XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»
Глава 1.
Усадьба Раевских, Санкт-Петербургская губерния.
Июнь 1837 года
В кабинете стояла тишина, лишь тиканье часов и шелест бумаг нарушали её. Мужчина, чьи годы уже близились к закату, заканчивал вечернюю часть работы над документами. Его кругловатые очки временами поблескивали от живого огня настольной лампы, густые усы нервно подрагивали, а карие глаза устало смотрели на буквы. В коридоре вдруг послышался топот и в ту же секунду в дверь постучали:
— Войдите, — прозвучал низкий бархатный голос хозяина кабинета. Дверь открылась, тихо скрипя, и в комнату ввалился парнишка. Пожилой мужчина с интересом взглянул на своего крепостного, державшего что-то в руках.
— Барин, вам письмо от господина Берёзова, — выпалил юноша. — Срочное! — с замиранием сердца добавил он.
— Подай сюда, — тут же протянул руку мужчина. Быстро вскрыв письмо, он стал бегло читать его, половину бубня себе под нос:
— Уважаемый… прошу принять… камеристкой… Даю свою рекомендацию… С уважением, доктор Георгий Фёдорович Берёзов… — Рыжий паренёк вытянул шею, старательно вслушиваясь, но короткое письмо уже было прочитано, и хозяин кабинета задумчиво смотрел в пол.
— Хм…Так-так… — старик взбодрился и стал рыться в столе. Взяв чистый листок бумаги, он начал писать, и спустя уже пару минут ответ был готов, а именной печатью генерал-майора в отставке Раевского Степана Афанасьевича запечатан конверт.
— Держи, Пашка! Передай письмо кому следует и скажи: доставить в срочном порядке.
Парень тут же схватил письмо и поспешил исполнить поручение, но прежде, чем покинуть комнату, осторожно спросил:
— Степан Афанасич, позвольте вопрос.
— Позволяю.
— В доме будет кто-то новый?
***
Солнце опалило землю, в которую то и дело врезались копыта молодых скакунов. Рыхлые ошмётки чернозёма разлетались в разные стороны вместе с травой, а звонкое ржание лошадей долетало до самой усадьбы Раевских.
— Ева, не тяни так за поводья! — недовольно крикнул мужчина в спину юной наездницы. — Куда ты мчишься?!
В ответ девушка лишь беззаботно рассмеялась:
— Папенька, вы завидуете! — она довольно сверкнула карими глазками, ненадолго обернувшись, чтобы лицезреть лицо проигравшего. Её белокурые локоны окончательно растрепались, разрушив недавно наспех заплетенный хвост. Барышня крепко держалась в седле и знала, что теперь отцу будет тяжко с ней соревноваться. Она была уверена, что даже погода сегодня шепчет ей победу: все деревья полностью покрылись свежей густой зеленью, птицы с самого утра пели песни, а солнце с теплым ветром придавали сил и телу, и душе.
Через пару минут лошади добрались до центральной дорожки, ведущей к дому. Там их уже ждали слуги.
— Степан Афанасич! Степан Афанасич! — один из крепостных стал приближаться откуда-то со стороны выездной дороги, мчась со всех ног.
— Тррр, тише-тише! — мужчина сильнее стянул поводья испуганного коня, вставшего на дыбы. Вороной засверкал подковами, но усмирился под твёрдой рукой наездника.
— Пашка, ты чего мне скотину пугаешь?! — уже почти седой к своим годам, но всё ещё сохранивший густую и светлую шевелюру, статный хозяин имения недовольно посмотрел в сторону рыжего юнца.
— Простите! — парень взглянул на господина снизу-вверх, щурясь и прикрывая глаза от солнца рукавом рубахи. — Гости то приехали!
— Гости? — к разговаривающим приблизилась девушка верхом на лошади.
На вопрос дочери мужчина только кивнул, добавив, чтобы та шла к себе, а позже её позовут. Сперва Евангелина направилась не в свои покои, как ей приказал отец, а в обеденную залу, желая взять чего-нибудь съестного. После такой динамичной прогулки на свежем воздухе, её мысли и желудок были пусты. Однако стоило девушке только вспомнить о гостях и ей становилось волнительно. Кто эти люди? И зачем они так неожиданно пожаловали?
— Воспитанные господа обычно присылают письма, оповещая о приезде, — рассуждала девушка, откусывая кусочек от спелого яблока. — Только у Потёмкиных есть привычка прибывать как снег на голову, — недовольно добавила она.
Присев на софу у открытого окна, за которым открывался вид на чудесный сад и могучий старый дуб, барышня продолжила есть яблоко, пока не услышала стук каблуков:
— Добрый день, — в комнату зашёл удивлённый камердинер, не ожидавший никого встретить. — Евангелина Степановна, — он слегка поклонился девушке, не сводя с неё глаз, и обратил внимание на откушенное яблоко, — не желаете чего-нибудь посущественнее?
— Желаю, — сдержанно ответила она, встав, — только велите отнести обед ко мне.
Евангелина, выпрямив спину и расправив плечи, направилась прочь из комнаты, желая поскорее исчезнуть из-под надзора человека, неприязнь к которому она всегда старательно пыталась скрыть.
Меньше, чем через четверть часа в комнату юной особы были доставлены все блюда. Трапеза традиционно началась с супа с трюфельным паштетом. На серебряном подносе ожидали своей очереди запечённые рябчики, от которых исходил обжигающий пар и потрясающий аромат. Гарнир из отварных овощей был красиво разложен на соседней тарелке, а душистый чай и сахар в фарфоровой чашке ждали своей очереди вместе с грушевым десертом.
***
Месяцем ранее,
в трактире на Нарвской заставе,
на южной окраине Санкт-Петербурга
На старом деревянном столе, доски которого уже скоро сгниют по доброй воле, стояло несколько посудин. Обветрившийся хлеб и старый недоваренный картофель, посыпанный последней щепоткой соли, были единственной пищей для этого несчастного человека. Девушка в старом ночном платье медленно доедала свой скромный обед, который у неё был последний.
Проснувшись сегодня, как обычно это бывает после тяжёлой и неблагодарной работы, почти в полдень, особа отказала себе в переодевании. Она по-прежнему сидела в страшном, застиранном и единственном платье, которое мешковато висело на исхудавшем теле. Её тёмные, как горький квас волосы были растрепаны и давно немыты, а серые глаза пусто и безрадостно смотрели на всё вокруг.
Обречённо бросив и не доев то, что сложно назвать обедом, девушка подошла к умывальнику. Она зачерпнула руками ледяную воду из ковша и выплеснула себе на лицо. Наслаждаясь бодрящей прохладой, Николь услышала крики. Соседи этажом выше вновь кричали и буянили. Послышался грохот, а за ним ещё и ещё. С серого грязного потолка, содрогавшегося под этой борьбой, посыпались мелкий мусор, грязь и пыль. Девушка остановилась, задумываясь о том, как неприятно ей это место. Как оно её тяготит, поглощая всё сильнее с каждым днём.
***
К неприметному и старому трактиру подъехала треногая коляска. Кучер поспешно спрыгнул с облучка, волоча за собой четвёртое, требующее ремонта колесо.
— Мы зайдём и спросим помощи, — из транспорта вышел молодой человек лет двадцати пяти. — Ждите здесь, — сказал он кучеру и, кутаясь от порывистого ветра в изумрудный камзол, подал руку пожилому мужчине:
— Георгий Федорович, — обратился юноша к вышедшему, — вам не обязательно идти. Я всё сделаю, — на такое предложение мужчина лишь махнул рукой, уверенно шагая к трактиру, придерживая кожаный чемоданчик.
Войдя в трактир, приезжие увидели полупустые столы, небольшой буфет и главное — стол трактирщика. В целом место оставляло мрачное впечатление: обшарпанные стены, старые половицы и неприятный спёртый запах дешёвого пива, стоящий в воздухе.
Двое гостей, переглянувшись, уверенно направились к столу трактирщика, за которым сидела полная дама.
— Добрый день, — снимая шляпу, начал юноша, — вы хозяйка?
— Да, я, — гордо ответила женщина, оценивая дорогие костюмы пришедших. Она обвела взглядом молодого человека в красиво расшитом зелёном камзоле, старика в дорогом чёрном жакете с элегантными очками в дорогой оправе. Однако сама хозяйка трактира оставляла о себе такое же впечатление, что и её заведение — мрачное. Выглядела она хоть и ухоженно, но вульгарно, подозрительно и чересчур самовлюблённо.
— Уважаемая… Хм… Видите ли, у нашей коляски сломалось одно коле… — не успел договорить молодой человек в зелёном камзоле, как на лестницу, что находилась прямо у хозяйского места, выбежал мальчишка:
— Нику убили! Сидит! Вся в крови, еле дышит!
После таких слов двое мужчин встрепенулись:
— Показывай!
Мальчуган в рваной майке и старых тряпках, напоминающих бывшие брюки, побежал босыми ногами по лестнице, сверкая грязными пятками. Гости спешили за ним, а следом бежала ошарашенная хозяйка, что-то взвизгивающая всю дорогу. Мальчик привёл всех в маленькую комнату, где у дальней стены сидела молоденькая девушка в сером грязном платье, один из рукавов которого медленно становился алым.
— Ах ты дрянь такая! — взвыла тучная хозяйка трактира, хватаясь за голову. — Всю душу мне вымотала! Врёт она всё! Прикидывается!
— Не кричите, — стал её усмирять молодой мужчина в зелёном камзоле, — больной нужна тишина.
— Да какая она больная?! Только на голову! Актриска! — не унималась старуха, уперев руки в боки. Так сильно ненавидя эту девушку, ей оставалось только плюнуть в её сторону.
Пожилой мужчина быстро осмотрел запястья девушки. Обнаружив причину кровотечения, он велел помощнику вывести истинную сумасшедшую из комнаты.
— Девочка, да ты не только телом умираешь, но и душой, — тихо прошептал он себе под нос, открывая чемоданчик, на дорогой коже которого позолоченными буквами читалось: Берёзов Г.Ф.
***
— Так значит, закончить всё хотела? — сидя на старом полугнилом стуле, старик положил ногу на ногу. Сложив руки в замок, он заинтересованно смотрел на девушку, которая, понурив голову, сидела напротив него. Свесив ноги с кровати, она рассматривала свои перебинтованные запястья.
— Хотела…и хочу… — хрипло ответила она.
В ответ старик нахмурился:
— Тогда почему же так никудышно? — строго спросил мужчина, повышая голос. — Так никудышно и неглубоко? — его очки зверски сверкнули, отражая пламя свечи в наступившей вечерней темноте. Как огонь становился ярче, его голос звучал жёстче. На кровати послышалось копошение.
— Чего молчишь?
— А что вы от меня хотите?! Чтобы я ещё раз!.. — её истошный крик содрогнулся, а ком в горле не дал договорить. — Ещё раз… — захлёбываясь в слезах, она замолчала.
— Лгать врачу бессмысленно, девушка, — дал он ответ, терпеливо выждав пару минут. — Вы хотите жить, — в его голосе выступила уверенность. – У вас неглубокие порезы поперёк. Значит, — он поправил густую седую бородку, — что-то в вас цепляется за жизнь. Возможно, вы не хотите умирать, а просто больше не можете жить так, как живете сейчас? — он взглянул на неё из-под очков и увидел, как она подняла полное слёз грустное лицо. Солёные реки беспрерывно текли из серых глаз по щекам, оставляя мокрые дорожки. В этом лице читались лишь полное отчаяние и вселенская грусть.
Мужчина продолжил разговор:
— Как ваше имя?
— Николь…. Орешникова… — хрипло и немного гнусаво отозвалось с кровати.
Мужчина поправил очки и задумчиво потёр подбородок:
— Отца вашего случайно не Александром зовут? – удивлённо и заинтересованно приподнялся он.
— Звали… Да только не стало его несколько месяцев назад.
— А где матушка Ваша? — старик слегка наклонился вперёд, задавая вопрос за вопросом.
— Там же.
Доктор задумался, разглядывая комнату. Он оценивающим взглядом посмотрел на старый умывальник, обеденный столик, непригодную для сна кровать. Встретившись взглядом с тараканом, «недовольным» нищенскими жилищными условиями хозяйки трактира, продолжил расспрашивать:
— Ваш отец был доктором? — в ответ девушка могла лишь слегка кивнуть непричесанной головой.
— Я… — начал он, снова присаживаясь на стул, — был знаком с вашим батюшкой. Не очень хорошо, но я лично знал его. Ваш отец, Николь, подарил мне и моей жене возможность быть родителями, — старик задумчиво глядел на пламя свечи, погружаясь в воспоминания.
— Пятнадцать лет назад, когда моей жене наконец-то удалось сохранить беременность и выносить позднего и долгожданного ребёнка, он принимал эти сложные роды. Будучи уже на сносях, у жены обнаружили воспаление. Нужен был хороший женский врач, а у меня совсем не было денег… Мы были бедными людьми без возможностей. Я страшно боялся потерять не только ребёнка, но и свою любимую… Александр Орешников принял роды и спас нас, — старик направил указательный палец на Николь, которая внимательно слушала и смотрела на незнакомца. — Я никогда не забуду его помощи. И теперь, когда я в состоянии отблагодарить его, я верну долг, — мужчина поднялся со стула и подошёл к девушке, сидящей на кровати.
— Скажите мне, барышня, хотите ли вы начать новую жизнь? — держа, руки в карманах, старик строго, но с любопытством посмотрел в глаза Николь.
***
Наспех отремонтированная коляска наконец-то подъехала к небольшому дому. Ночь уже опустилась на улицы Петербурга, которым придавали очертания только свет уличных фонарей и окон редких домов, где хозяева уже укладывались спать, а слуги ещё завершали недоделанные дневные поручения.
Дом доктора Берёзова не отличался особой роскошью, но и беден не был. Небольшой сад манил разнообразием цветов, а мощёная дорожка так и звала поскорее зайти внутрь.
Для Николь приготовили постель в уютной гостевой комнате. Супруга доктора оказалась на удивление простодушной и щедрой женщиной — теперь у Ники появилось несколько чудесных платьев, которые, если слегка ушить, будут по размеру. Сначала предложение о таком подарке поступило от Берёзовой младшей, но платья юной девочки оказались малы для девятнадцатилетней Николь, отличающейся среди своих ровесниц особенно высоким ростом.
— У вас чудесная дочь, — впервые за долгое время девушка заговорила первой. Наконец-то она лежала в мягкой чистой постели, укрываясь тёплым и приятным на ощупь одеялом.
— Благодарю, — доктор решил проверить запястья девушки перед грядущим сном и, собравшись уходить, внезапно остановился:
— Могу я спросить?.. Почему вы оказались в таком положении?
Над этим вопросом Николь и сама долго размышляла прежде, так что ответ у неё давно был готов:
— Из-за честности, — грустно и сухо ответила девушка. — Отец был хорошим врачом, но лечил бедных, а не богатых. Он был честным, а потому и бедным.
— Неужели для вас не осталось даже жилья? — Берёзов недоумевал о том, как должны были выпасть карты, чтобы дочь грамотного врача и хорошего человека осталась одна почти на улице.
— Родственники… — сжимая край подушки от злости, девушка слегка поморщилась. — Вот их точно не выбирают, — больше она не проронила ни слова.
— Что ж, теперь вам не стоит беспокоиться. Вы попадёте в хороший дом, и я буду рад, что смогу помочь. Доброй ночи, — последний светильник погасили и в гостевой комнате наступили мрак и тишина. Николь повернулась на спину, глядя в потолок. Красивая люстра повисла в одном положении, цветы в вазе закрыли бутоны, даже вода в хрустале, что стоит на комоде, и та замерла. Дом погрузился в сон, и только Николь не спала, размышляя о том, что её ждёт завтра.
***
Усадьба Раевских, Санкт-Петербургская губерния.
Июнь 1837 года
По светлым коридорам дома богатейшего в округе поместья медленным шагом прогуливалась белокурая особа, стараясь хоть как-то скрасить время. Вдруг внизу, у самой лестницы, послышались голоса, отдающиеся эхом. Подойдя поближе к лестнице, наблюдающей удалось узнать голос экономки, которая кому-то читала нравоучения. На первом этаже, почти у самого входа, стояли две женщины. Экономка дома Раевских, Людмила Ивановна, беседовала с новой прислугой для этого семейства.
— Конечно, удивительно, что тебя рекомендовал сам личный доктор господина, но не зазнавайся. Будешь плохо работать или воровать — живо получишь порку или еще хуже — вылетишь, — полная дама в рабочем платье цвета горького кофе пригрозила пальчиком перед носом собеседницы. Её слушательницей оказалась высокая стройная девушка в тёмном платье с длинными рукавами и высоким воротничком, который дополняла элегантная чёрная лента.
Евангелина, которая наблюдала за разговаривающими, находясь этажом выше, подошла к перилам. Стук каблучков предательски выдавал её присутствие, но она этого не боялась, а с любопытством разглядывала прибывшую. Гостья тут же подняла голову, глядя вверх. Экономка удивлённо обернулась и тут же узнала дочь хозяев поместья:
— Евангелина Степановна! — экономка обратилась к девушке, начинающей медленно спускаться по белоснежной мраморной лестнице. — Позвольте представить вашу новую камеристку, — женщина элегантно указала жестом на стоящую рядом девушку, с которой Ева не сводила взгляд.
— Орешникова Николь Александровна, — темноволосая особа сделала идеальный реверанс, немного удивив этим полную даму, и обратила взгляд серых, как холодное осеннее небо глаз на единственную дочь и наследницу дома Раевских.
Продолжение следует…
