X Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

Антонина Тимофеевна стояла у плиты и ловко переворачивала деревянной лопаткой румяные оладьи. Изредка она поглядывала в замёрзшее окно. Утро понедельника выдалось на редкость пасмурным и снежным. Улицы уже оживились. Прохожие спешили по делам, прокладывая вдоль домов узкие глубокие тропинки. Дворники, как могли, старались справиться с метелью, но разгулявшаяся непогода кружила без устали. Приближалось Рождество.

Антонина Тимофеевна поставила на стол чайник, из носика которого тонкой струйкой дымился лёгкий аромат летних трав, придвинула блюдо с оладьями и посмотрела на часы. Те показывали половину восьмого. Сняв с плеча полосатое кухонное полотенце, она положила его на край стола и тихо прошла в спальню.

– Миша, вставай, пора в сад, – негромко позвала она внука.

Мальчик перевернулся на другой бок и натянул одеяло до самого носа.

– Миша, опоздаем ведь, позавтракать не успеем, – не отступала бабушка.

Но тот лишь сильнее зажмурил глаза.

– Спишь ещё? Ну, ладно. А у меня для тебя сюрприз был. Вот ни за что не угадал бы, что мы сегодня пойдём смотреть – как бы, между прочим, произнесла Антонина Тимофеевна.

– Что-то смотреть? – мгновенно оживился Миша. – А в сад не пойдём?

– Нет. В сад пойдём. А по пути чудо тебе покажу, – твёрдо заверила бабушка и вышла из комнаты.

Миша встал с кровати, потянулся, обул клетчатые тапки и вприпрыжку помчался в ванную комнату.

Спустя пятнадцать минут он уже сидел за столом, макал оладушки в малиновое варенье, пил чай из любимой голубой пиалы и непрерывно задавал вопросы:

– А это далеко находится? А это большое? А это можно съесть?

Устав от вопросов, Антонина Тимофеевна, глубоко вздохнула и выдала свой секрет.

– Во дворе Храма ель к Рождеству нарядили. Говорят, вчера весь день развешивали и фонари, и игрушки, и мишуру всякую – сообщила она.

– Ура! – обрадовался Миша. Вскочил из-за стола и побежал одеваться…

Бабушка и внук торопливо шагали по улице. Дорога в детский сад проходила мимо Храма. Антонина Тимофеевна всегда вела внука через двор старинной церкви. Входя в резные ворота, крестилась и что-то тихо нашёптывала. Миша, шагая по каменным дорожкам, рассматривал золотые купола, отражающие рассветное солнце, окошки иконной лавки и колокола на звоннице. Он очень любил этот дворик. Здесь небо было выше, облака белее, а встречные прохожие с поклоном и улыбкой приветствовали друг друга.

Они повернули на аллею, ведущую к центральному входу, и Миша замер: впереди он увидел ель! Конечно, он и раньше видел её много раз, но сегодня это было не просто дерево – это было сказочное чудо. Рождественская ёлка!

Огоньки гирлянд, переливаясь, мигали на мохнатых зелёных лапах лесной красавицы. Разноцветные шишки, огромные бумажные снежинки, яблоки, конфеты, сосульки и игрушечные звери, сшитые из лоскутов ткани. А на макушке, чуть ниже звезды, расположился ангел. Миша засмотрелся на фигурку. У ангела был мечтательный взгляд, устремлённый куда-то вдаль. В белом одеянии, с парой полупрозрачных крыльев он казался лёгким, как облако.

– А что ангел делает на самой верхушке? – спросил Миша.

– За миром приглядывает, – улыбнулась бабушка.

– А ему там не одиноко? – взволнованно спросил мальчик.

– Так он не один. Сам посуди, сколько людей к нему каждый день с молитвами приходит. – успокоила его Антонина Тимофеевна.

Бабушка, а ангелы улыбаются? – вдруг спросил Миша?

На минуту Антонина Тимофеевна задумалась.

– Конечно, улыбаются. Когда в мире происходит что-то доброе.

До самого детского сада Миша молчал и всё думал об ангеле.

На следующее утро бабушка и внук шли знакомой дорогой. Миша не отводил взгляд от фарфорового лица, и вечером, возвращаясь домой, вглядывался в его черты. Нет. Он ни разу не улыбнулся. Миша вздохнул и направился вслед за бабушкой в ближайшую булочную. Антонина Тимофеевна вошла внутрь, а внук остался ждать её снаружи, неподалёку от двери. Вдруг, он услышал тихий писк. Мальчик огляделся.

– Наверное, показалось, – подумал он.

Но звук повторился, а в коробке, брошенной на углу магазина, кто-то зашевелился и заскулил. Миша подошёл ближе и заглянул внутрь. В коробке сидел крошечный щенок. Он дрожал от холода, а чёрные глазки-бусинки глядели на него с тоской и тревогой.

В это время Антонина Тимофеевна вышла из магазина.

– Бабушка, смотри, тут щенок брошенный, – закричал Миша.

– Да, уж. Выбросили, видимо, сказала бабушка. – Давай его покормим. Сейчас хлебушка ему отломлю.

– Бабушка, он дрожит, – не унимался мальчик.

– Маленький. Дрожит, видимо, больше от страха, – ответила Антонина Тимофеевна, доставая из сумки хлеб.

–Пожалуйста, давай возьмём его себе, – со слезами в голосе отозвался Миша, щенок погибнет один на улице.

– А ухаживать за ним кто будет? – строго спросила бабушка. – О питомце заботиться нужно: кормить, выгуливать. Тут дисциплина важна. А ты себя по утрам организовать не можешь. А щенку найдётся хозяин, не переживай, — добавила уже уже мягким голосом.

– Я не пойду домой, – упрямо сказал внук и уткнулся носом в кирпичную стену булочной. Я с ним буду.

Слёзы наворачивались на глаза, но Миша крепче стиснул зубы и снова посмотрел на щенка. Тот притих в своей коробке, будто слышал разговор и всё понимал.

– Забирай, – выдохнула Антонина Тимофеевна.

Миша резко повернулся и быстро заговорил:

– Я сам буду за ним ухаживать. И кормить буду, и воду в мисочку не забуду налить. И гулять по утрам с ним буду. Купишь мне будильник? Сам буду заводить.

– Куплю, куплю, – отмахнулась бабушка. – Ну, что, теперь нужно в продуктовый за молоком идти. Не устанешь?

– Да что ты! – воскликнул мальчик. – Я, знаешь, какой выносливый? Давай сумку. И пакеты с молоком я тоже сам понесу!

– Ну, хорошо, забирай тогда своего друга и пойдём, – засмеялась Антонина Тимофеевна, отодвигая от внука сумку.

Миша посадил щенка за пазуху. Тот наконец перестал дрожать, успокоился и задремал.

Они шагали по дороге, и мальчик, светясь от счастья, всё рассказывал бабушке, каким замечательным хозяином он станет для щенка.

А высоко в небе над Храмом светила полная луна и озаряла Рождественскую ель. На её макушке сидел ангел. Он смотрел на вечерний город, на ясные звёзды, на прохожих и улыбался…