За окном льёт Дождь. Тихий, мелодичный. Отстукивает свои мелодии по крышам и поёт водою в трубах, баюкая неспоконых людей. Помогает им уснуть гном Дрёма, проводник в мир Снов и Царство самого Морфея. Но Дождь не приходит один: с ним приходит Туман. Он ложится на дома, закрывая своим прозрачным одеялом, пока они не пробудятся вновь. Иногда с Дождём и Туманом приходит Ночь. Заменяет День, своего брата, закрывая Солнце пеленой до утра. На смену спрятанного за пазухой Солнца приходит Луна. Освещает небо, будя звёзды, и заставляет просыпаться. Светить! Рассылает по созвездиям, а те, малые дети, бегут и резвятся на тёмном небе, хохочут и падают, встают и снова, снова, снова. Утро наступает незаметно, быстро, будто порыв весеннего ветра. Дождь стих. Ушёл, закончив песнопение. За ним Туман. Накрыл всё бледным одеялом и уснул. Задремал, не заметив, с домами и улицами. Ночь же уходила, за собой тяня вереницу звёзд и Луну на верёвочке к краю светлеющего небосвода и отдавая, наконец, Дню Солнце. Дрёма идёт по последним оконцам. Смотрит за спящими людьми. Докладывает царю Морфею всё-всё, и царь кивает, и уходит, а гном — следом. Уходят, уходят и наступает рассвет. Небесные щеки розовеют. Солнце просыпается, потягивается и восходит, освещая небосвод. День глазами провожает сестрицу. Машет звёздочкам и тихой Луне. Те не отвечают. Но День улыбается и освещает ещё спящие дома. Спускается к Туману, будит. Уводит дожидаться новой ночи. Наконец помогает и Солнцу подняться. Начинается новый день. День свершений и сказок. Очередной новый день…
– Дрёма! Дрёма! – Они, звёздочки, маленькие и большие, мальчики и девочки, обступили растерянного рыжего гнома большой светящейся толпой. И в просьбах не утихали. – Расскажи нам сказки! Ну расскажи-и! – Дрёма вздыхает. Садится и начинает свой рассказ. Заговорщически тихо, будто боясь, что услышит ещё кто.
– Когда-то, давным-давно, жили-были благородные брат с сестрой. Их, противоположных, прозвали Днём и Ночью. И правили они вместе: одним царством на одном троне одним жезлом. И шло бы всё своим чередом, как произошло непоправимое… День с Ночью ссориться стали. За главенство биться! Друг друга на небо гнать, Солнцу в жертву! Пленой им властолюбие заволокло глаза и в гневе бой они устроили, где убил День Ночь. И взошла тогда Ночь на небеса, дар говорить утратив. Проигравшая, изгнанная… К Луне и звёздам та прибилась, после Дня лишь выходя. День за сестроубийство же проклят был вечность, ему оставшуюся, на краю небосвода сестру видеть, но с ней заговорить не мочь. – Смолкнув, поднял Дрёма голову, поражённых звёздочек взгляды ловя. Те зашептали, зашумели! Не верилось им, а он, улыбаясь, молчал лишь, кивал иногда. Свидетель событий.
– Всегда Луна и Солнце были, на небе были, друг друга сменяя. Зима — время Лунное, лето — Солнечное, но тогда, иногда, в дни промежуточные, особенные, спускались они вместе на землю. Но не уследили однажды за ними… И убежали они в Далёкий лес, заплутали. Никак они дорогу найти не могли. Шли долго, пока до краю небосвода не дошли. Взобрались, смотрят, а по земле люди бегают. Понять не могут, день ли, ночь? А День и Ночь всё ссорятся, решить не могут, где Солнце с Луною искать, а те смотрят сверху да хихикают. С тех пор не пускали Луну с Солнцем вниз, боясь, что потеряются, несмышлёные, убегут. – Замолк Дрёма и на слушателей глядит выжидающе. Выглядел Дождь изумлённым. На Дрёму глядел, переваривал, видимо, то, что услышал. Звёздочки же скакали вокруг, пищали и верещали, визжали, меж собой переговаривались на выдуманном и понятным лишь им языке. Дети, что с них взять? Дрёма встал. Вдруг захлопал в ладоши, прося у шумных слушателей хоть каплю тишины. После посмотрел на старшую из звёздочек, Ирму. Заговорил.
– Ирмочка, будь добра, позови-ка всех, сейчас чай пить будем. – Он улыбнулся, а следом перевёл взгляд на Дождя. – Дождь, а ты помоги мне кое-что донести. – Дождь кивает. Поднимается с травы, направляется к Дрёме. Звёздочки же сидят в кругу, Ирма убежала. Дождь и Дрёма прошли к маленькому грибному домику.
Вещей там было неимоверное количество, будто Плюшкин, не спрашивая разрешения, решил здесь обосноваться. Натащил вещей да попрятал. Полки ломились от книг, стоя впритык. На шкафах, на одном-единственном подоконнике. Книги были везде. И все они были разные: маленькие и большие, тонкие и толстые, высокие и низкие… И жанров множество: от истории до поэзии, и то, не конец! Столько всего, что Дождь и в глаза не видел. Дрёма, замешательства не заметив, подошёл к большому, видно дубовому шкафу и по очереди стал нащупывать чашечки. Следом тарелочки, чайничек, молочник с сахарницей. Дождь стал походить на вдруг оживший сервант… Звёздочки стелют большое одело. За руки тянет Ирма Луну с Солнцем, позади еле поспевают День и Ночь. Процессию замыкает Туман и Морфей. Все расселись. Такие чаепития не были редкостью, и разговоры сразу же полились рекой. В основном, конечно, у старших. Вечер прошёл отлично.
Послышался стук. Следом скрип. Дрёма обернулся, и заметил стоящего в дверях Морфея. Его руки тяжелит увесистая стопка книг, что он одолжил. Морфей проследовал к столу и, сдвинув хлам, опустил туда стопку. Вздохнул.
– Дрём, – он начал, – у тебя случаем не Плюшкин поселился? – Во вполне спокойном голове послышалась нотка смешки. Резко, Дрёма развернулся и, скорчившись, скрестил руки на груди. Отвечать он не стал, и стал одну за другой расставлять книги по полкам. Морфей покачал головой. Он знал, что молчит Дрёма из гордости и на самом деле не обижается.
Контролёр снов, Волк, часто ходил с гномом Дрёмой в ночи. Проверял всё, контролировал, что Дрёме особо не нравилось. Если Дрёма помогал уснуть, то Волк… Волк пугал. Он питался слезами и страхом. Бродил по улицам и заглядывал в окна, проверяя, спят ли все. Тем, кто засиделся допоздна, приходилось несладко. Но что мог поделать Дрёма? Его время это короткие закаты и рассветы, а Волка – ночь. Вся ночь.
