кошмары.
— Люди, — бормотал он во сне, — меняюсь и меняюсь. В ловушке.
— Тише, тише, — Лафардж провел рукой по его волосам, и Том успокоился.
Лафардж помог жене и сыну спуститься с лодки.
— Вот мы и на месте!
Анна улыбнулась, смотря на яркие огни города и прислушиваясь к музыке, звучащей отовсюду: из домов, граммофонов и фортепиано. Она глядела на пары, идущие рука в руке по переполненной улице.
— Лучше бы я остался дома, — произнес Том.
— Ты никогда так себя не вел, — ответила мать, — тебе всегда нравились субботние вечера в городе.
— Будь рядом со мной, — прошептал Том, — я не хочу, чтобы меня поймали.
Анна это услышала.
— Прекрати это! Идем.
Мальчик взял Лафарджа за руку. Старик сжал ее.
— Я буду с тобой, малыш Томми, — он смотрел на оживленную толпу, и волнение охватывало и его, — мы ненадолго.
— Чепуха, мы остаемся на весь вечер, — сказала Анна.
Они перешли улицу. Навстречу им, пошатываясь, вышли трое пьяных мужчин. Началась путаница и толкучка, а затем Лафардж замер. Тома не было…
The blue mountains lifted into the rain and the rain fell down into the long canals and old LaFarge and his wife came out of their house to watch.
“First rain this season,” LaFarge pointed out.
“It’s good,” said his wife.
“Very welcome.”
They shut the door. Inside, they warmed their hands at a fire. They shivered. In the distance, through the window, they saw rain gleaming on the sides of the rocket which had brought them from Earth.
“There’s only one thing,” said LaFarge, looking at his hands.
“What’s that?” asked his wife.
“I wish we could have brought Tom with us.”
“Oh, now, Lafe!”
“I won’t start again; I’m sorry.”
“We came here to enjoy our old age in peace, not to think of Tom. He’s been dead so long now, we should try to forget him and everything on Earth.”
“You’re right,” he said, and turned his hands again to the heat. He gazed into the fire. “I won’t speak of it any more. It’s just I miss driving out to Green Lawn Park every Sunday to put flowers on his marker. It used to be our only excursion.”
The blue rain fell gently upon the house.
At nine o’clock they went to bed and lay quietly, hand in hand, he fifty-five, she sixty, in the raining darkness.
“Anna?” he called softly.
“Yes?” she replied.
“Did you hear something?”
They both listened to the rain and the wind.
“Nothing,” she said.
“Someone whistling,” he said.
“No, I didn’t hear it.”
“I’m going to get up to see anyhow.”
He put on his robe and walked through the house to the front door. Hesitating, he pulled the door wide, and rain fell cold upon his face. The wind blew.
In the dooryard stood a small figure.
Lightning cracked the sky, and a wash of white color illumined the face looking in at old LaFarge there in the doorway.
“Who’s there?” called LaFarge, trembling.
No answer.
“Who is it? What do you want!”
Still not a word.
He felt very weak and tired and numb. “Who are you?” he cried.
His wife entered behind him and took his arm. “Why are you shouting?”
“A small boy’s standing in the yard and won’t answer me,” said the old man, trembling. “He looks like Tom!”
“Come to bed, you’re dreaming.”
“But he’s there; see for yourself.”
He pulled the door wider to let her see. The cold wind blew and the thin rain fell upon the soil and the figure stood looking at them with distant eyes. The old woman held to the doorway.
“Go away!” she said, waving one hand. “Go away!”
“Doesn’t it look like Tom?” asked the old man.
The figure did not move.
“I’m afraid,” said the old woman. “Lock the door and come to bed. I won’t have anything to do with it.”
She vanished, moaning to herself, into the bedroom.
The old man stood with the wind raining coldness on his hands.
“Tom,” he called softly. “Tom, if that’s you, if by some chance it is you, Tom, I’ll leave the door unlatched. And if you’re cold and want to come in to warm yourself, just come in later and lie by the hearth; there’s some fur rugs there.”
He shut but did not lock the door.
His wife felt him return to bed, and shuddered. “It’s a terrible night. I feel so old,” she said, sobbing.
“Hush, hush,” he gentled her, and held her in his arms. “Go to sleep.”
After a long while she slept.
And then, very quietly, as he listened, he heard the front door open, the rain and wind come in, the door shut. He heard soft footsteps on the hearth and a gentle breathing. “Tom,” he said to himself,
Lightning struck in the sky and broke the blackness apart.
In the morning the sun was very hot.
Mr. LaFarge opened the door into the living room and glanced all about, quickly.
The hearthrugs were empty.
LaFarge sighed. “I’m getting old,” he said.
He went out to walk to the canal to fetch a bucket of clear water to wash in. At the front door he almost knocked young Tom down carrying in a bucket already filled to the brim. “Good morning, Father!”
“Morning Tom.” The old man fell aside. The young boy, barefooted, hurried across the room, set the bucket down, and turned, smiling. “It’s a fine day!”
“Yes, it is,” said the old man incredulously. The boy acted as if nothing was unusual. He began to wash his face with the water.
The old man moved forward. “Tom, how did you get here? You’re alive?”
“Shouldn’t I be?” The boy glanced up.
“But, Tom, Green Lawn Park, every Sunday, the flowers and…” LaFarge had to sit down. The boy came and stood before him and took his hand. The old man felt of the fingers, warm and firm. “You’re really here, it’s not a dream?”
“You do want me to be here, don’t you?” The boy seemed worried.
“Yes, yes, Tom!”
“Then why ask questions? Accept me!”
“But your mother; the shock…”
“Don’t worry about her. During the night I sang to both of you, and you’ll accept me more because of it, especially her. I know what the shock is. Wait till she comes, you’ll see.” He laughed, shaking his head of coppery, curled hair. His eyes were very blue and clear.
“Good morning, Lafe, Tom.” Mother came from the bedroom, putting her hair up into a bun. “Isn’t it a fine day?”
Tom turned to laugh in his father’s face. “You see?”
They ate a very good lunch, all three of them, in the shade behind the house. Mrs. LaFarge had found an old bottle of sunflower wine she had put away, and they all had a drink of that. Mr. LaFarge had never seen his wife’s face so bright. If there was any doubt in her mind about Tom, she didn’t voice it. It was completely natural thing to her. And it was also becoming natural to LaFarge himself.
While Mother cleared the dishes LaFarge leaned toward his son and said confidentially, “How old are you now, Son?”
“Don’t you know, Father? Fourteen, of course.”
“Who are you, really? You can’t be Tom, but you are someone. Who?”
“Don’t.” Startled, the boy put his hands to his face.
“You can tell me,” said the old man. “I’ll understand. You’re a Martian, aren’t you? I’ve heard tales of the Martians; nothing definite. Stories about how rare Martians are and when they come among us they come as Earth Men. There’s something about you — you’re Tom and yet you’re not.”
“Why can’t you accept me and stop talking?” cried the boy. His hands completely shielded his face. “Don’t doubt, please don’t doubt me!” He turned and ran from the table.
“Tom, come back!”
But the boy ran off along the canal toward the distant town.
“Where’s Tom going?” asked Anna, returning for more dishes. She looked at her husband’s face. “Did you say something to bother him?”
“Anna,” he said, taking her hand. “Anna, do you remember anything about Green Lawn Park, a market, and Tom having pneumonia?”
“What are you talking about?” She laughed.
“Never mind,” he said quietly.
In the distance the dust drifted down after Tom had run along the canal rim.
At five in the afternoon, with the sunset, Tom returned. He looked doubtfully at his father. “Are you going to ask me anything?” he wanted to know.
“No questions,” said LaFarge.
The boy smiled his white smile. “Swell.”
“Where’ve you been?”
“Near the town. I almost didn’t come back. I was almost” — the boy sought for a word — “trapped.”
“How do you mean, «trapped»?”
“I passed a small tin house by the canal and I was almost made so I couldn’t come back here ever again to see you. I don’t know how to explain it to you, there’s no way, I can’t tell you, even I don’t know; it’s strange, I don’t want to talk about it.”
“We won’t then. Better wash up, boy. Suppertime.”
The boy ran.
Perhaps ten minutes later a boat floated down the serene surface of the canal, a tall lank man with black hair poling it along with leisurely drives of his arms. “Evening, Brother LaFarge,” he said, pausing at his task.
“Evening Saul, what’s the word?”
“All kinds of words tonight. You know that fellow named Nomland who lives down the canal in the tin hut?”
LaFarge stiffened. “Yes?”
“You know what sort of rascal he was?”
“Rumor had it he left Earth because he killed a man.”
Saul leaned on his wet pole, gazing at LaFarge. “Remember the name of the man he killed?”
“Gillings, wasn’t it?”
“Right. Gillings. Well, about two hours ago Mr. Nomland came running to town crying about how he had seen Gillings, alive, here on Mars, today, this afternoon! He tried to get the jail to lock him up safe. The jail wouldn’t. So Nomland went home, and twenty minutes ago, as I get the story, blew his brains out with a gun. I just came from there.”
“Well, well,” said LaFarge.
“The darnedest things happen,” said Saul. “Well, good night, LaFarge.”
“Good night.”
The boat drifted on down the serene canal waters.
“Supper’s hot,” called the old woman.
Mr. LaFarge sat down to his supper and, knife in hand, looked over at Tom. “Tom,” he said, “what did you do this afternoon?”
“Nothing,” said Tom, his mouth full. “Why?”
“Just wanted to know.” The old man tucked his napkin in.
At seven that night the old woman wanted to go to town. “Haven’t been there in months,” she said. But Tom desisted. “I’m afraid of the town,” he said. “The people. I don’t want to go there.”
“Such talk for a grown boy,” said Anna. “I won’t listen to it. You’ll come along. I say so.”
“Anna, if the boy doesn’t want to…” started the old man.
But there was no arguing. She hustled them into the canalboat and they floated up the canal under the evening stars, Tom lying on his back, his eyes closed; asleep or not, there was no telling. The old man looked at him steadily, wondering. Who is this, he thought, in need of love as much as we? Who is he and what is he that, out of loneliness, he comes into the alien camp and assumes the voice and face of memory and stands among us, accepted and happy at last? From what mountain, what cave, what small last race of people remaining on this world when the rockets came from Earth? The old man shook his head. There was no way to know. This, to all purposes, was Tom.
The old man looked at the town ahead and did not like it, but then he returned to thoughts of Tom and Anna again and he thought to himself: Perhaps this is wrong to keep Tom but a little while, when nothing can come of it but trouble and sorrow, but how are we to give up the very thing we’ve wanted, no matter if it stays only a day and is gone, making the emptiness emptier, the dark nights darker, the rainy nights wetter? You might as well force the food from our mouths as take this one from us.
And he looked at the boy slumbering so peacefully at the bottom of the boat. The boy whimpered with some dream. “The people,” he murmured in his sleep. “Changing and changing. The trap.”
“There, there, boy.” LaFarge stroked the boy’s soft curls and Tom ceased.
LaFarge helped wife and son from the boat.
“Here we are!” Anna smiled at all the lights, listening to the music from the drinking houses, the pianos, the phonographs, watching people, arm in arm, striding by in the crowded streets.
“I wish I was home,” said Tom.
“You never talked that way before,” said the mother. “You always liked Saturday nights in town.”
“Stay close to me,” whispered Tom. “I don’t want to get trapped.”
Anna overheard. “Stop talking that way; come along!”
LaFarge noticed that the boy held his hand. LaFarge squeezed it. “I’ll stick with you, Tommy-boy.” He looked at the throngs coming and going and it worried him also. “We won’t stay long.”
“Nonsense, we’ll spend the evening,” said Anna.
They crossed a street, and three drunken men careened into them. There was much confusion, a separation, a wheeling about, and then LaFarge stood stunned.
Tom was gone.
