XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

Прихрамывая, они спустились к речке, и один раз впереди идущий зашатался, споткнувшись посреди каменной россыпи. Оба устали и выбились из сил, и лица их выражали терпеливую покорность — след долгих лишений. Плечи им оттягивали тяжелые тюки, стянутые ремнями. У каждого было ружье. Оба шли сгорбившись, низко нагнув голову и не поднимая глаз.

— Хорошо бы иметь хотя бы два патрона из тех, что лежат у нас в тайнике,- сказал один.

  Голос его был вялым и невыразительным. Он говорил  равнодушно, и первый человек, ступивший в молочно-белую  воду,  пенившуюся  по камням, ничего ему не ответил.

  Второй последовал  вслед за первым. Вода была холодная, как лед, такая холодная, что ноги у них и даже пальцы  на ногах онемели от холода, но они не разулись. Местами  вода  захлестывала  колени,  и  оба  они пошатывались, теряя опору.

  Второй путник поскользнулся на гладком валуне  и  чуть  не  упал,  но удержался на  ногах,  громко  вскрикнув  от  боли.  Возможно,  у  него закружилась голова, — он пошатнулся  и  замахал  свободной  рукой,  словно хватаясь за воздух. Взяв себя в руки,  он  шагнул  вперед,  но  снова пошатнулся и чуть не упал. Тогда он  остановился  и  посмотрел  на  своего спутника: тот все так же шел впереди, даже не оглядываясь.

    Целую минуту он стоял неподвижно, словно раздумывая, потом крикнул:

— Слушай, Билл, я вывихнул ногу!

     Билл пошатываясь шел дальше по молочно-белой воде. Он ни разу  не  оглянулся. Второй смотрел ему вслед, и хотя его лицо оставалось по-прежнему непонимающим,  его глаза были похожи на глаза раненого оленя.

     Билл уже выбрался на другой берег и плелся  дальше, без оглядки.  Тот,  что в речке, не сводил с него глаз. Губы у него так сильно дрожали,  что над ними шевелились жесткие рыжие усы. Он  облизнул  сухие  губы  кончиком языка.

     — Билл! — закричал он.

Это была отчаянная мольба человека, попавшего  в  беду,  но  Билл  не повернул голову. Человек долго  следил,  как  он  неуклюжей  походкой, прихрамывая и спотыкаясь, взбирается по отлогому склону к волнистой  линии горизонта, образованной гребнем невысокого холма. Следил до тех пор,  пока Билл не скрылся из виду, перевалив  за  гребень.  Тогда  он  отвернулся  и медленно обвел взглядом тот круг вселенной,  в  котором  он  остался  один после ухода Билла.

Над самым горизонтом тускло светило солнце, едва видное сквозь мглу и густой  туман,  который  лежал  плотной  пеленой,  без  видимых  границ  и очертаний. Опираясь на одну ногу всей своей тяжестью, путник достал  часы. Было уже четыре. Последние недели две он сбился со счета;  так  как  стоял конец июля и начало августа, он знал, что солнце должно  находиться  на северо-западе. Он взглянул на юг, соображая,  что  где-то  там,  за  этими мрачными холмами, лежит Большое Медвежье озеро, так же в том   направлении проходит по  канадской  равнине  страшный  путь  Полярного  круга.  Речка, посреди которой он стоял, была  притоком  реки  Коппермайн,  а  Коппермайн течет также на север и впадает в залив  Коронации,  в  Северный  Ледовитый океан. Он никогда не бывал там, но, однажды, видел эти места на  карте  Компании Гудзонова залива.

 Он снова окинул взглядом тот мир, в котором остался теперь один. Он был весьма невеселым. Низкие холмы замыкали горизонт  однообразной волнистой линией. Ни деревьев,  ни  кустов,  ни  травы,  —  ничего,  кроме беспредельной и страшной пустыни, и в  его  глазах  появилось  выражение страха.       — Билл! — прошептал он и повторил опять: — Билл!

     Он присел  на  корточки  посреди  мутного  ручья,  словно  бескрайняя пустыня подавляла его своей несокрушимой силой,  угнетала  своим  страшным спокойствием. Он начал дрожать, словно в лихорадке, и его ружье с плеском упало в воду. Это заставило его опомниться. Он пересилил свой страх, собрался  с духом и, опустив руку в воду, нашарил ружье, потом передвинул тюк ближе  к левому плечу, чтобы тяжесть меньше давила на больную ногу,  и  медленно  и осторожно пошел к берегу, морщась от боли.

   Он не останавливался. Не обращая внимания на  боль,  с  отчаянной решимостью, он торопливо взбирался на вершину холма, за  гребнем  которого скрылся его товарищ, и сам он  казался  еще  более  смешным  и  неуклюжим,  чем хромой, едва ковылявший Билл. Но с гребня  он  увидел,  что  в  неглубокой долине никого нет. На него снова напал страх, и,  снова  поборов  его,  он передвинул тюк еще дальше к левому плечу и, хромая, стал спускаться вниз.

     Дно долины было  болотистое,  вода  пропитывала  густой  мох,  словно губку. На каждом шагу она брызгала  из-под  ног,  и  подошва  с  хлюпаньем отрывалась  от  влажного  мха.  Стараясь  идти  по  следам  своего товарища Билла,  путник перебирался от озерка к озерку, по камням, торчавшим во мху, как островки.

     Оставшись один, он не сбился с пути. Он знал, что еще и  он подойдет к тому месту, где сухие пихты и ели, низенькие и чахлые, окружают маленькое озеро Титчинничили,  что  на  местном  языке  означает:  «Страна Маленьких Палок». А в озеро впадает ручей, и вода  в  нем  не  мутная.  По берегам ручья растет камыш — это он хорошо помнил, но деревьев там  нет, и  он  пойдет  вверх  по  ручью  до  самого  водораздела.  От  водораздела начинается другой ручей, текущий на запад; он спустится по  нему  до  реки Диз и  там  найдет  свой  тайник  под  перевернутым  челноком,  заваленным камнями. В тайнике спрятаны патроны, крючки и лески для удочек и маленькая сеть — все нужное для того, чтобы добывать себе пропитание. А еще там есть мука,  правда, немного, и кусок грудинки, и бобы.

     Билл подождет его там, и они вдвоем спустятся по реке Диз до Большого Медвежьего озера, а потом переправятся через озеро и пойдут на юг, все  на юг,  а зима будет догонять их, и быстрину в реке  затянет  льдом,  и  дни станут холодней, — на юг, к какой-нибудь фактории  Гудзонова  залива,  где растут высокие, мощные деревья и где сколько хочешь еды.