XII Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

***

Солнце играло бликами на только созревших ягодах винограда. Переливаясь, виноградины сверкали, ещё не отряхнувшись от утренней росы. Природа забавлялась с каждым новым созданием, которому ещё только предстояло познать жизнь.

В эту пору в саду, в котором зреет не только виноград, можно было увидеть ранние яблоки, чей сок отдавал лёгкой кислинкой, а подрумянившиеся бока намекали людям, что уже настала пора собирать первый урожай.

Чуть дальше по тропинке, в глубине сада росло персиковое дерево. Ветви его накренились под тяжестью спелых сладких плодов. Дерево жаждало освобождения, как порой люди жаждут понять, чего же они на самом деле стоят.

В этот прекрасный сад раз в несколько дней заглядывала ещё совсем юная девушка. Лёгкой походкой она пробиралась в глубь сада, к самому его сердцу. Здесь постепенно отмирало старое дерево. Давно его привезли сюда из-за моря и посадили сюда, постепенно создавая вокруг него огромный, богатый на урожай сад. Нельзя сказать точно, сколько дереву было лет, но повидать на этом свете оно успело многое. И хоть людям кажется, что растения не могут говорить и понимать их язык, оно прекрасно слышало их, хоть и ничем помочь не могло. Разве что дать отдохнуть в тени своей кроны и утолить голод своими последними плодами, которых с каждым годом становилось всё меньше.

Так же было и в этот раз.

Девушку, которая искала тишины в сердце сада, звали Фиси. Она была красива той красотой, что, распускаясь с каждым часом, становилась теплее и спокойнее. В сердце Фиси не было жадности, зависти или другого порока, присущего людям её круга. Скорее, она была даже мечтательницей. В этот сад она приходила, чтобы сбежать из тесного для её воображения дома, полного того отравляющего чувства, когда все его жители готовы драться друг с другом ради богатства и славы.

Фиси же искала свободу. Она хотела создавать что-то прекрасное, что могло бы помочь простым людям жить легче или, хотя бы, немного счастливее. Как мать природа, девушка бережно охраняла созданные ею творения, даже если те выходили не очень удачными. В каждом её создании было что-то, что удивляло саму девушку, помогало ей лучше понять себя и окружающий мир.

Она не стремилась к чему-то, кроме свободы и счастья, но среди людей о ней шла слава как о той, кто исцеляет от душевных мук и страданий.

Многие приходили к девушке в этот сад, поскольку она просила этого. Ей казалось, что природа лучше помогает людям, чем тесные стены каменных домов. Люди изливали девушке душу, и почувствовав облегчение, уходили. Они не боялись, что Фиси выдаст их тайну, ведь она почти не говорила. Только лёгкий шёпот напоминал о том, что она ещё умеет это делать.

Хоть девушка и несла счастье, всегда находится тот, кто завидует любому чужому проявлению славы.

Молодой юноша, знал Фиси как дочь одной из влиятельнейших семей этого города. Он был влюблён в неё, но любовь эта была эгоистичная. Он хотел жениться на ней, хоть и знал, что неприятен ей. Этот иностранец, а именно им был юноша, хотел получить статус, какой бы давала ему женитьба на единственной дочери старого герцога, а также уважение и богатства.

И знал он ценительницу душ, к которой приходил однажды. Юноша не узнал Фиси, ведь она специально переодевалась для встреч с людьми, чтобы не смущать их своими нарядами из роскошных заморских тканей.

Беседа иностранца с девушкой не принесла тому облегчения, и он винил в этом ценительницу. «Как только она могла меня обмануть!» — думал он. Ведь все уходили из сада счастливыми, а он — нет. Девушка не подсказала ему ни как получить богатства, ни как заставить Фиси подчиниться его воле.

Это мучило его. Каждую ночь юноша просыпался после долгих метаний в кошмарах. Однажды, когда он почти обессилил от усталости, иностранец решил обратиться к женщине, которая снискала дурную славу, но ему казалась единственной надеждой. Ведь у неё была такая же прогнившая душа, как и у него самого.

Чернокнижница ждала его прихода. Она имела свои счёты с Фиси, но ни за что бы не осмелилась приблизиться к девушке, потому что боялась света доброго сердца, как гиены бояться огня.

Юноша спросил у этой женщины совета. Сделав вид, что она раздумывает, чернокнижница пожевала немного засушенную травинку и, наконец, сказала:

— Ты мучаешься, потому что целительница отняла твой сон и покой. Ты можешь вернуть его, но для этого должен убить девушку.

Юноша, не раздумывая, согласился. Ему не претила мысль об убийстве, ведь он не думал ни о ком, кроме себя. Если надо убить жалкую нищенку для того, чтобы вернуть себе покой, то он это сделает. Его эгоистичная натура давно взяла верх над юношей, и вытравила всю его доброту и человечность. Осталось ли у иностранца то, что делало бы его человеком? Трудно ответить на этот вопрос.

После очередного по-летнему знойного дня Фиси брела по тропинкам сада. Ей некуда было торопиться, и девушка даже не подозревала, что это будет последний закат, которым она сможет сегодня любоваться в окружении плодовых деревьев чудесного сада.

Юноша, как только последние лучи солнца скрылись в ветвях деревьев, выскочил из-за старого дерева и вонзил кинжал в сердце Фиси. Только на следующий день узнал, кем же была на самом деле целительница душ. Как он убивался! Но не из-за потерянной любви, которую он никогда и не знал, а из-за несметных богатств, которые после смерти дочери герцог завещал городу.

Душа же Фиси осталась охранять этот сад. Теперь она создавала в нём различных зверей и насекомых, выводила новые сорта плодовых деревьев. Так появилась природа этого места, что охраняла и защищала каждого, кто был в этом саду. Помогала людям очистить свою душу, слушая их печали и забирая их страдания. Её жизнь осталась в этом саду, где могла одним помочь, а другим принести радость. Круг ещё не замкнулся, всё только начинается.

***

Луч света пролился на поляну. До. Ля. Ре. Так для меня звучит мелодия ручья, что  бежит извилисто среди камней и цветов. Кажется, будто ничто не нарушит покой этого тихого места. Каждый, кто его посетит будет думать, что так было вчера, позавчера и будет завтра, послезавтра и через много лет. Однако никто никогда не пытался понять, что же на самом деле таит в себе это прекрасное место. Сколько тайн оно схоронило в себе и унесло ручьём к далёкому океану.

На протяжении долгого времени на эту поляну приходил одинокий путник. Он не был стар, но мудрости, полученной им, хватило бы на многих людей, что не пожелали принять истину. Его глаза сияли тихим, сперва никому незаметным светом. Однако стоило любому приблизиться и поговорить с путником, как проситель ощущал себя счастливее и при этом понимал, что человек, встретившийся ему на пути, не просто странник. Нет. Он тот, кто перенёс немало печалей, но остался верен себе и своим идеалам. Думается, именно это и связывало путника с той прекрасной поляной. Не радость, которую они дарили окружающим, а печали, о которых окружающие вряд ли когда-нибудь узнают.

Поляна дарила путнику покой. Каждый раз, когда он смотрел на себя в отражении ручья, путник видел молодого мужчину, чьи волосы цвета вороного крыла колыхал тёплый летний ветер и чьи глаза можно было сравнить с драгоценным камнем, так они сияли внутренним светом.

Иногда путник приносил с собой бумагу и карандаш, делая какие-то пометки. Временами казалось, что он полностью уходил в себя и, находясь в контакте с природой, он обретал душевную гармонию. Карандаш задумчиво порхал над листами, создавая что-то новое, что позже, возможно, прочитают потомки.

Путника нельзя было назвать угрюмым человеком, ведь люди тянулись к нему, но внутри он не ощущал себя способным понять их, отстраняясь всё больше от этого непонятного мира.

Он множество раз мучал себя вопросами, на которые не имел ответа, но путник не переставал раз за разом искать их в себе или в мире. Иногда он писал об этом на своих пожелтевших листах бумаги. Это могли быть стихи, рисунки, загадки — всё, что угодно, но никогда он не пытался найти ответы с помощью музыки. Музыка оставалась для него островком незыблемого счастья, который он никогда бы не посмел осквернить своими метаниями. Да, музыка помогала ему справиться со своими чувствами, восстановить душевной покой, но на большее путник в жизни бы не осмелился. Мужчине казалось, что стоит ему только прикоснуться к инструме нту для создания собственной музыки, как им овладевал какой-то потусторонний страх, что он не справится. Не сможет выразить свои чувства с помощью мелодии и то, что он хотел рассказать просто сольётся с такими же пустыми песенками, какие пишут иногда люди ради простой забавы.

О ранней весне пишу я в стихах,

В тех замковых тёплых краях,

О людях бесстрашных, что в небо смотрели.

Да вот же они! Ещё не улетели.

Так иногда он писал. Почему-то именно этот стих казался путнику чем-то важным. Чем-то значимым, что, возможно, другим бы показалось бессмыслицей, но только не ему. Никто бы, наверное, не смог бы ответить, отчего эти строчки так много значат для него. Возможно, мужчина и сам этого не знал, но считал, что если он будет их помнить, то однажды найдёт то, что уже много лет искал.

Никто точно не знает, как жил путник, когда покидал поляну. Он шёл в город, где на маленьких улочках скрывался среди потока людей. Среди этих мужчин и женщин, на чьём лице была печать беспросветной грусти и страдания. Может быть, путник за тем и приходил в этот городок, чтобы забрать чужую боль себе и затем отнести её на поляну, где её унесут к океану быстрые воды ручья.

Жизнь не вечна, и однажды этот добрый путник перестал приходить на поляну. Что с ним стало, нельзя сказать. Умер он, заболел или же просто уехал странствовать, помогая другим людям, мы не знаем. Так стала эта поляна вновь пуста и заметна лишь редким странникам, что надолго никогда не задерживались.

Годы сменялись веками прежде на поляне вновь появился постоянный гость этого места. В этот раз на поляна привлекла красивую девушку. Её красота была под стать времени года, когда она пришла на поляну.

Это была осень. На поляне появились первые грибы и их было так много, что можно было разом набрать несколько корзин. Девушка случайно забрела сюда. Её волосы были собраны в изящную причёску из косичек, которую покрывал венок из осенних листьев. Красные, золотые, багряные на солнце листья играли своими красками, украшая девушку. Карие глаза смеялись, глядя на природное великолепие.

Она была хохотушкой. Её звонкий голос разносился над поляной, когда девушка напевала весёлые мелодии из своего детства. Вся природа будто оживала вместе с ней. Возможно, она была немного ветреной, но ветреность эта была даже милой. Девушка начинала рисовать и, пока ей это нравилось, она творила. Как только милой хохотушке наскучивали краски, она плела необычные браслеты, которые потом продавала или дарила в том самом городе, чтобы люди могли вместе с ней порадоваться. За этим шло вышивание, лепка и даже резьба по дереву. Девушка создавала вещи, в которые вкладывала свою радость и ожидание грядущих тёплых дней. Именно в них она вкладывала свои самые яркие эмоции и так легко с ними расставалась, ведь теплом нужно делиться.

Осень прошла. Хохотушка больше не прогуливалась по поляне в поиске последних цветов или ягод. Не был слышен её звонкий голосок, на который прилетали маленькие птицы. В городе говорили, что она уехала в соседний город, куда ещё не пришли морозы, да только там она и осталась.

И вновь прошло не мало лет, прежде чем на поляне появился новый странник, а точнее странница.

Зимы в этом краю были суровые, но по-настоящему сказочными. Природа отдыхала, укутываясь в белоснежные одеяла, а вода пряталась под искрящимся в лучах солнца льдом. И это время выбрала жизнь, чтобы вновь показать кому-то эту необыкновенную поляну, сейчас одетую в сияющий праздничный наряд.

Девушка скрылась на этой поляне от всего мира. Она была для них чужой. Ещё в детстве её отвергали из-за этих необыкновенно белых волос. Они казались людям чем-то чужим, непохожим на то, к чему они так привыкли. Они боялись этой маленькой девочки с белоснежными волосами, которые зимой казались даже слегка синеватыми. Поэтому однажды девушка решилась уйти из того места, где она выросла. Ей не нравилось вселять в людей страх. Она тянулась к ним столько раз, но каждый раз оставалась ни с чем.

Девушку можно было бы сравнить со снежинкой. Такая же хрупкая, но имеющая внутри стержень, который помог ей пережить и людской страх, и неприятие.

Здесь, на этой поляне, девушка осталась на долгое время. Соорудила небольшое жильё, в котором и пряталась от непогоды. Синие сапфиры глаз каждый день неотрывно наблюдали за природой, чтобы понять, не наступает ли весна. Не пора ли ей уходить.

В одно утро прямо на рассвете на эту поляну забрёл юноша. Было странно для этого место видеть двух людей сразу. Капель звучала тихим перезвоном, давая деревьям сбросить с себя оковы зимы. Ручей уже журчал как прежде, неспешно отскакивая от мелких камней, по которым успел соскучиться.

Юноша огляделся. Ему понравилось это место. Оно будто звало к себе, готовое однажды показать себя во всей красе.

Не сразу он заметил на поляне спящую девушку. Она поразила его своей такой чужой красотой. Никогда он не видывал прежде ничего похожего. Но больше всего ему понравились белоснежные, как весенние облака, волосы незнакомки. Волосы, из-за которых все сторонились её.

Юноша дождался её пробуждения. Солнце уже  во всю заливало поляну. Последний снег уносил отсюда ручей, а птицы вновь запели свои песни, в которых рассказывали, как они тосковали по родным краям.

Девушка проснулась и заметила появившегося на поляне незнакомца. Его золотистыми кудрями поигрывал лёгкий весенний ветерок, а зелёные глаза пристально наблюдали за ней. Девушка была удивлена. Отчего же он не бежит от неё без оглядки? Неужели не замечает её волос.

А он всё видел. И вопросы в синих, как далёкий океан, глазах, и затаённую в них надежду.

Завязалась беседа. С каждым словом незнакомца девушка чувствовала, будто что-то её согревает. Будто весь этот лёд, полученный с людским страхом, неизбежно тает. Ведь появился тот, кто и не думал бояться синеглазки только из-за её странного цвета волос.

Поляну они покинули. Жизнь вернулась на круги своя, а юноша и девушка уходили в новый мир, который для них с этого момента будет наполнен радостями и печалями, которые они будут делить между собой. Но радостей всё же будет больше, ведь сама жизнь — счастье.