Если бы все, кто когда-то публиковал в жёлтых газетах статьи о вампирах под громкими заголовками, а ещё раньше – выдавал юным охотникам брошюры, где в пугающих подробностях описывались все признаки упыря, действительно бы знали что-то о вампирах, то они, вероятно, отмечали бы, что вампир, теряющий собственную кровь – даже несколько капель – наиболее уязвимый, ведь уровень крови в организме вампира моментально сказывается на общем его состоянии, даже меняясь на пару процентов. Но даже с этим знанием, они бы вряд ли подумали о тех вампирах, кто оказывается на пике истощения примерно раз в две дюжины лун – о вампирах с месячными. В дни, когда загадочные баронессы приставляли к дверям своих хором всех слуг и фамильяров, а нечисть так и не приходила на праздник в общины к до ужаса напуганным и примерно настолько же восторженным крестьянам, никто и подумать не мог. Зато Кира за последние сутки выпила не счесть сколько таблеток “Нурофена”, раза три приняла горячий душ, поспала, кажется, всего три часа, съела, наверное, штуки четыре сдобных булок и примерно столько же порций салатов, выпила почти с полхолодильника крови и теперь, не в силах разогнуться, мысленно умоляла поезд в метро побыстрее закрывать двери. Она была готова к тому, что ещё три станции будут тянуться мучительно долго и успокаивала себя тем, что это меньшая часть пути. Пытаясь отвлечься от боли, Кира стала разглядывать свои туфли, очевидно, не рассчитанные на ту погоду, в которую ей пришлось бежать до Маяковской – потемневшие от мерзкой дождевой воды носки плотно прилипли к ногам. Кира потянулась расстегнуть ремешки обуви, высвободила ноги и поставила их сверху на туфли. Носки сохли очень медленно. Кира уткнулась лицом в колени и глубоко вздохнула. Поезд остановился, голос свыше прошелестел название станции.
“Отлично, осталось две”, думала Кира. “Раз-два. Одна-вторая. Это как одна, но два раза”.
Кира намеренно старалась не думать о поездке в Грузию, чтобы в случае отказа в выдаче визы не сильно расстроиться. Получалось не очень: последние недели на думала об этой поездке ежедневно. Конечно, она всегда себя одёргивала, напоминала, что вампирам визы в Грузию выдают нечасто, но сейчас на всё это не было сил – ради этой визы Кира ушла из дома холодной ночью, не смотря на свой уровень крови и ливень, а сейчас находилась на финишной прямой. Конечно она рассчитывала, что её визу одобрят!
Голос в колонках объявил о прибытии поезда на станцию Технологический институт, а также о том, что по техническим причинам поезд дальше не пойдёт. Двери открылись и недовольный, ворчащий народ повалил наружу, и теперь пассажиров, раскиданных по вагону можно было сосчитать по пальцам. Они, как и Кира, молча жались в углах поезда.
Дальше началась самая скучная часть поездки – в вагон зашёл сотрудник метро, поезд тронулся, заехал в тоннель и снова остановился, а мужчина стал проверять документы пассажиров. Кира протянула ему видовое удостоверение – документ подтверждающий биологический вид и все связанные с ним важные аспекты. Внешне документ выглядел как паспорт в белой обложке, А вместе с ним билет на дополнительные линии метро – серую, помятую бумажку, криво вырезанную из еженедельной газеты. – – Да кто вас всех дёрнул так рано ездить…– недовольно бормотал досмотрщик, рассматривая документы.
Кира ехала и слушала размеренный стук колёс поезда. Прохладный ветерок, какой чувствуется в метро только в моменты, когда пассажиров мало, одновременно немного облегчал её страдания и заставлял ноги сильнее мёрзнуть. В какой-то момент поезд остановился секунд на двадцать и поехал дальше. Когда он начал замедляться перед прибытием на следующую станцию, Кира неспеша застегнула ремешки обуви и, проюркнув между пассажирами у ближайшей открывшейся двери, вышла из поезда. Станция была просторной, но выглядела недостроенной. На серых стенах и колоннах не было ни декораций, ни названий, ни карт. Если всматриваться, на всех поверхностях изредка можно было встретить маленькие разноцветные рисунки и граффити, разобрать которые издалека бы всё равно не получилось: на станции всегда было непривычно тускло – круглые лампы на потолке светили слабо и только до степени, необходимой для того, чтобы ориентироваться в пространстве. Людей было не очень много и все они шли к единственной лестнице, длинной и серой, ведущей вниз, в темноту.
Каждый шаг отдавался Кире болью в голове и в пояснице, поэтому она спускалась медленно, опираясь на стену.
Снизу была ещё одна платформа. Многие останавливались здесь, становились в очередь на контроль, чтобы зайти внутрь поезда, но Кире нужно было дальше – на следующую лестницу, которая, как Кире всегда казалось, была немного короче и вела точно на такую же платформу. Когда Кира спустилась, у станции уже стоял поезд. Как и у предыдущих, двери были открыты только в один вагон, но очереди здесь выстраивались человек по пять к каждой двери, и Кира знала, что на этот она всё равно уже не успеет, даже если поторопится. Она присоединилась к ближайшей очереди, но сразу перебежала в соседнюю, более короткую. У входа её встретила пожилая женщина с прямыми, седыми волосами до плеч и густо накрашенными ресницами. Она широко улыбнулась и протянула руку, чтобы Кира вручила ей удостоверение.
После досмотра Кира зашла в вагон и села на ближайшее сиденье. От Технологического Института Три до Сталинского Центра поезд едет около пятнадцати минут без остановок. От таких долгих расстояний легко отвыкаешь, если долго ездишь только на обычном метро – начинаешь каждые несколько минут невольно волноваться, что поезд останавливается как-то слишком редко. Кира вообще на метро ездить не любит, но до Сталинского по-другому не добраться. Наверное, поэтому расстояние действительно казалось нескончаемо долгим.
После досмотра, сотрудник метрополитена достал из поясной сумки маленький тестер уровня крови – по внешнему виду и по принципу работы он почти не отличался от алкотестера.
– Изволите проверить ваш уровень крови? – вяло пробормотал он. Кира кивнула и взяла тестер из рук мужчины, чтобы, легонько на него подышав, вернуть обратно.
Тестером проверяют каждого вампира, желающего посетить любое рассчитанное на него общественное место. Это нужно, чтобы узнать, как давно был последний приём крови и насколько вероятен срыв. По этим меркам, Кира была самым безопасным вампиром мира – в эти дни месяца всё так болело и ломило, что она обычно просто упивалась кровью, стараясь хоть ненадолго восполнить баланс в организме.
Мужчина посмотрел на тестер, нахмурился, задумчиво потопал ногой, а затем спрятал в сумку тестер и недовольно вздохнул. Кира вся напряглась.
– Вот скажите, вы в каком веке родились? Вы при Николае втором, наверное, не жили? Вас никогда не учили экономить кровь?
– Изволите пройти? – как можно более невозмутимо попросила Кира.
– Изволю, но, прошу прощения, я никак не понимаю, что могло…
Кира ушла быстрым шагом и голос мужчины растворился позади.
На этой платформе было ещё темнее, чем на первой. Высокий потолок, на котором не светило ни одной лампы утопал в темноте настолько, что сложно было сказать вообще, есть он там или нет. На стенах висели большие круглые фонари, освещающие платформу тусклым оранжевым светом, какой обычно встречается в подземных переходах. Кира прошла по платформе вперёд, поднялась по маленькой лестнице и пошла по длинному коридору. Эта станция, в отличии от предыдуших, пестрила посетителями. “Сталинский центр” – гласила вывеска в конце коридора. Коридор переходил в огромное пространство – как отдельную платформу, только без рельсов и поездов. Она была заставлена тремя плотными рядами маленьких будок, лавок и других простеньких сооружений преемущественно из дерева и металла. Посетители центра, как на рынке, растекались по узким улочкам. В начале каждого ряда стояла железная будка с большим окном и смотрителем внутри, как внизу эскалаторов. Кира занырнула между стеной и первым рядом. Помимо настенных ламп с одной стороны, с другой стороны ряда домики украшали вывески, гирлянды и фонарики.
Кира шла к двери в стене со старинной расцарапанной вывеской, с еле различимой надписью “Salon du Sang”. Углы вывески были украшены потёртыми витиеватыми узорами. При открытии двери над ней звенели китайские колокольчики. Салон был тесным, душным помещением, освещённым красной лампой. За кассой сидел весьма прилежно выглядящий мальчик лет девяти. За спиной у него стоял стеллаж с банками разных размеров, наполненными кровью. Кира, как и другие представители нечисти, относилась к вампирам-детям с осторожностью. Когда Кира вошла, мальчик резко обернулся и впился в неё неподвижным взглядом. Кире стало неловко. Она спустилась по лестнице. В носу уже играл тёплый, железный запах, и, хоть скромный ассортимент “Салона” её совсем не впечатлял, ей просто хотелось выпить крови, пусть и самой противной. Она встала у кассы и стала разглядывать стеллаж, пытаясь не встречаться взглядами с продавцом. Ещё и не было двух часов ночи, поэтому все полки были заполнены, покупателей было мало.
– Эээ… – задумчиво протянула Кира, нехотя переведя глаза на мальчика – а какие есть бюджетные варианты?
Мальчик посмотрел на Киру как-то стыдливо, а затем тихо спросил:
– А что это значит?
– Ну… дешёвые. – пояснила Кира.
– А! – оживился продавец. – Есть ежа. Ну то есть ежиная кровь. Ну, завтрак.
– А сколько стоит? – как можно невозмутимее спросила Кира, отводя глаза. Спрашивать цену – дурной тон. Зато к этому моменту, она уже была уверена, что продавец действительно ребёнок: его выдавали все его детские манеры, повадки, ужимки. Кира немного расслабилась. На самом деле она никогда не видела вампиров, обращенных в детском возрасте. Принято считать, что это скорее исключение, чем норма: детский организм редко способен выдержать такую нагрузку. Кира подозревала, что это вообще страшная байка, вроде историй о шаровой молнии, которые бабушки рассказывают внукам под монотонный стук ливня о покатую крышу, сидя дома без света и электричества. Но вампиров от рождения, какой была сама Кира, тоже мало: государство контролирует популяцию со всей бдительностью, да и не принято такое. Поэтому она никогда не знала, что и думать.
– Можно ноль три в стакане?
– Это сколько? – мальчик неловко улыбнулся.
– Это в среднем бумажном стаканчике, – пояснила Кира.
– А! – закивал продавец. Он спустился со своего ободранного стула, достал из под кассы белый стаканчик, затем залез на стул обратно, привстал на носочках и достал банку с надписью “ёж” на бумажном скотче. Обхватив банку обоими руками, он медленно опустился за стол, поставил банку и с трудом открутил крышку, пролив несколько капель на поверхность стола. Он метнул взгляд на Киру, проверяя, заметила она или нет, но Кира поспешно приняла задумчивый вид и принялась разглядывать магазина. В помещении, в целом, не было ничего примечательного. У дальней стены висела шторка, закрывающая коробки с нерассортированными банками. Кира знала, что кровь обычно поставляют из больниц или научных лабораторий, больше всего ценится человеческая – только в ней содержатся все необходимые элементы. Некоторые охотятся на диких животных и торгуют их кровью сами – она ценится меньше всего.
– Ваш завтрак! – мальчик перевесился через столик, натянув нервную улыбку.
– Спасибо, – Кира вручила ему бумажные пятьсот рублей и забрала стакан. Обычно, большая часть посетителей Сталинского приходилась на два-три часа ночи, поэтому улицы пустовали и были наполнены своеобразной свежестью, если так вообще можно сказать про метро. В начале ряда она встретила Евгению – продавщицу салона завтраков, которую Кира стала встречать за прилавком последние полгода. Кира сразу заприметила, что Евгения не вампир, а русалка. Обычно в местах для вампиров работали только вампиры, поэтому видеть её в салоне, поначалу, было непривычно.
В её смены её можно было застать увлечённой какой–нибудь книжкой за прилавком, а магазин — заполненным неприятным запахом сигаретного дыма.
– Здравствуйте, – подняла чёрные брови Евгения. – Вы из “Салона”?
– Здравствуйте. Да, – Кира показала стакан.
– Видели Давида, моего сына? За прилавком, – гордо улыбнулась Евгения.
– О. – Кира одобрительно закивала и зависла, прокручивая в голове образ мальчика и пытаясь совместить его с этой новостью. Кира и подумать не могла, что у Евгении мог быть ребёнок. Слишком уж она казалась простой и безответственной. А ещё, получается, в “Салоне” теперь работает ещё один невампир.
Кира увидела, что Евгения всё ещё ждёт реакции, спохватилась и с шутливой серьёзностью поспешно уверила Евгению в том, что её сын – отличный сотрудник.
– Да? Я ему передам, – лукаво улыбнулась Евгения и задумчиво отвела глаза вверх – Он обычно остаётся у бабушки, – а сегодня чего-то на работу ко мне попросился. Я и думаю, пусть попробует, да? – договорила Евгения, зевая.
– Да, – согласилась Кира, неловко топчась на месте – пусть попробует.
– Ну ладненько, побежала я. Хорошей ночи.
– И вам того же… – пробормотала Кира уже ей вслед.
Странная, всё-таки, женщина.
В третьем ряду в середине ночи обычно приходится пробираться с трудом – проход узкий, а посетителей много. Сейчас Кире было непривычно так свободно идти. Визовый центр располагался в конце ряда. Это было маленькое пространство всего-то в несколько квадратных метров, по планировке напоминающий “Салон”, с белыми стенами и тусклой лампочкой на низком потолке. Единственным, за что цеплялся глаз был большой календарь за две тысячи двенадцатый год с выцветшим изображением пляжа и маленький бородатый старичок за ресепшеном. Кира повернулась к нему, чувствуя нарастающую тревогу. По пути сюда она старалась выместить из головы все мысли о визе, и у неё, откровенно говоря, получалось плохо, но её отлично отвлекали менструальные боли, сопровождающие её весь путь.
– Здравствуйте. – начала Кира, – Я подавалась на визу в Грузию несколько недель назад. Меня зовут Кира Смирнова, – тут она вспомнила о документах и торопливо полезла во внутренний карман куртки, а старик надел прямоугольные очки и уже начал искать её файлы под ресепшеном. Кира положила паспорт на столик, мужчина а старик достал Кирину папку, пробежался взглядом по страницам и поднял глаза на Киру. Она безуспешно пыталась предугадать в его взгляде результат. Он взял со стола её паспорт, а ей протянул папку с бумагами. У Киры внутри всё застыло. Она открыла папку – резко и как-то дёргано. Ей не терпелось узнать.
“В выдаче визы отказано”.
Всё, что так долго держалось в напряжении внутри Киры, с силой обрушилось вниз. Тревоги не осталось.
– Спасибо… – Кира беглым взглядом окинула старика, взяла свой паспорт со стола и вышла из визового центра. Было обидно, но не сильно – Кира заранее старалась готовить себя к любому исходу. Да, она не поедет в Тбилиси. Ну и что? Она не знала, что. Не знала, что будет делать. Она будто оказалась в комке слипшихся, тягучих мыслей и при каждой попытке им сопротивляться проваливалась глубже.
Она очнулась только когда её одёрнул досмотрщик.
Не то чтобы ей было стыдно возвращаться к матушке, но это будто означало принять своё поражение. И не то чтобы Киру волновало поражение, но когда она представляла реакцию мамы на её возвращение, как она сразу войдёт в роль мудрого родителя, поучительным тоном говорящего очевидные вещи, её очень это раздражало. Она даже не ожидала от себя такой злости. Неужели из-за месячных?
Больше всего не хотелось думать об Удди и Роме. Стыдно было, что она так усиленно пыталась найти в себе радость за них – и не находила не капельки. Находила злость только. Они поедут без неё. Будут там ходить на рынок, в горы, гладить собак Роминой мамы, она приготовит им хачапури, а Удди будет так дружелюбно и улыбчиво обсуждать с ней всякую ерунду, что непременно очень ей полюбится, и потом, когда мама будет звонить Роме, всегда будет спрашивать про Удди, передавать ей приветы, рецепты фото собак. Удди, а не Кире!
Всё-таки, Кире было обидно. С новым болевым спазмом она уронила голову на колени и заплакала. У Киры болели голова, живот и спина, а во рту мялся мерзкий привкус ежиной крови. Грязные ряды “Сталинки” как всегда оставили её будто покрытой пылью. Ей очень хотелось помыться, выпить чаю и уснуть. Мысли казались долгим, тягучим бредом. Когда Кира вышла из метро, в лицо ей подул холодный ветер, такой, что ей пришлось жмурить глаза. Слёзы закончились. Ветер продувал ноги. Ей всё ещё было до горечи обидно – теперь она это понимала, но сознание очень медленно, лениво и тревожно увлекалось перестраиванием всех планов. Кира окончательно решила, что не будет переезжать к матушке – не хочет ей уступать. Она убеждала себя, что жизнь в одиночку совсем не сложная. Она прекрасно проведёт эти пару месяцев в их студии, тариф на кровь выберет подешевле, будет ходить в магазин, ложиться во сколько хочет и по кругу пересматривать одни и те же сериалы. Придётся у матушки попросить денег. Это досадно. Ну и что?
Кира приложила ключи к домофону у деревянной двери в старой серой краске, потрескавшейся на мелкие паззлы.
По неоднородно серым каменным стенам подъезда шли трещины, не щадя украшающую их скромную лепнину. В подъезде всегда приятно пахло сыростью.
На несколько секунд Кира остановилась перед лестницей и погладила живот, морально готовясь к тяжёлому испытанию, глубоко вдохнула и стала подниматься, стараясь не останавливаться. На четвёртом этаже она встала и отдышалась, придерживаясь ладонями за поясницу. Её ключи уже звенели в заржавевшей скважине, а в глазах снова затеплились слёзы. Было обидно и стыдно, что она так злиться на друзей. Кира на секунду замерла, чтобы собраться с духом, а затем резко повернула ключ, вытирая глаза рукавом.
Квартиру освещал лишь тусклый свет Роминой лампы, гирлянда над диваном и несколько свечей, тихо скрипящих на журнальном столике.
– Привет, – громко прошептал Рома, не оборачиваясь.
– Привет… – пробормотала Кира.
Рома напечатал несколько букв, а затем его рука на пару секунд зависла над клавиатурой. Он снова повернулся к Кире и прищурился через очки. Кире было неловко на него смотреть. – Кира… – растерянно пробормотал он, а затем медленно, будто в страхе спугнуть вампиршу, встал и пересёк комнату. Они встретились взглядами и он аккуратно погладил её по плечам. Кира уронила голову ему на грудь и вдохнула запах стирального порошка с его синей флиски. Он погладил её по спине тёплыми руками.
– Не одобрили..?
– Да.
На журнальном столике трещали свечи.
– Мне нужно помыться, — шмыгнула Кира
– Хорошо.
Кира упала на него всем телом. Он обнял её.
За приоткрытой форточкой шумели машины и мотоциклы.
Кира медленно отстранилась и скользнула в ванную. Пару минут она стояла держа душевую лейку перед собой и ожидая, когда из крана вытечет вся остывшая вода, а затем, когда из душа пошли тёплые струйки, опустилась на пол кабинки и сползла вниз по стене. Расположившись полулёжа, она подняла над животом душевую лейку и держала её, пока не затекла рука.
Когда Кира, в полотенце, выскользнула за домашней одеждой, Рома уже перебрался из-за рабочего стола на диван, и печатал что-то на ноутбуке, лёжа на животе. Кира выдвинула свой личный ящик старого дубового комода, расположенного прямо за дверью, достала первую попавшуюся майку, трусы и штаны и вернулась в ванную одеться.
Когда Кира подсела к Роме на диван, он корчился за журнальным столиком перед своим маленьким ноутбуком в наклейках. Кира запрокинула голову на спинку дивана.
– Пойдём на лестницу? – вдруг предложил Рома, зазывая Киру маленьким заварочным чайником с остатками чая.
– Пошли. – шёпотом согласилась Кира, а потом взяла чайник и спросила: – Можешь сюда воды долить?
Рома не только долил воды в чайник, но и предусмотрительно захватил походные сидушки. Они сели на лестничной клетке прямо перед дверью в квартиру. В периоды, когда Удди решалась поправить режим сна и ложилась рано, Кира и Рома сидели тут часто, чтобы не шуметь в квартире.
– Кира, как ты? – аккуратно спросил Рома
– Да нормально. Просто я расстроилась сильно… поначалу. Ну зато ты едешь. Тебе это нужно больше, чем мне. – вздохнула Кира. Сразу ей показалось, что она сказала что-то странное и пафосное, но если Рома и заметил, то не подал виду.
– Нет, я не согласен. Я в Грузии всю жизнь живу, а ты нет. Мне кажется, тебе тут плохо.
– Ну да, – не стала спорить Кира, – просто мне страшно ещё, наверное. Не хочу к матушке ехать.
– Я бы тоже не хотел ехать к твоей матушке, – задумчиво произнёс он.
Кира покосилась на Рому, пытаясь понять, пошутил ли он, но он уже, казалось, думал о чём-то другом.
– Кира, – Рома посмотрел на неё очень серьёзно. Она не всегда понимала, действительно ли у него такие большие глаза, или так кажется из-за очков.
– Хочешь, я буду звонить тебе каждый день?
Кира прищурила глаза. Она знала, что он не очень любит говорить по телефону. Да и она не любит. Всегда это как-то неловко – пусть даже с парнем. Но ей нравилось, что он хочет её поддержать
– Понимаешь, я чувствую себя так, будто я ничего не умею. Будто я только притворяюсь взрослой?
– А мне кажется, ты всё умеешь, – возразил Рома – помнишь, как меня отчислить грозились? Я тогда впал в какой-то ступор. А ты заступилась.
Кира удивилась такому внезапному воспоминанию. Ей не очень хотелось помнить, как её невзлюбил кто-то из СПбГУ, учитывая, сколько там влиятельных вампиров среди профессоров.
– Не в этом дело, – покачала головой Кира, – Просто иногда я думаю о вампирах, которые лежат в темноте целыми днями, – она подняла колени и прижала их к груди, – А потом выходят ночью. Я таких видела. Они ещё так моргают… И разминаются постоянно.
– Ты тоже постоянно разминаешься, – задумчиво произнёс Рома, подливая чая в свою чашку.
– Потому что у меня болит спина! Ну в общем, они выходят, завтракают, идут домой, опять долго лежат, – она посмотрела на Рому, – а знаешь, что главное? Их очень, очень много. Моя матушка такая. Когда с ней живёшь – всё нормально, но я просто знаю, что когда она отпускает Эдгара к тётушке Яо на выходные, она остаётся одна и лежит в темноте. И я думала, отчего они такие. Мне кажется, что у них просто сил нет отвечать за себя. Не в плане перед людьми, а просто быть.
– Не знаю, – опустил взгляд Рома
Кира смотрела на него внимательно. За очками у него были видны длинные чёрные ресницы.
– Когда я писал курсовую… Помнишь, вы уехали с Удди в деревню? Я тогда тоже остался дома один и это тоже было очень странно. Почти всё, как ты сказала, только я не вампир. Я писал курсовую, а потом спал до полудня. И ел. Но почему-то было тяжело. Не знаю, почему.
– Серьёзно? – Кира посмотрела на него.
– Ну да. Хотя мне нравится есть и всё остальное делать. Но будто… – он замедлился, и, прищурился, как обычно прищуривается в моменты размышления. Рома пытался подобрать правильные слова.
– Будто, когда я один, я не несу ни перед кем ответственность за своё существование. Вот. Отчитываться не надо.
– Ну ты и скажешь конечно, – хмыкнула Кира, не отрывая от него глаз.
– Нет! Серьёзно, может у твоей матушки тоже так?
Кира положила голову Роме на плечо и почувствовала как он, как всегда, немного напрягся и неловко замер, как дикое животное, а потом медленно расслабился и положил свою голову на её.
– Не знаю, – она сделала большой глоток и ощутила, как горячий чай, какого-то очередного необычного сорта, вероятно, найденного Уденой в случайной сомнительной лавке, согревает тело изнутри.
Она чувствовала много всего и не всё могла разобрать. И обидно ей всё ещё было, и страшно за будущее, и навязчивый образ матушки в голове крутился, и вместе с этим Кире было невероятно спокойно. Она смотрела на серую лестницу в сумраке и снова вдыхала запах стирального порошка с Роминого плеча.
– Чай заканчивается, – печально заметил он.
– Нальём ещё? – предложила Кира.
– Нет, он в целом заканчивается. Именно этот, – вздохнул Рома.
– Тебе такой нравится? – Кира знала, что у Ромы есть ответ на этот вопрос. В этом она его совсем не понимала: ей всегда было всё равно, какой сорт чая пить.
– Ага.
– Попросим Удену купить ещё.
