XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

  Давайте-ка мы, господа, используем всю силу нашего воображения для одной цели — представить жизнь, отличную от людской, а именно — в обличии удивительного существа хоббита. Просто представим себе, что…
Утро. Персиковые лучи солнца уже осветили мою небольшую комнатушку, дав мне понять, что пора вставать. За окном была прекрасная погода: солнечный свет залил абсолютно все, воздух еще не до конца прогрелся, а поэтому был особенно свеж; небо было устлано пышными, как овечья шерсть, облаками, которые томно плыли по направлению ветра; дерево аккуратно просунуло свои ветви в окошко.
— Эээх, — потянулся я, вставая с кровати, — что за утро! — восхищенно проговорил я, искренне радуясь чудному дню. Эта способность хоббитов радоваться, казалось бы, обычным для людей вещам, делает нашу жизнь счастливее. Осмотрев неубранную, но уютно обставленную комнату, я нашел свои вещи, а одевшись, пошел на улицу, ведь мать с отцом давно ушли. Я был самым обычным хоббитом, низкорослым и кудрявым, меху на моих ногах уже сейчас могли бы позавидовать многие мои знакомые, а вот имечко у меня было не из самых красивых, Идэн.
Денег у нас не очень много, поэтому я всегда ходил в слегка коротких коричневых штанишках и белой (иногда) рубахе, поверх которой надевал желтый жилет. Я сразу побежал к месту, где мы с друзьями обычно играли, — к саду мистера Фаннинга, единственного вечно чем-то недовольного хоббита в деревне, и, скорее всего, в мире.
Его дом стоял на холме, прямо в центре прекрасного сада, в котором росли самые разные растения: крупные сливы, блестящая брусника, манящая малина, запах которой чувствовался за несколько футов… но настоящим сокровищем в его саду была яблоня, стоявшая прямо в центре. Это было изящное дерево с сочной зеленой листвой, бархатными цветами и, конечно же, невероятной красоты плодами. Все яблоки были просто идеальной формы, а на свету они играли золотом. Ни одно существо не сумело бы пройти мимо этой яблони, не сорвав искушающего плода. И это очень печально, ведь именно поэтому мистер Фаннинг обнес свой сад забором…
— Тише ты, Идэн, — буркнул Вэн, — вдруг старикан услышит! Сейчас перед забором можно было наблюдать живую лестницу из маленьких чудиков, которые отчаянно пытались вскарабкаться на него, лишь бы краем глаза увидеть те сладкие плоды.
— Бакко, встань ровно, я не могу… да, вот так, отлично! Через десять минут усердного лавирования мы все же ухватились за верхушку забора и даже сумели залезть на него. Первым забрался я, потом Бакко, а затем и Вэн влез к нам.
Наконец, перед нами предстало удивительное зрелище: райский сад! Мы в унисон ахнули, глубоко вдыхая аромат фруктов и цветов. Ах, как это прекрасно!..
— Ладно, полезли вниз, — сказал Бакко, — сорвем пару яблок.
— Ты что! Мы же хотели просто посмотреть! — испугался я.
Но Бакко имел сильное влияние на Вэна, так что мне пришлось подчиниться им — все равно мы были уже на заборе. Резво спрыгнув в сад, мы гуськом поплелись в сторону яблони. Но мы не были дураками! В окне виднелся силуэт мистера Фаннинга, поэтому мы крались вдоль забора, где нас прикрывали густые заросли ежевики. Я полз третьим, и мне не попалось ни одной ягоды… стало быть, эти двое все съели! Через несколько минут, все исцарапанные, мы приблизились к желанному дереву. Завороженные красотой дерева и дурманившим запахом яблок, мы вышли из кустов и подошли к нему и встали с открытыми ртами. Мы бы могли стоять так вечно, если бы Вэн не очнулся:
— Чего мы ждем, давайте же сорвем их! — и он уже покусился на одно из яблок, но не дотянулся. — Проклятие! Бакко, подсади меня!
Не стоило ему так кричать. Я уже заметил, что фигура мистера Фаннинга исчезла, а в доме слышалось шубуршание.
— Ребята! Скорее, он идет! — но они лишь оттолкнули меня и продолжили свое занятие. Я, увидев старого хоббита, быстро залез в кусты.
— Черт бы вас побрал, дети! — из дому выбежал низкий хоббит, одетый в черный кафтан и белые панталоны. Все его лицо было испещрено морщинами, сам сутулый, а на глазах были очки, что завершало образ страшного старика.
Ужасно ворча, он быстро подбежал к Бакко и Вэну, взял их за шкирку и повел к калитке, злобно ругаясь:
— Как вы посмели пробраться ко мне в сад, противные дети, как, как… у вас будут большие неприятности!
Ребята до того напугались, что онемели: было ощущение, будто мистер Фаннинг тащит две статуи, а не детей. Подобравшись к калитке, он просто вышвырнул их, а сам, не переставая ворчать, ушел в дом. И вдруг меня охватило жуткое любопытство… а что он делает там, в своем доме? Кусты подобрались прямо к одному из окон, поэтому я без проблем добрался до стены дома, оставшись незамеченным. Заглянув в круглое окошко, я увидел большую серую комнату, уставленную странными предметами, которые были накрыты тканью. По пыли на столе я понял, что в эту комнату давно не входили. «Ясно, — подумал я, — пойду дальше».
Не отлипая от стены домика, я подошел к следующему окну и вдруг услышал странные звуки: хлюп, хлюп… затем кто-то высморкался. Что это может быть? Заглянув в окно, я увидел то, после чего просто остолбенел: мистер Фаннинг сидел в кресле весь красный и рыдал, его очки лежали на полу. Крупными каплями слезы падали на пол, уже образовав там лужу. Как это так? Злой старик… плачет? Меня пробрало до самых костей, я растерялся… мне до того стало жалко его, что я встал и во весь голос спросил:
— Миситер Фаннинг, Вам плохо? От этого старый хоббит явно напугался, замешкался, попытался вытереть слезы и снова войти в образ грозного мужчины, но у него ничего не вышло. После этих метаний он упал на колени и лишь зарыдал еще сильнее, прикрыв лицо руками.
Я быстро залез в дом через окно и присел рядом с мистером Фаннингом.
— Не плачьте, мистер Фаннинг… расскажите, что случилось… Видимо, он был настолько одинок, что решил рассказать все простому ребенку. Не переставая плакать, он говорил:
— Моя… моя жена посадила эту яблоню в день нашей свадьбы, — голос его дрожал, — а сейчас ее нет, и эта яблоня — все, что у меня осталось от нее.
Я с таким трепетом отношусь к этому дереву, что лучше умру от голода, но не съем ни единого яблочка с него! Это последняя память о моей миссис Фаннинг! Ах… я так одинок, и поэтому зол… — Что Вы, мистер Фаннинг… миссис Фаннинг не для того сажала это дерево, чтобы вы умирали голодной смертью рядом с ним. Она хотела, чтобы эти яблоки приносили сытость и радость, ведь они так прекрасны!
— Именно поэтому я так желаю сохранить их! — говорил он, казалось бы, переставая плакать.
— Миссис Фаннинг посадила яблоню прямо на холме, чтобы вся ее семья, наша деревня, ела их и помнила о том, что мы всегда вместе. А вы закрылись от всего мира за этим забором, похоронив Память о своей жене, и вскоре Вы бы поняли, что все, что у Вас осталось — это засохшее дерево…
Старик поднял голову и посмотрел своими маленькими янтарными глазками в мои черные глаза. Глаза его были мокрыми от боли потери и одиночества…
— Ну же, мистер Фаннинг. Давно Вы выходили за пределы своего сада? Когда последний раз Вы видели что-то, кроме этой яблони?
— Ну… я думаю… как бы…
— Пойдемте, — я помог старику встать, поднял его очки и повел в сторону двери.
— Но как же… вся деревня думает, что я злой ворчливый старикан…
Я молчал. Я просто улыбался и вел несчастного хоббита туда, где дом каждого хоббита — к другим хоббитам. Открыв калитку, мы вышли на улицу. Я слышал, как бьется его сердце… ах, что это за чувство!
— Смотрите! — крикнула миссис Карньон, — это же мистер Фаннинг! «Мистер Фаннинг! Мистер Фаннинг!» — слышалось отовсюду. Через несколько минут около растерянного хоббита собралась вся деревня.
Все просто смеялись, никто даже и виду не подал, что не видел мистера Фаннинга долгое время. Он будто просто вышел за хлебом и вернулся за стол теплой семьи…
— Спасибо… большое спасибо! — и старик снова заплакал. Но это были совсем другие слезы — слезы счастья. Наконец он понял, что его место не там, у яблони, а здесь, среди членов семьи, которым он куда нужнее, чем тому дереву.
На следующий же день забор снесли, а сад стал игровой площадкой на всех детей… да и взрослых. Мистер Фаннинг стал жить полноценной жизнью хоббита… доброй, теплой жизнью.
Я же был просто рад тому, что я хоббит. Ведь это так замечательно, когда тебе тепло не у камина, а среди твоих близких, не так ли?