***
Каждая моя мысль
Желает зарыться в стихотворении,
Чтоб, к всеобщему удивлению,
Носом ткнуть не ввысь,
Не во что-то надёжное, крепкое
И, пожалуй, немного терпкое;
Не во что-то смешное и детское,
А в женское. Только и в женское.
Пусть полюбят её – и хватит.
Не за то, что она необычна,
Сотню раз уже мною обдумана
Или, может быть, даже трагична.
Нет, не нужно за что-то, за это.
Просто так.
Мою мысль лишними шумами
Изведут, не оставят покоя.
Ей не нужно быть мыслью поэта!
Ей не нужно быть мыслью героя!
Ей не нужно быть мыслью ума!
Она хочет так быть, чтоб сама,
Чтобы «мысль» – и этим всё сказано;
Без «прекрасна» и без «доказана».
Видите, сколько глаз
По странице за мыслью бегают
Между строк, между фраз,
То ухватят её, то вновь отойдут,
То бросаются взглядами резкими?
Господа! Неужели не слышите звук?!
Это мысль! Она бьётся и всплесками
Восклицает: Господи! Хоть бы раз!
Хоть бы раз мне попасть в это женское!
Попадёт ли? Кто её знает.
***
Я так хочу прожитые года
Куда-нибудь засунуть навсегда,
Чтоб каждое явление и звук
В шкафу хранились. Или же в шкатулке.
Чтоб я могла простым движеньем взять
И прокрутить стальную рукоять,
И струны задрожали гулко.
Хочу, чтоб вместо песен– голоса,
А вместо нот– стихи и переписки.
Хочу, чтоб жизнь, частично или вся,
Казалась не далёкою, а близкой.
И если вдруг когда-то упадёт
Из рук моих заветная коробка,
И если кто другой её найдёт,
То не беда. Пускай играет громко.
Он голосов не знает, но не суть.
Пускай нарушит тайну переписки,
Но жизнь мою, частично или всю,
Увидит не далёкою, а близкой.
***
Для соплей существуют платки,
Для крови– кулаки.
Перепутал– пропал.
Нам пора становиться взрослее.
Если б кто-то признал
Опрометчивость наших идей,
То жилось бы, наверно, сложнее.
А пока что живём как умеем.
То есть в комнате, полной людей,
Вечно жмёмся к стене
И холод идёт по спине.
От бетона, от слёз ли, от мыслей
И слов (друг о друге?).
То есть верим, что, пусть не сейчас,
Но отыщется место для нас
И нельзя не держаться за руки.
***
Набралась, заскрипела и треснула грудь,
А сердце сжимается, корчится.
Что ей надо теперь? Что в неё запихнуть?
–Хочу набраться, хочу наполниться! –
А мне хоть пой на сердечном надрыве!
Ей же мало всего! Что ни влей, как фонтан,
Циркулируют мысли в груди без разлива,
И уходит в неё за стаканом стакан.
Я часы наблюдаю: пятнадцать, тринадцать…
Время вспять. Я опять: где раздумий плоды?!
Провожу, как смычком, по душе-тунеядцу,
На повышенной ноте прошу у груди:
Если требуешь много, будь доброй, ответь:
Для чего ж ты трещала, немо́щная?!
А она помолчит, перестанет скрипеть
И устроит скрипенье всено́щное.
