Это началось еще с первого класса. Помню, как зашла в кабинет и тут же оказалась под прицелом множества оценивающих взглядов. Нам тогда только исполнилось по семь лет, но все уже было абсолютно понятно.
На первой парте сидел щуплый парнишка в очках. Спина прямая как дощечка, а руки немного дрожат от волнения. Отличная мишень для будущих издевок. Этого мальчика позже прозовут Костлявым. Но в тот момент — он обычный ученик 1Г Костя Смирнов.
На соседнем ряду — Катя Минина, которая вскоре станет главным зачинщиком любых издевательств. Она раньше всех начнет красится, уже в третьем классе, да так ярко, что учителя еще два года будут кидать на нее косые взгляды. А рядом с ней за партой — Голиков Вова, уже тогда самый высокий в нашем классе. Всю будущую школьную жизнь он хвостиком протаскается за Катькой в надежде, что ему вот-вот разрешат набить кому-то морду.
Все остальные — обычные серые люди.
Не скажу, что у меня сохранилось много воспоминаний из начальной школы. Помню, как еще с первых дней учебы, стоило только Косте зайти в кабинет, ото всюду тут же раздавались смешки: «Смотрите, Очкастый идет!», «Костлявый! Костлявый!». Ребята без зазрения совести показывали на него пальцами, хихикали, шептались так, что слышно было всем. И я показывала, как и все.
Мне тогда казалось, что это все какая-то игра, что меня это никогда не затронет, что Костлявый – тряпичная кукла без эмоций, ему не может быть больно. А Костя молчал. Он всегда молчал, будто это и не про него вовсе. Мы тогда еще смеялись, мол тугодум наш Костлявый, не понимает, о чем говорим. Но он понимал.
Костя, как выяснилось, понимал намного больше нашего. Смирнов никогда не рассказывал своим родителям, о том, что происходило в школе. Кажется, у них в семье не принято было. Но где-то к концу третьего класса те все равно узнали.
Весь следующий год родители Кости воевали то с учителями, то с родителями, то вообще с директором. Но все лишь разводили руками: «Дети, что с них взять, вырастут – поумнеют». В конце концов родители сдались, и за два месяца до летних каникул все узнали, что к началу пятого класса Костя переведется в другую школу.
И вот тогда-то взгляды вдруг обратились ко мне.
От Костлявого ребята потихоньку отстали. Похоже, им было не очень интересно портить жизнь парню, с которым они перестанут видеться через месяц. А я – идеальная мишень для оскорблений после Кости: довольно полная, с уже проявившимися прыщами, не принимающая активного участия в травле. Все понимали, если на место Кости не придет никто другой, жертвой стану я. Ребята не проявляли активной агрессии, но бросали косые взгляды, будто примериваясь, куда бить больнее.
И тут я начала понимать, что Косте тоже могло быть обидно и неприятно, что он молчал совсем не потому, что глупый. Мне стало стыдно, хотелось подойти и долго-долго просить у него прощения.
Но Смирнову не нужна была жалость. Он был умным и взрослым не по годам человеком. Единственная, кому жалость была нужна – это я. Становилось страшно, чертовски страшно. Не хотелось испытать все это на своей шкуре, не хотелось быть жертвой.
Идя в пятый класс, надеялась только на одно – встретить более белую ворону, нежели я. И мне повезло, она действительно появилась.
Эту девочку звали Женей.
И вправду смешно. У нее даже имя странное, и мальчишечье, и девчоночье. У нас в классе уже был один Женя, вот только тот был парнем. Ребята любили повторять: «Вот когда мальчика зовут Женей — это нормально, а девочка Женя — уже странно, поэтому и Го́лубева странная».
Сейчас-то я понимаю, что всем этим они… мы хотели оправдать свои жестокие поступки, но тогда у меня просто не было выбора. Вообще, правильно ее фамилия произносилась с ударением на второй слог, «Голу́бева», но ребятам так сильно хотелось дать бедной девочке какую-нибудь кличку, что они стали коверкать фамилию, делая ее более похожей на слово «голубь». К тому же, Женька была очень высокой, почти как Голиков, и все ее лицо было усыпано веснушками. Одним словом, Голубева очень выделялась из толпы.
В пятом классе я думала, что Женя скоро переведется из нашей школы, в конце концов не каждый выдержит такое, но, к моему удивлению, она изо дня в день продолжала посещать уроки. Первые полгода Женьку еще не сильно трогали, так, отпускали иногда шуточки в ее сторону, но не больше. Все изменилось на одном из весенних уроков физкультуры.
Мы тогда только закончили пробежку вокруг стадиона и валялись на траве, пытаясь отдышаться. Я обратила внимание на то, что компания мальчишек столпилась вокруг чего-то непонятного. Мне стало л любопытно.
Подойдя, я испытала смешанные эмоции: на земле лежал самый обычный голубь. Только мертвый немного.
— Смотрите, голубь дохлый! — закричал кто-то из мальчишек.
Глядя на птицу, я внезапно подумала о Жене. И похоже, не я одна.
— Голубь, — фыркнули за спиной.
— Точно! Голубь — как Голубева, – оживилась Катя, стоявшая рядом со мной.
Все тут же оглянулись на Женю. Ей тяжело давался бег, поэтому сейчас девочка растянулась на траве, пытаясь восстановить дыхание.
— И дохлый тоже как она, – послышалось на этот раз уже со стороны Голикова.
Раздался оглушительный смех.
Голубева вдруг оказалась окружена ребятами. Вскочила на ноги и попятилась, но одноклассники оказались быстрее.
Они, тыкали пальцами в Женю и кричали:
— Дохлый голубь! Дохлый голубь!
Я стояла в стороне, не желая становиться непосредственным участником этого действа. Внезапно кто-то положил мне на плечо руку.
— А ты чего одна стоишь? – это оказалась Катя, — Хочешь к ней? – как бы между делом поинтересовалась она.
Конечно, не хочу. От этого вопроса волосы встали дыбом. Я с силой замотала головой.
— Тогда присоединяйся, – Минина схватила меня за руку и потащила в строну ребят.
Через несколько минут к нам подошел учитель физкультуры. Он скользнул равнодушным взглядом по собравшейся толпе.
— Так, чего стоим? Дуйте в школу, урок уже закончился.
Все послушно выдвинулись в сторону здания.
Посмотрев по сторонам, я поняла, что Жени нигде нет. Я оглянулась. Девочка стояла на том же месте, не сдвинувшись и на шаг.
Голубева, будто почувствовав чей-то взгляд, посмотрела на меня в ответ. В ее глазах читались отчаяние, непонимание и мольба. От всего этого делалось жутко. Я поспешила отвести взгляд.
Как будто бы я чем-то могла помочь.
После этого случая ребятам будто развязали руки. Они издевались, не стыдясь ни учителей, ни родителей. Часто, для того, чтобы отделить Женю от коллектива, не обязательно было даже в открытую высмеивать ее.
На всех классных поездках Голубева всегда сидела одна. В столовой девочке тоже старались не оставлять места. На перемене к ней не подходили даже ребята из параллели. Шушукались за спиной. Распускали слухи. Если что-то случалось в школе, виновной всегда была она.
Потерял карточку? Голубева! Украли еду? Голубева! Кто-то написал неприличное слово в женском туалете? Голубева!
Ее сделали белой вороной не только в классе, но и во всей школе.
Конец седьмого класса. Май.
Прозвенел звонок. Это закончился последний седьмой урок. Однако никто из одноклассников не спешил бежать в сторону раздевалки. Я не решалась встать и пойти первой, не хотелось лишний раз выбиваться из стада. Однако за меня это решила сделать Голубева. Как только за девочкой захлопнулась дверь, Катя вскочила на ноги и обвела оставшихся хитрым взглядом.
— Народ, вы видели ее тетрадь? Да она про нас гадости пишет! Разве так можно делать? – Минина улыбнулась своей самой противной улыбкой, — А давайте её проучим!
Как именно Катя собиралась «проучить», никто не решился поинтересоваться.
Весь класс, быстро сбежав по ступенькам школы, начал незаметно окружать девочку, к счастью для ребят та не успела уйти далеко.
— Эй, Голубева, а ты чего это в тетрадях рисуешь? – окликнул ее Голиков.
Женя не ответила.
— Еще и одноклассников игнорируешь, как так можно?
Снова молчание.
— А знаешь, что, раз не хочешь говорить, покажи-ка свою тетрадочку!
Вова быстро раскрыл портфель и вынул оттуда обычную зеленую тетрадь по математике. Тут же отбежал и бросил ее Мининой. Катя же, в свою очередь, раскрыла тетрадь, продемонстрировав всем ее содержание.
Поля были изрисованы замысловатыми, достаточно красивыми узорами, а внизу каждой страницы были маленькие карикатуры на нас. Как назло, попалась именно та страница, на которой была изображена я. И сравнивая ее с соседней — на ней красовался особо хулиганистый парнишка, сидевший за партой рядом со мной – я, к своему удивлению, выглядела намного лучше. Без синяков под глазами, да и нарисована ровней, чем остальные. Вдруг из тетрадки выпал весьма помятый кусок бумаги, на нем было крупными буквами написано: «Минина – сволочь»
Раздался треск, Катя с характерным звуком разорвала тетрадь на две половины и кинула на тротуар. Затем с улыбкой наступила на нее.
— За что?
Такое тихое неуверенное, будто бы она сама знает.
— За что?
Уже громче, нет не знает.
— За что!?
Женя кинулась на Минину в попытке схватить ее за руку. Но Катя успела отшатнуться.
— За что!? – кажется у Голубевой начиналась истерика.
— Сумасшедшая, — тихо произнесла Минина, быстро развернулась и поспешила уйти.
За ней кинулись все остальные.
— За что!?
Никто не обращал внимания ни на крики, ни на подступившие у бедной
девочки слезы, просто уходили, как ни в чем не бывало.
— За что!? – Голубева стояла опустив голову.
По щекам ее текли слезы, а сама она кажется не замечала ничего вокруг.
— За что!?
Я смотрела на порванную тетрадь, листы ее отрывались и, подхватываемые попутным ветром, уносились вдаль.
— За что!?
Чувствовался такой легкий ненавязчивый запах только что распустившейся сирени.
— За что!?
Дети во дворе напротив весело смеялись, играя в какую-то незамысловатую игру.
-За что?
Это был уже не крик отчаяния, а вопрос, на который действительно хотелось услышать ответ. Я подняла взгляд. Этот вопрос был задан мне. А я не знала. Уже совсем ничего не знала. Я развернулась и начала уходить.
— Снова уходишь!? Ты всегда стоишь в стороне, как будто бы не с ними, но все равно уходишь! Думаешь, ты жертва? Нет, ты соучастник.
Я остановилась.
Соучастник!? Я!? Да я же ничего не делала. Я ведь не обзывала ее, не издевалась. Да, стояла рядом, но никогда не занималась травлей!
Да. Правильно. Я ничего ей не сделала. Не оборачиваясь я продолжила идти.
После этого случая меня больше не терзало чувство вины.
Белой вороне не место среди черных.
