XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

Проза на русском языке
Категория от 14 до 17 лет
Аляска

 

День 1
Сегодня я решила научиться жить без тебя. Это, как перестать пить       чай с сахаром. Первое время кажется пресным, переполняешься к нему чувством гадливости. А сахарница вроде так близко, вот протяни руку и посласти чай. Но надо держаться и рано или поздно, просыпаешься и не понимаешь, как можно было любить эту сладкую гадость. Сейчас я испытываю сильнейшую нехватку сахара, но это пройдет. Должно пройти.

Обычные серые люди, обычного серого города. Снуют туда-сюда, как мышки. И каждый боится смотреть в глаза, будто встретившись взглядом, открываешь незнакомцу все секреты. А в каждом из нас целый мир. Мой покрыт льдом, из-за этого я постоянно мерзну. Я, как Аляска. Холодная такая, на первый взгляд неприступная. И ты рядом, горячий, большой и открытый. От тебя постоянно пахло медом и корицей. Помню, когда мы засыпали вместе, я всегда просыпалась раньше тебя и нежилась в теплых объятиях, тогда мне правда казалось, что я больше никогда не замерзну. Ты – моя Африка. 

Просыпаюсь по утрам – холодно. Кошка, засыпает со мной, но ночью всегда уходит. Может, мерзнет? Нехотя встаю и шаркаю до ванной. Поток теплой воды… Опускаю в него руки и по всему телу мурашки. Как будто часть тебя снова со мной. Пол такой теплый – с подогревом. Ложусь прямо в ванной, никогда не встану больше. Так и буду лежать и греть, греть, греть эти льдинки внутри. В такие моменты кажусь себе каменной глыбой, нет сил шевелить руками, даже моргать тяжело. Хочется врасти в пол, стать частью его. Не трогайте меня. 
 

 

Собираюсь с силами, встаю. Сколько не лежи, этот лед мог растопить только ты, все остальное, как сахарозаменитель – не то, вообще не то. 
Иду на кухню, пихаю в себя еду, запиваю холодным молоком. Холод внутри ликует, Аляска победила. Снова. 

 

Нет в мире места, отвратительнее моей школы. Тошнит от каждого взгляда, жеста, слова. Все так наигранно. Строят из себя роскошные небоскребы, являясь простыми общежитиями. Пустые люди, несчастные люди. Каждый видит счастье в благосостоянии семьи. У кого сумка дороже, у кого шуба пушистее. А мне бы просто согреться, совершенно не важно, что на мне будет надето. Мне не надо, чтобы на меня смотрели другие мужчины, я хочу, чтобы на меня смотрел только ты. Но ты уже давно смотришь куда-то не на меня. А помнишь, как все начиналось? Мы могли смотреть друг на друга часами. Но со временем ты стал смотреть как-то сквозь, а теперь и вовсе отвернулся. 
 

Сижу на истории и думаю о тебе. А я, ведь, решила жить без тебя. Ты никогда не сдавался так просто, и из головы без боя не выйдешь. Вот только в этом бою я при любом раскладе несу больше потерь, чем ты. 

 

Дорога домой, ветер играется с волосами, уши болят от невыносимого холода. Аляска внутри притихла. Затишье перед бурей.
Сажусь в автобус, наушники в уши, еду домой. Не могу слушать веселые песни. Слишком пошло они звучат на фоне общей печали. Смотрю на людей вокруг, у всех такие лица, как будто, дай я им нож, тотчас же перерезали бы себе горло. В автобусах всегда грустные люди, с мертвыми глазами. Неужели я выгляжу так же? Пытаюсь улыбнуться – плохая попытка, теперь на меня косятся, как на сумасшедшую. Возможно, я и вправду схожу с ума. А впрочем, рассудок мне сейчас и не нужен. Не смогу думать, не буду помнить.

 

Захожу домой и с порога прошу заварить чая. Зеленого. Без сахара. Люблю зеленый цвет. Сижу в своей зеленой комнате, пью зеленый чай и смотрю в окно, где рыжая осень пожирает зеленые листья. Осенью мои зеленые глаза, тоже становятся немного рыжими. Редкая, и совершенно ненужная мутация. Лучше бы я умела быть счастливой, но этим природа меня обделила. Как и возможностью плакать. Хочу ли я плакать? Да. Могу ли я? Нет. Когда мне совсем плохо, мои глаза становятся до дури сухими, а дыхание начинает сбиваться – ярко выраженная истерика. Без слез. Без крика. Без битья посуды. А я так хочу поплакать. Хотя бы чуть-чуть.

Ложусь спать. Найти удобную позу легче, чем вернуть тебя, но все равно на это уходит пара часов. А в голове только ты, ты, ты. Уйди, дай мне поспать. 
 

 

 

 

Странно, наверное, но ты мне никогда не снился. Поэтому раньше я так мало спала. Сейчас же сплю при каждом удобном случае. Сон – мое обезболивающее. Не все прячут свое горе на дне стакана, кому-то и подушки достаточно. Доброй ночи, Африка. Уходи, пожалуйста, скорее.

 

День 2

Открываю глаза. Да, все верно. Я все еще живая, птицы поют, солнышко светит, мама зовет есть. Какого же черта внутри все гниет? Интересно, можно умереть морально? И ходить потом с трупом внутри, даже не подозревая об этом. Тогда необходимо создать морг для таких трупов. Приходишь, из тебя высасывают эту чертовщину. И жить потом легче, как будто килограммов 10 сбросил. Давно пора изобрести такую штуку.

Решила называть тебя Африкой, чтобы не упоминать имени. Так проще забыть. Рядом нет, в голове постоянно, встала посреди улицы. Хочу кричать, громко, во весь голос. Но знаю же, что не буду. Прохожие оборачиваются. В их голове один вопрос: «Почему эта сумасшедшая встала и не шевелится?»  Опять их мертвые глаза. Приду домой, обязательно посмотрю в зеркало, в моих глазах еще должна была остаться жизнь, ее надо просто разглядеть. И все будет хорошо.

Собираю волю в кулак, переставляй ноги, давай же, иди вперед. Не смотря ни на что – вперед. Вопреки всему – вперед. Иду, как на войну, а это всего лишь очередной день в стенах старой школы. Все те же люди.

 

 

Время тянется бесконечно. Готова поспорить, что секундная стрелка с каждым раз делает интервалы все больше. Рисую на полях тетради какие-то завиточки, учитель бубнит классу новую тему. Я давно перестала пытаться слушать их, концентрации ноль, не могу думать о чем-то одном дольше пяти минут. Все мысли всегда приводят к боли, поэтому нельзя задумываться. Надо жить. Необдуманные поступки, громкие слова, страстные (лживые?) объятия. Чем меньше думаю, тем больше делаю, тем легче живу.

Дорога домой. В лобовое стекло машины отчаянно врезаются капли дождя, смотрю на них и думаю, что меня до такого отчаяния еще не довели. Верю, все будет хорошо. Знаю, нужно верить. 

Захожу домой, кидаю ключи под зеркало. Дома тихо и холодно, забираюсь в кровать родителей — там спокойнее, стараюсь уснуть. Тишина давит, мысли начинают бешеные пляски. Опять думаю о запретном. Сворачиваюсь в комок, зажимаю ребра руками, кажется, что пустота внутри скоро разорвет меня на части. Сдавливаю себя сильнее, я смогу, я выдержу. Хочу кричать, орать. Мне больно! Мне пусто и холодно! 
 

 

Прибегает кошка, ложится рядом. Обнимаю ее крепко, крепко, успокаиваюсь. Все-таки животные чувствуют нас. А может, она просто есть захотела, вот и подлизывается. В любом случае, она только что остановила очередной приступ. 
Засыпаю с одной лишь мыслью: «Я должна все забыть.»

 

День 3 

Просыпаюсь от теплых лучей, так приятно ослепляющих с утра. Буря внутри угомонилась, могу больше не волноваться за целостность моих ребер. Пока могу не волноваться. Надеваю любимый свитер моей Англии, она далеко, уехала учиться, теперь у меня от нее остался только свитер. Англия далеко, но даже сейчас греет меня. Закутавшись в шарф, надеваю пальто и выбегаю из дома. 

Улица. Капли дождя, как тысяча ледяных кинжалов, пронзают меня насквозь. Истекаю кровью, но продолжаю идти, никто не должен видеть мою слабость. Вытираю прозрачную, как воду, кровь с щек. Иду дальше. Когда-нибудь я умру, но это будет не сегодня. Слишком много я еще не попробовала. Все еще будет. Пусть без тебя! Пусть! Во мне как будто открывается второе дыхание, шаг ускоряется, ноги крепнут, я наконец-то могу смотреть вперед, а не под ноги. 
 

Резкий ветер налетает, пробирает до костей. Холодно. Силы так же стремительно покидают меня. Нет, я еще слишком слабая, чтобы быть счастливой. Захожу в школу, облегченно выдыхаю. На время внешний холод отступил, остался только внутренний. 

Боюсь. Ужасно боюсь проснуться однажды и усомниться в твоем существовании. Боюсь, перепутать реальность со сном. Не уходи навсегда из моего сердца, останься на нем маленьким ожогом, никогда не загорающим на солнце. Только не исчезай полностью. Не дай мне поверить в то, что все это была грустная сказка, придуманная мной пред сном.

Домой поеду на такси, не дойду до дома иначе. Таксист приветливо улыбается, шутит. Он тоже теплый, не как ты, Африка, но сейчас мне и этого тепла достаточно. Смотрю на него, улыбаюсь и не верю, что я все еще могу это делать. Он говорит о своей девушке, о том, что сделал ей предложение руки и сердца, как она согласилась, как они счастливы сейчас. Говорил, что скоро у них свадьба. А я просто улыбалась, вставляя редкие фразы о везении.

Представляешь, я только сейчас поняла, что где-то есть счастье. Где-то есть мир и жизнь. Где-то есть любовь. Поняла, что со смертью одной души, не умирает все остальное. Сижу возле дома, смотрю на счастливых детей играющих на площадке. Слышу их смех. Вижу их живые глаза. Когда же я была такой? Зачем я выросла? Зачем встретила тебя? Чувствую чью-то руку на плече. Она крепко сжимает, а потом отпускает. Оборачиваюсь. Никого. Пора домой.

 

 

Засыпаю быстро, без привычной грусти перед сном. Завтра что-то изменится, завтра что-то будет по-другому. Нужно просто захотеть, нужно просто поверить.

 

 

День 4

Очередное утро очередного дня. Завожу каждый вечер будильник, в полной уверенности, что утром я буду жива. Откуда во мне столько надежды и веры? Откуда я знаю, что проснусь этим утром, подобно всем предыдущим?

 

Правда, было бы здорово уметь форматировать память. Я бы отформатировала папку с твоим именем, Африка. И вот, однажды, ты бы шел мимо меня по улице и тихо бы так сказал: ‘Привет, Аляска’. А я бы удивленно так обернулась, увидела твои зеленые глаза и спросила в искреннем недоумении: ‘Прости, но разве мы знакомы?’. Ты бы посмотрел на меня, как на дурную или подумал бы, что обознался. А я бы запомнила тебя, как приятного молодого человека. А потом бы забыла. Прошла бы неделя, может месяц, и я бы уже не могла сказать с точной уверенностью, какой у тебя цвет глаз, какой у тебя мягкий голос. Я бы не запомнила твою родинку над губой. Мне бы не было так холодно и пусто внутри сейчас. Я бы не была Аляской. Я бы, я бы, я бы.. Слишком много ‘бы’, слишком мало счастья.

 

 

 

Африка, без тебя я не живу, я выживаю. Я делаю то, чего делать не хочу. Говорю то, чего никогда бы не сказала, будь ты рядом. А все ради того, чтобы просто не падать от внутреннего холода, чтобы не бояться, что пустота достигнет таких размеров, что разорвет меня изнутри. Африка, я не хочу жить без тебя, но это не значит, что я хочу умереть. И я вру себе, уже не пытаясь жить, как раньше. Я давно не живу, я просто существую. 

 

 

Я снова ем много сладкого, мне говорили, что шоколад вызывает ощущение счастья. Ты был моим шоколадом, а теперь я сижу на диете, где шоколад под строгим запретом, а с ним и счастье.

 

Помню, как ты жаловался мне на свои глаза, говорил, что они умирают. Говорил, что только после алкоголя в них появляются бесенята. Говорил, как тебя это расстраивает. Африка, ты такой глупый! У тебя самые прекрасные глаза на свете! Тогда я тебе этого сказать не смогла, поэтому говорю сейчас. Если у меня когда-нибудь будет сын, я хочу, чтобы у него были твои глаза. Ты обладатель самых волшебных глаз на свете. Ты обладатель моего несмелого, потертого, но самого верного тебе сердца.

Мне тяжело это признавать, потому что я решила жить без тебя, но если ты вдруг однажды постучишь в мою дверь, знай, он открыта. И сколько бы я не кричала о том, что тебя не ждут, за моим столом всегда есть один свободный стул.

 

 

День 5,6,7

Все сливается в одно сплошное ‘нечто’. Режим сна сбит, я уже не пытаюсь контролировать ход времени. Постоянно опаздываю куда-то или прихожу раньше. Вокруг множество голосов, и все они гудят. Шумно! Слишком шумно! 

У меня трясутся руки. Я упустила момент, когда начала сходить с ума. Но тот ли безумец, кто отличен от других? А может это вы толпа безумных людей, а я наконец увижу все без призмы навязанной нам миром.

 

Иду по улице, даже скорее бегу. Дождь капает на волосы, лицо. В такие моменты я люблю представлять, что я плачу. И весь мир плачет со мной. Пресные слезы стекают к губам, стремясь к шее. На улице почти нет людей. Вы не любите дождь, даже если говорите, что это не так. Вы прячетесь от него под зонтом, крышами, в машинах и маршрутках. Я тоже раньше пряталась от тебя, Африка. Боялась твоего взгляда, боялась быть замечена. Наверное тогда я тебя еще не любила. А люблю ли я тебя сейчас? 

Я боялась усомниться в твоем существовании, поверить в то, что ты был всего лишь сказкой. Но так и есть, Африка. Я тебя придумала. Не существует никакого теплого взгляда, и нет твоих больших шершавых рук. Я смотрю на тебя, но не вижу тебя. Передо мной стоит совершенно чужой мне человек. Он говорит твоим голосом, смеется твоим смехом, он безумно похож на тебя! Но он не ты. Ты плод моего воображения, больной детской фантазии. Я наградила тебя теми качествами, в которых нуждалась, а ты не осилил такую ношу. Но не волнуйся, ты не виноват, чужой мне человек. Это все я, я ожидала от тебя большего, чем ты мог мне дать. Я тебя боготворила, но сколько ты крапиву розой не называй, она навсегда останется крапивой. 

Ты больше не моя Африка, ты чужая Крапива. Если обнять крапиву, она жжет. Ее ворсинки причиняют боль, но место ‘ожога’ всегда становится теплее. Так вот, что это было, Африка (или уже Крапива?), ты не грел, ты меня обжигал. И я не люблю тебя, я просто зависима. Люди годами сидят на героине, а я? А я сижу на крапиве. Даже смешно, после стольких серых дней понять, что я сама во всем виновата. 

Однажды я встретила девушку, которая полтора года сидела на героине и три месяца уже была в завязке. Он выглядела жутко. Она как будто выцвела, в ней не было и половины цветов, которые присутствовали в других людях. И глаза, о ее глаза. Это были глаза не молодой девушки, а старухи, находившейся на грани смерти. Ее наркотик был реальным, его можно было потрогать и вколоть. А мой наркотик? Он душевный. Неужели моя душа выглядит так же, как та девушка? Мне страшно. 

Ложусь спать только с одной мыслью: завтра я проснусь новым человеком с новой душой. И все будет по-новому. Клянусь.

 

Мещерякова Надина Олеговна