XII Международная независимая литературная Премия «Глаголица»
Дорога без компаса.
***
За окном бушевала непогода. Шел затяжной дождь. Ноябрьский ветер, как всегда неугомонный в наших краях, обрывал последние хлюпенькие листочки и не жалея, бросал их под колеса проезжающих мимо машин. Дорогу окутал густой и влажный туман. День близился к вечеру. На алом, как августовские яблоки небе, были видны маленькие, сверкающие звезды. В окне проносились опустевшие поля, обнаженные деревья, даже мелкая речушка.
Возможно мама уже накинула свой дождевик, села в облезлую и помятую машину и направилась к полицейскому участку, с мыслью побыстрее отыскать дуреху-дочь.
Не свыкшись с моим восемнадцатилетнием, она решила оградить «ребенка» от его решений. Когда я получила паспорт, она умоляла меня доучиться все одиннадцать классов и не уезжать из города. Но сейчас, по истечению срока ее просьбы, вопреки своему обещанию, не пускала в столицу учиться. Это было краем моего терпения, и я посчитала нужным удалиться из зоны собственного дискомфорта… Ночью.
Личных сбережений, которые скопились за 2 года, должно было вполне хватить на то, чтобы добраться до Москвы на поезде, и прожить там 4 недели. У меня не было возможности воспользоваться кредитной картой или документами, ведь не понятно, что эта «заботливая матушка» уже успела наплести про меня полиции, так что я решилась путешествовать автостопом.
Словить легковую машину было трудно, и не только остановить, но и договориться об оплате. Но, как говорится: «Удача — спутник смелого» и наконец рядом на обочине, притормозила фура. Ее водитель понравился мне тем, что искал интересного собеседника, а не глуповатую подружку, которая поедет с любым встречным. Даже без возможности добраться самостоятельно, я не буду опускаться слишком низко.
Так вот… Моим попутчиком оказался мужчина в самом рассвете сил, как выражался Карлсон. Выглядел он лет на 45. Что касается внешнего вида: он не обладал прекрасной шевелюрой, да что уж там… Его голова была гладкой, как стеклышко, оттопыренные уши, морщинистый лоб, тонкие губы, «улыбающиеся усы». Если бы вы пришли в барбершоп и у вас спросили, какую форму усов хотите, пришлось бы сказать — в форме велосипедного руля. Да, как не странно, мне не хватает словарного запаса, чтобы по-другому их описать. Единственное, к чему не так притягивало взгляд – его задорные глаза. Ведь при разговоре с ним, будешь смотреть на что угодно, только не прямо в них.
Как бы не был чудоковат весь его образ, в его глазах читалась детская искренность и невинность. Этом человек быстро находил компромиссы, и нам удалось договориться на счет оплаты.
Спустя несколько часов пути он устал от этой тишины, которую я так удачно поддерживала. Мои силы были на исходе и в ожидании ближайшей заправки я просто наблюдала за проплывающими над деревьями облаками.
«Ну скажи, как зовут хотя бы?!» – на секунду он замолчал, поворачивая руль и заезжая на заправку.
«Оля» — с виду я не была похожа на человека, желающего заговорить с незнакомцем лишь потому, что он не отказал мне в помощи. Не скрываю, я обладаю не самым приятным характером, как мне казалось, это все благодаря моей маме, которая не отпускала меня гулять с друзьями, беспокоясь за мою безопасность. Я не особо понимаю ее чувства…И не думаю, что это от того, что у меня еще нет детей, как говорит она. А просто оттого, что я не считаю нужным заводить беседу о себе, раскрывая все карты, как делает большинство людей, надеясь, что это заставит их собеседника доверять им больше. Ведь чем больше ты знаешь о человеке, тем на душе спокойнее.
Не дожидаясь его реакции, я отпросилась зайти в минимаркет и выскочила из машины, стоило ей остановиться.
Нельзя сказать, что там не было чего-либо съедобного, но того, что было бы мне по вкусу – точно. Единственное, что по счастливой случайности все же привлекло мое внимание, оказалось пачкой шоколадного печенья. Фиолетовая упаковка так бросалась в глаза, а большая желтая надпись величала: «Овсяное печенье с крошками шоколада!». От самого названия уже текли слюнки. Вы только представьте, каким оно было на вкус!
Дома у меня не было возможности есть много сладкого, так как мне его попросту не покупали. Денег с собой было не много, а идти в машину не хотелось. Задержавшись на кассе всего лишь две минуты в ожидании любимого капучино, и не оглядываясь по сторонам, я имела возможность взять ее. Но увидев через большие стеклянные окна ожидающего меня дальнобойщика, покуривающего сигаретку вблизи своей машины, в душу закралось непреодолимое желание порадовать этого взрослого на вид ребенка. И всучив ему в руку стакан американо, я выплеснула: «А как зовут вас?»
***
Василий Львович, а именно так звали моего водителя, дремал на своем сидении, пока я с волнением рассматривала выключенный телефон. На нем еще должна была остаться зарядка. Провод у меня конечно тоже имелся, но в машине, на обочине его не некуда подключить. Да и я не собиралась включать телефон. Наверное…
Насмотревшись детективных передач, где местоположение вычисляли по телефону, я теперь не могла набраться храбрости, и запустить его. Столько стараний было приложено, чтобы забрать гаджет с собой. Мне крупно повезло, что мама положила мобильник в ящик стола и прикрыла бумагами.
В последний месяц, после того, как умер мой отчим ее состояние сильно ухудшилось. Моему младшему брату, рожденному уже от него, доставалось меньше, чем мне, так что надобности брать его с собой не было, да и возможности тоже.
Я – дочь моей матери от первого брака. Мама начала новую жизнь, и только я напоминала ей об отце. Это был несчастный брак, оба они это понимали. Мне очень жаль, что из-за меня им пришлось быть вместе. И даже сейчас, понимая истинные мотивы моей матери (ее привязанность, и нежелание отпускать меня), я не могу простить ей ее грубость. Она так долго притворялась счастливой… Ей надо было идти в актрисы. Я не считаю, что в возрасте 10 лет человеку удается верно оценить ситуацию, но я бы не стала злиться на них из-за их решения. Я предпочитала притворятся слепой, чтобы не усугублять протухшую домашнюю атмосферу. Тогда я еще не могла представить, что доставляю родным столько боли.
А моя мама, как и тогда, защищает семью. Но папа… На тот момент он уже не принадлежал ей, не уверена, скорее всего у него уже была другая женщина. Я не имею права осуждать его, он все же воспитывал меня, как любящий отец. Сейчас, хоть нас ничего и не связывает, я благодарна ему за проявленную заботу ко мне, хоть и не к маме.
Моя злость сменилась на тоску. Мне не хотелось обижать маму, но идея прожить всю жизнь на ее коротком поводке никак не покидала мое сознание. И в каждом страшном сне, мне виделся лишь дом и задний двор, а за забором – пустота. Человек рожден для познаний и моей целью стало увидеть все за его пределами, почувствовать себя независимой от прошлых воспоминаний и попробовать ее на зубок. Я долгое время бежала по черному коридору, в конце которого виднелся свет. Стало быть, моей мечте удастся исполниться. Не то, что мне бы не хотелось, чтобы ее не было в моей жизни. Скорее, что бы ее не было так много.
«Не спишь? – послышался хриплый мужской голос – Ложись. Дорога длинная, успеешь посидеть в телефоне. Эх, а вот в нашей молодости…» — он начал было набирать воздуха, чтобы продолжить свой рассказ, но вид моего без эмоционального лица, на котором не дрогнул ни один мускул заставил его замолчать.
«Прости уж, что навязываюсь. Не так часто находится собеседник.»
Мне стало неловко. Какая никакая, но совесть у меня все же есть, я кивнула, чтобы он продолжал.
Двигатель затарахтел и из трубы повалил дым.
Поначалу его истории казались мне назойливыми, в школе кстати я не особо увлекалась историей. И все эти рассказы про его детство… какое оно? Так его просто не было! Я раньше не задумывалась о судьбах других людей и прочей бесполезности лично для меня. У каждого — своя жизнь, свои проблемы, которые кроме него никому не захочется разгребать. Сейчас же, когда из моей сложной ситуации мне удалось выбраться лишь с помощью незнакомца, до меня наконец дошло, на чем строится общение. Любое общение – взаимовыручка или же оплата услуги. Например, Василий Львович помог мне только из-за моей возможности спасти его от одиночества, а я слушаю его истории лишь потому, что мне не удобно отказать моему помощнику, который, как мне кажется, делает это бескорыстно. Я всегда знала, что ничего не получишь просто так, но, чтобы общество было построено лишь на собственной выгоде… Я мало с кем общалась и все эти разговоры сильно утомляли меня, но на данный момент все было хорошо.
Мне не хотелось поскорее закончить его монолог, который на самом деле был предназначен для меня. Его голос… такой спокойный, не монотонный, как у большинства моих сверстников. Нет постоянного повторения одного и того же слова: «типа он классный, и типа я такая типа подхожу и говорю что-то типа…»
Клонило в сон после ночи вглядывания в экран телефона. Да ну его! Он конечно дорого мне обошелся – работать промоутером, знаете ли, очень сложно. Но ничего не стоит дороже собственных нервов, так что в поле этой железке и место!
***
«Так вот… Мы с одним моим хорошим знакомым как раз собирались зайти в свой вагон, как внезапно, перед отправкой, началась медицинская проверка. Наш рейс задержали на день… И всех людей, с повышенной температурой срочно отвозили в карантин. Так и случилось с нами. Так что в первую же ночь мне с моим другом очень повезло каким-то образом оказаться на улице, и мы немедля удалились с территории больницы. Мы тогда еще ничего не понимали, но, по нашему мнению, никакая зараза, пусть и охватившая целый город, не могла помешать нашим планам. Уже утром мы были в Москве» — каждая очередная история сопровождалась его слезящимися от ностальгии глазами и нравоучениями.»
Но я была измучена дорогой и уже засыпала, облокотив голову на дверь.
«Ладно… Утомил я тебя своими рассказами. Завтра дослушаешь?!» — по интонации это совсем не напоминало вопрос, скорее утверждение.
Я не в силах была что-либо ответить, промолчала. Не хотелось конечно, чтобы Василий Львович думал, что его «древние» истории неинтересны новому поколению, отчасти конечно такое было, но относилось это не ко мне. Любой мой ровесник уткнулся бы в телефон, но конкретно сейчас моим приоритетом был сон…
Он же в свою очередь не был навязчив и приоткрыв окно, указал на лежавшую между его пальцами тонкую трубочку, по-видимому сигарету:
«Можно?». Я, не оборачиваясь его сторону тихо промычала в знак согласия.
Проснулась я, когда небо уже светлело. Было точно меньше 12, так как солнце было еще низко, практически у самой земли. Рано. Только сейчас я полноценно проснулась. И первым, что я заметила, было то, что фура не двигалась, а стояла на заправке. И не в очереди машин, а с краю, у самого магазинчика. Если вы часто ездите между городами, то точно должны знать, о чем я говорю, а иначе, простите, никак не могу считать вас заядлым путешественником.
Василия Львовича рядом не было. Я решила посмотреть запас топлива, для этого мне необходимо было отстегнуть ремень и наклонить корпус в сторону сидения водителя, что я и сделала. Был почти полный бак, так что его наполнение не было целью остановки. Я отстегнула ремень, приоткрыла дверь машины-громадины и аккуратно опустилась на землю.
Дождь прекратился, и о нем напоминали лишь темные пятна на асфальте, которые заметно уменьшались под яркими лучами, слегка греющего солнца. На траве у дороги наоборот – лежал нетронутый, грязный снег. Не совсем похоже на погоду в ноябре, возможно, мы уже недалеко от столицы. Сколько же мы проехали за ночь?
Задрав голову вверх, я совсем не заметила ковыляющего ко мне невысокого мужчину. В руках он держал пакет. По-видимому, что-то купил в том самом магазинчике. Он сказал, что мы на еще какое-то время задержимся тут, и я могу не торопится. Я решила прогуляться. За то, как я сидела мне пришлось заплатить. Не упоминала, но обычно одна моя нога загнута под меня, вторая же просто свисает со стула. Первую жутко свело. Знаете, то чувство, когда в нее как будто воткнуто множество маленьких иголочек, чем-то напоминает душевную боль, не так ли?
Так что мне не помешало развеяться. Ступая по коричневой траве, совсем не покрытой в этом месте снегом, скорее от того, что много ног уже проходило тут, мне захотелось заглянуть в магазинчик. Мало ли, может быть там есть то шоколадное печенье. При этой мысли я широко улыбнулась. Думаю, выглядело это странно.
Итак, уже не просто шагая, а несясь к магазину, я подумала, каким вкусным может быть чай, с какой-либо сладостью. Эта идея опять заставила меня улыбнутся. Да уж… На мне явно сказывался переизбыток кислорода. Я никогда не чувствовала такого счастья, просто прогуливаясь по улице. Да я и совсем не гуляла. Так уж, ходила по просьбе мамы в близлежащий магазин, да и то, раз в неделю. Дополнительных кружков не было. О чем уж тут говорить?! Моя матушка не отпускала меня лишний раз в школу. Туда меня итак не особо тянуло. Друзей я попросту не могла завести. Кому нужна подруга, которая даже погулять не выйдет? Ладно, нужно отогнать плохие мысли.
Уже не за горами моя новая жизнь. Ничего не будет мне напоминать о тех суровых буднях, проведенных под строгим надзором матери. Я смогу, не торопясь пройтись до дома, а не как раньше: опоздаешь на минуту и сразу допрос, где была…
«Ой – на входе я столкнулась с высоким темным мужчиной – Извините» — он не возмущался, люблю, когда люди не акцентируют внимание на случайностях.
Я пробежалась глазами по полкам с печеньем – пусто, конфетами – мало ли… Ничего. Грустно, но что поделаешь. Последняя надежда:
«Здравствуйте, хотела бы узнать, нет ли у вас шоколадного печенья, на витрине не было.»
Продавщицей оказалась невысокая девушка чуть старше меня – «Нет, последнюю пачку недавно забрал мужчина, но могу предложить вам другое…»
«Нет, спасибо» — коротко ответила я. Мне не нужно было другое, только это. Совсем, как ребенок с их категоричностью. Самой за себя стыдно.
Медленно плетясь, я двигалась к машине. Я морально истощена. Глупо, в мои-то годы. Но мне просто хотелось иметь то, что в данный момент никто не мог отобрать. Я забралась в кабину и шумно выдохнула.
«Что, уже выдохлась? – издевательски спросил Василий Львович –современная молодёжь, что с вас взять… Так вот, это тебе! – он протянул мне пачку шоколадного печенья с торжествующей надписью: «Овсяное печенье…». Моему удивлению не было предела. А он тем временем смотрел в мои глаза, ожидая моей реакции.
«Спасибо… Но за какие боевые заслуги, можно поинтересоваться?»
«Вчера я все видел. Скажу честно, вы заставили меня смутиться, Оля».
По моему взгляду он прочел, что мне уже не терпится открыть упаковку, он замолчал.
Мы решили продолжить дорогу. Некоторое время молчали, доедала пачку наивкуснейшего печенья. А позже я заснула, по привычке облокотившись на окно и поджав под себя ногу.
***
«А ты не хочешь мне поведать?»
«Что?» — удивленно спросила я.
«Ну как же… Твоя жизнь должна быть намного увлекательнее моей. Так что же ты молчишь?» — он посмотрел на меня так, будто действительно не понимал, что мне неловко говорить на эту тему.
«Да что уж там… Сами знаете ведь. Разве не сразу все понятно? Подобрали меня рядом с болотом, даже язык не поворачивается назвать это городом. Там не то что негде работать, там учиться негде. Вот и я побыстрее уношу ноги оттуда, где нет для меня перспектив».
Многозначительная пауза.
Василий Львович явно не был готов услышать такое громкое высказывание от его маленькой спутницы. – «Моя мама не особо-то хотела, чтобы ее дочь начинала самостоятельную жизнь, вот мне и пришлось сбежать ночью.»
Правда казалась мне настолько очевидной, что я едва не перешла на крик. Мое лицо было полно презрения к месту, где я выросла, выучилась, к людям, которые меня там окружали…
«Знаешь, я конечно никто, и звать меня никак для тебя, но не могу промолчать. Я уверен, что твоя мама делала все лишь на благо тебе. Не надо, чтобы она лишнего волновалась. Пожалей ее.» — на этом его слова закончились. Наступило молчание.
Остаток пути мы не разговаривали. Не было ни одного просто так произнесенного слова. Как- будто между нами не было той теплой дружеской беседы, которая сопровождала почти весь путь. В конце он просто остановился в начале города (видимо решил ехать в объезд). Пожелал мне удачи, и не попросив ни копейки уехал.
Я точно знала, что мы больше никогда не увидимся. Но эти два дня дали мне некий толчок, своего рода перезагрузку. Я о многом думала, слушая его истории. Вспоминала и свою жизнь. Я больше не лелеяла свои обиды, не жалела себя.
Наоборот! Именно в тот момент, я поняла, что все поступки и слова, а также излишняя тревожность моей матери, были направлены на заботу обо мне. И любые разговоры, и размышления о моем отъезде, которые я заводила, заканчивались бурными дискуссиями. Вызывали с ее стороны бурю негодования, и воспринимались ей ровно также, как и уход отца…
Эта дорога: дорога без компаса, дала мне силы взглянуть на старое, новыми глазами. Что-то прорастало внутри меня. Словно цветок, среди холодного ноября. Как-будто передо мной лежал белый лист бумаги и упаковка разноцветных карандашей. И я могла нарисовать все что угодно. Я подумала, что нельзя упускать эту возможность…
Сгребая всю свою мелочь в кармане, я направилась на ближайшую большую улицу, искать телефон-автомат. Потянулись гудки…
«Привет, мам…»
Конец.
