Горы, горы… Еще не объятые чувством страха и одиночества гиганты в своем роде. Они не трепещут перед законом, они создают его сами. Они – никому не изведанные таинственные глыбы, в которых, словно в Бермудском треугольнике, может пропасть все, чего ты сам еще не обнаружил. Гнев, унижение, скорбь, разочарование – все это сразу пропадает, стоит тебе только приблизиться к таким не изученным человеком местам. «Что же может быть там такого загадочного?» — с насмешкой спросит тот, кто ни разу не был в горах. «Не знаю», — задумавшись, ответит ему другой, знакомый с могучими творениями Природы. И вправду, человеку непосильно тягаться с великой Природой: с ее всепрощающей силой, но злопамятной душой. Понять горы, понять, что же своими массивными наростами слез хотела сказать сама Природа, значит понять мир, понять Вселенную, а значит получить невообразимое могущество и преимущество перед любым на Земле. Мы, жалкие по сравнению с Природой люди, часто гонимся за властью, не понимая, что она из себя представляет, и какой злостью Природы все может обернуться.
Мы едем в горы. Что с нами будет? Вернемся ли мы назад, полные трепетного воспоминания? Вернемся ли мы? В каком настроении будет Природа: будет она благосклонна к покорным ее рабам или воспримет в штыки как врагов? Не знаю. Никто не знает. Зато я знаю человека, который попытал на себе чувства Природы: от косвенной бессмысленной злости до искреннего признания.
Жизнь этого человека почти ничем не отличалась от беззаботной жизни ребенка. Его звали просто: Ваня. Его мать была сторонницей исконно русских имен и считала неуместным называть своего ребенка непатриотично. Он рос с убеждением, что однажды станет успешным инженером, но не до конца понимал, зачем ему это надо, и хочет ли он этого на самом деле. Сложно пойти наперекор толпе, тем более такой близкой, как семья. Смог ли бы ты, не имея четкого убеждения, куда ты хочешь пойти, и точного ответа, получится то или иное в будущем, не поддаваться влиянию семьи инженеров?
Екатерина Григорьевна забирала своего малолетнего сына Ваню из детского сада. Жили они в городе уличных художников и музыкантов, городе искусства — Санкт-Петербурге. Мама вела своего неугомонного любопытного сына за руку, с нетерпением оглядываясь по сторонам. Ваня пытался вырваться из крепкой хватки матери и заглянуть в каждый уголок. Она одергивала его, и они шли дальше.
— Мама, смотри, там дядя-художник! – Ваня выдернул свою руку и побежал разглядывать мужчину и его творения. Екатерина Григорьевна вздохнула и побрела за ним – крик, угрозы и наказания не работали, и она это знала. Ей не нравилось чрезмерное увлечение сына всем подряд, но этого «всего подряд» было настолько много, что она не могла этому противостоять.
Ваня тем временем вприпрыжку добежал до старичка-художника, мимо которого он с мамой постоянно проходил. Он уже знал весь репертуар художника, который редко менялся, ведь картины у подобных художников покупают нечасто, какими бы прекрасными они ни были, но Ваня каждый раз пытался найти в картине что-то новое или придумать скрытую деталь самому – это ему безумно нравилось, и все чаще мальчику казалось, что он сам написал эту картину. Ваня обежал взглядом все уже знакомые ему картины, но одна из них почему-то была развернута к мальчику задней стороной. Но он-то знал, что там находится.
— Дядя, а зачем вы «Ладогу» перевернули? Мне она так нравится! – похвалил одну из своих любимых картин художника мальчик.
— Какая там «Ладога»! Я распрощался с ней сегодня утром. Посмотри, какое чудо заменило ее теперь, — с этими словами художник подошел к дальней картине и повернул ее лицевой стороной к мальчику. Вместо привычного весеннего пейзажа холст прорезали вершины горного хребта. – Вот, Ваня, знакомься, «Ай-Петри», — ласково сказал старик. Подошла мама Вани, что-то буркнула и потащила мальчика за руку. Он послушно поддался и поплелся вслед за ней. Но в глазах его остался образ массивного горного хребта с его темными, покрытыми туманом вершинами. Он никогда не видел именно таких гор. Он видел их в свете, в радости, но в тихой печали – никогда. Теперь ему казалось, что в горах существует жизнь, которую описывают как райскую, что там есть то, чего нету на Земле, у человека. Мама волокла его по дорогам и переулкам, но Ваня будто ничего не видел, и глаза его были окутаны серой дымкой. Он все думал и думал, но никак не мог развидеть эти чудные создания Природы — горы, — со своей атмосферой, со своими обитателями. «Они совсем другие, — думал Ваня, — не как я с мамой».
Шли года. Ваня рос, обучаясь на инженера – его родители настаивали на том, чтобы мальчик шел по их стопам. Они, особенно мама, часто говорили: «Ты должен продолжить дело своего рода! Что такое другие профессии по сравнению с инженером?» Ваня не сопротивлялся. Он на протяжении всех школьных лет бегал по кружкам, связанных с инженерией, пытался угодить педагогам и наставникам, но в первую очередь, конечно, родителям. Он никогда не знал, чего он хочет на самом деле. Он не был ведущим, он был ведомым. Ему нравилось плыть по течению, неважно, куда оно заведет. Пока его бурный поток шел в одну сторону без каких-либо притоков или рукавов, где устьем являлось слово его матери. Однако с большим расстоянием между друг другом в берегах жизненной реки возникали небольшие углубления. Они не были достаточно сильны, чтобы ответвится от матери и быть самостоятельными, но каждое новое из них было больше прежнего. Эти места в сердце Вани занимали каменные творения Природы. Образ гор с картины того старого художника не покидал его, и когда Ване становилось грустно или скучно, «Ай-Петри» всплывала у него перед глазами. Желание покорить горы постепенно накапливалось в нем, но никогда не доходило до исполнения.
Теперь Ване уже двадцать. Он закончил школу и дополнительные курсы для поступления на специальность инженера. Но все же река вышла из берегов, ее устье размылось. Мать Вани умерла в командировке в горах: сорвалась со склона.
Ему позвонили ночью, около трех часов. Ваня подскочил от резкого звука телефонного вызова. «Незнакомый номер…» — пробормотал он про себя и не стал отвечать на звонок. Но звонки поступали раз за разом. С этого номера пробовали звонить и утром, ведь Ваня так и не взял трубку. Он не выдержал такого напора со стороны неизвестного и нехотя поднял трубку.
— Ало, — послышалось на другом конце телефона, — это Иван Александрович Бессонов?
— Да, — с застывшим вопросом на лице ответил Ваня.
— Вы сын Екатерины Григорьевной Бессоновой?
— Ну да, — изумляясь, откуда у неизвестного его номер телефона и имя.
— Ваша мать, Екатерина Григорьевна, погибла вчера в 19:07 по московскому времени. Заключение врачей у вас на почте. Приношу свои соболезнования, — звонок оборвался. Это больше было похоже на шутку, чем на что-то реальное. Ваня с дрожащими руками нажал на иконку почты в своем телефоне, и его страшные опасения оправдались. Он пошатнулся, сел на пол. В своих размытых от подступающих слез глазах он видел отражение гор. Его сердцебиение и дыхание участились. Он прокручивал в голове ситуацию: как его мать подходит к краю склона, нога случайно срывается и… По щеке Вани стекала пара крупных слезинок. Он не хотел представлять эту картину дальше. Он медленно поднялся с пола, опираясь на руки, и с разбегу прыгнул на кровать, лицом в подушку.
Но Ваня продолжал сходить с ума при упоминании этих безжизненных, но не бесчувственных созданий несмотря ни на какие обстоятельства. Они, наоборот, становились для него все более притягательными, манящими… Он с лицом, распухшим от слез, сел на кровати и принял решение: он едет в горы. Откладывать встречу с горами уже казалось ему невозможным.
Спустя несколько дней после трагичного события и успокоения Ваня занялся поиском билетов и сборами. Он точно знал, с кем он хочет познакомиться – с Ай-Петринской яйлой. Он представлял ее прямо как на картине уличного художника: темной, загадочной.
Природа не противилась ему. Она знает обо всем, в том числе и о его мечте. Поэтому в дороге к Ай-Петри Ваня чувствовал некий душевный подъем, путь казался легким и непринужденным. Вскоре Иван добрался до места, а там и до горного хребта.
— Посмотрите налево. Перед вами открывается вид на прекрасную Ай-Петринскую яйлу, — вещала экскурсовод своей группе, среди которой был и сам Ваня. Он обернулся и застыл на месте. Картина реальности почти совпадала с той «Ай-Петри», в которую он был влюблен с детства. – Можете подойти поближе к вершине и рассмотреть ее особенности самостоятельно. Фотографироваться разрешено, но через полчаса я жду всех вас на этом месте, — продолжала экскурсовод. Ваня смиренно кивнул, теребя от волнения будущей встречи край своего потертого рукава. Как только женщина завершила фразу, он словно сорвался с места и чуть ли не бегом бросился к Ай-Петри. Она была всей его жизнью: он видел ее во снах, мечтал и скучал по ней, хотел быть с ней, — и вот наконец он встретил ее. Быстрый шаг Вани перешел в бег, он будто злой пес перегрыз цепь и теперь бежал со всей силы, как только он мог. Он не замечал даже земли под ногами, но вдруг резко упал. Как будто сама Природа не давала ему «улететь» с Земной оболочки.
Ваня полежал несколько секунд в грязи, затем приподнялся, встал на колени и приподнял взор. Перед ним длинной косой лежала Ай-Петри. Он протер глаза, все еще не веря в происходящее. Он встал и снова упал. Встал, упал. Он зарыдал, да так, как не рыдал еще никогда: искренне, по-доброму, от счастья. Он склонился к земле и прошептал: «Спасибо…». По поверхности прошла небольшая тряска. Ваня удивился и опять прижался к земле. «Спасибо», — сказал он чуть громче. Встречный поток теплого ветра чуть не сдул его с ног. «Спасибо!» — крикнул он во все горло.
Тишина. Ваня лег спиной на траву и смотрел на горы. Рядом с горами ему вспоминалась вся жизнь с малых лет и самые яркие события в ней: как он в первый раз увидел картину «Ай-Петри», уличного художника, как из него хотели сделать инженера, наставления родителей, смерть мамы и Ай-Петринская яйла… Он посмотрел в небо. Оно было ярким и чистым, висело всего два причудливых облачка. Ваня пригляделся. Облака складывались в зигзаги, наслаиваясь друг на друга. Он перевел свой взор на Ай-Петри, затем на облака и заметил некоторое сходство. Ветер шептал ему: «Да, Ванечка, мечты сбываются. Ты один из немногих, кто ценит мою мать – Природу». Ветер ласково обдул шею Вани и позвал его за собой вместе с Ай-Петри и облаками.
Ваня закрыл глаза и отдался моменту. Ветер уносил его куда-то ввысь, прямо на высоту Ай-Петри. Он не чувствовал под собой тяжести земной жизни, он не чувствовал себя человеком. Потоки воздуха взмывали все выше и выше, под облака — прообразы Ай-Петринской яйлы. Мельчайшие кристаллики льда, из которых состоят облака, вонзили свои острые концы Ване в шею и плечи, но он не чувствовал ничего, кроме восторга и облегчения. «Тебе не холодно?» — спросил ветер. «Немного», — отвечал ему Ваня, как будто разговаривать с сыном Природы было для него обычным делом. Тогда поток спустил Ваню немного ниже – на вершину Ай-Петри. Он спрыгнул с рук ветра и наступил на голый камень. Его тело напиталось необыкновенной силой, которую он никогда не испытывал раньше, а мысли очистились и стали светлыми, как в детстве.
Вот она – Ай-Петри, — во всей своей красе. Для кого-то обычная серая скала, которая не имеет кроме гладкого камня и редких наростов мха больше ничего, но для Вани – добрая и любящая, иногда скромная, но кокетливая вершина. Его вершина. В его жизненной реке Ай-Петри создана для него. Она – его Ай-Петри. Ай-Петри… Звучит как иностранное женское имя. Не уж то ли это сама Природа, самая великая женщина на Земле?
Ваня вернулся к экскурсоводу. Она продолжала свою речь:
— Рядом с Ай-Петри находится…, — но Ваня не вникал дальше. «Ай-Петри», — только это имя он мог слышать. Со стороны это может быть похоже на паранойю, но нет, это любовь. Крепкая, безответная, но пылающая и незабываемая.
Да, это она. Ай-Петри… Она пленила его. Ваня только и думал о горах. Он не мог жить без них. Какой там инженер и университет, когда сердце лежит к другому? Река изменила свои берега совсем, она начинается уже не с того устья. А значит она другая…
