XII Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

И я живу ,

Живу тогда, когда перо бежит по белизне бумаги…

Мне видеться пришлось

Один

лишь раз,

Как пестр он,

огонь их всех, огонь горящих глаз.

И я живу, и я пишу тогда, когда я вижу вас

, пускай затронутых , бездушных и ,

Может, грешных даже и ненужных, но я скажу:

«Поэту –

человек есть больше

собственного Я!»

Я вам доверил, но, признаться, снова предан,

Я исписал,

отдал своё единственное небо…

Я не пожалел куска бумаги, но,

увы, огонь судьбу его решил…на веки…

И вот кончаю я писать, поскольку белый стал не белым.

Я подарить вам смог не всё, хотя сгорел внутри

бесследно.

Я оставляю вас надолго, но знаю, что было всё не зря.

Я жил,

писал,

любил,

пытался,

Пытался вас не потерять…

I

Она — стремящаяся всё время к свету. Она — «стрела», пронзающая атмосферные волны и рушащая все преграды перед собой. Казалось бы, она рождена, чтобы жить и никогда не терять надежду в завтрашний день, не терять источник вдохновения и жизненные силы, которые всегда были глубоко спрятаны от посторонних глаз, но они и твёрдо знали, когда им нужно будет «выстрелить». Она не имела определенных целей на жизнь, у её занятий не было даже никаких имён и четких направлений, она просто писала и творила, что ей взбредало в голову время от времени, и это всегда получалось, но однажды силы стали появляться всё реже и начинали всё чаще заставлять Жизель сомневаться в завтрашнем дне. Что же произошло?

II

Скамейка. Господин. Диалоги.

Жизель никогда не признавала транспорт, в её воображении эти «железяки» выглядели ужасающе, а контролерши и водители внутри «железяк» всегда портили настроение и нарушали её вечно мечтательное настроение. Бродить бесцельно по улицам она очень ценила. У Жизель даже был и особый вид прогулки, который она никогда не смешивала с другими. Она направлялась к своей любимой скамейке, расположенной с правой стороны парка. Это место было особенно дорого ей, и она приходила сюда каждую пятницу, не пропуская ни одного дня. Девушка с радостью надевала свое серое пальтишко и чуть ли не бежала, каждый раз надеясь встретить там «того самого». Да, речь идёт о человеке, но не о человеке, с которым бы Жизель хотела бы связать свою жизнь, поскольку здесь немного иная история. Она ждала каждую пятницу ровно в три часа дня, чтобы вновь повстречать его — господина в черном одеянии и черной шляпе, впрочем, он и был весь черный. Его манеры движений и жестов всегда выделялись среди окружающих. Его черный плащ всегда выглядел одинаково, а черная, кажется, немного цилиндрическая шляпа была постоянным спутником. Никто, ни девушка, ни его знакомые, никогда не видели его без неё. Можно было подумать, что он пришел из какой-то сказки, потому что появлялся внезапно и исчезал, когда считал нужным. Он исчезал, когда терял интерес. Важно отметить, что господин почти никогда не разговаривал, и не потому, что не мог физически, а потому что иногда был слишком горд, чтобы произнести хотя бы три слова. Жизели не нравилась его привычка не отвечать на её частые вопросы: она пыталась вовлечь его в разговор, но не всегда это удавалось. Он умел слушать её, а главное — слышать. Господин был близок Жизели, потому что часами слушал её и даже хвалил. Жизель подходила ему, потому что отличалась от остальных.

Этот мужчина долгое время не давал и не даёт покоя хрупкой душе Жизели, но она знает, что нужно стремиться, что нужно верно ждать. К сожалению, усталость от этого «ждать» стала навещать её всё чаще: господин посещал парк каждое пятницу, собственно, как и Жизель. Он слушал стихи, письма и записи девушки, из-за которых иногда тихо плакал, хоть и совсем не любил показывать своих слёз… но творчество её остальными людьми никак не воспринималось. Почему не воспринималось? Девушка писала живо, не разбавляя предложения «каплями воды», чтобы читатель не потерял суть и не искал скрытый смысл – он был всегда открыт. Тексты были «милые и нелепые», как он говорил, и понимались они им легко. Ей нравилось, что мужчина отличался от всех, кто жаждал вечного смеха и слов без смысла. Он мыслил шире и всегда помогал ей не переставать быть той самой «стрелой». Конечно, стрелой назвал её именно он, и с тех пор, в один день, он просто исчез. Сначала девушка озадачилась, поскольку именно в этот день, когда он пропал, они обещались снова встретиться – Жизель дописала свою первую книгу. С этим успехом она, конечно, в первую очередь хотела поделиться именно с ним. Но, к её удивлению, он не явился. Она перепроверила время, дату, в конце концов, погоду – всё было правильно. «Он не мог обмануть, нет-нет, это не мой господин», – проговаривала постоянно Жизель. Она прождала до позднего вечера в пустующем парке, но он не пришёл. Опечаленная, она поплелась домой в надежде, что в следующий раз он вернётся. В этот момент её книга перестала казаться ей успехом: на фоне пропажи господина потерялась значимость. Скамейка стала пустовать. Удар был сильным: писать становилось всё тяжелее. Рай потерялся вовсе. Через некоторое время Жизель приняла решение: пока она вновь не встретит своего потерявшегося господина, она будет пытаться заинтересовать и читать свои светлые записки и стихи хотя бы двум людям. И вот, следующая пятница, как она и планировала, вновь пришла, чтобы ровно в три часа дня в пятницу ждать его. Подошёл и сел первый человек лет тридцати, смуглый, с серым от тусклых глаз лицом. В нём не было ничего привлекательного, поскольку он походил на остальных. Тупое выражение пустых глаз и кривая улыбка, иногда сменяющаяся облизыванием губ. Несмотря на это, Жизель решилась заговорить с ним.

— Извините, я не знаю, что значил сегодня этот день… Но определённо мне хочется поделиться с вами своими мыслями и идеями. Я пишу. И я желаю вам прочесть, – с некой робостью произнесла Жизель, потупив глаза.

— Извольте, я не возражаю, хотя и немного спешу, — ответил мрачным и неестественным голосом человек. В это время девушка, как будто передумав читать, нашла в себе силы продолжить, так как не любила бросать слова на ветер. Она начала прочтение со своего нового рассказа , который недавно закончила писать.

— «Старания нужны отнюдь не для себя самой, а для вас всех. Я заполняю буквами просторы и поднимаю важные вопросы. А жизнь? А вечные скитания в поисках себя и принятие общества, которое судит за неправильно выросшее зерно внутри тебя? Любить, пытаться, хотеть и неотверде…», — на этом моменте человек перебил Жизель.

— Достаточно. На это я потратил своё время? Девушка, какие стремления? Какие вообще «зёрна»? Прекратите писать: смысл слишком странен и глуп для сегодняшнего дня. Я бы предпочёл выслушать анекдот, чем «мысли о смысле», — негативно отреагировал человек N. Он встал и просто ушёл, оставив после себя на скамейке осколки затвердевшего льда. Жизель к ним привыкла, так как видела их часто после людей, живущих рядом с ней. Она обычно брала один из осколков, пыталась согреть своим дыханием, уберечь, попытаться восстановить в нём хотя бы что-то живое, но они таяли. Оставалась лишь холодная вода, которая также не имела надежды на восстановление: просто холодела, а потом оставляла красные болезненные пятна на нежных руках. Жизель не знала почему так происходит, она часто задумывалась об этом явлении, потому что от неё таких льдинок никогда не оставалось. Девушка решила, что это просто неизлечимая болезнь у людей, которой она заболеть не может…Но вот и ветер подул сильный. Надежда девушки снова была подорвана, но она снова ждала. Среди густого тумана вдалеке дороги показался ещё один человек, немного старше, чем предыдущий. Он как раз шёл в направлении скамейки, где сидела Жизель.

— Девушка, вы поймите. Каждый день вы приходите сюда, чтобы прочитать очередные свои «записочки», которые не интересуют не только людей, но и даже детей. Людям не нужна правда от вас, не нужны наставления: мы не хотим жить в вашем «мирке», где все счастливы и стремятся к вечной любви. Мы любим смех, развлечения и беззаботное времяпровождение, где можно расслабить мозг от повседневности. Зачем знать о каких-то высших желаниях и стремлениях? Не надо, закончите писать, оставьте всё при себе, — выговорил человек, кинув беглый взгляд на девушку.

Жизель почувствовала пронзающую боль внутри своего сердца. Никто и никогда не произносил таких слов; она как будто вернулась в детство — в тот момент, когда родители говорили ей «нельзя» вместо «можно». Это было ровно то же ощущение от сказанного. Всё стало ломить у неё внутри: она никак не могла понять, почему «мысли о смысле» никого не могут зацепить? И что происходит в конце концов?! Кажется… надежда. Она начала осыпаться уже не маленькими льдинками, а огромными кусками толстого и холодного до ужаса льда. После того как человек покинул скамейку, вновь появились осколки льдинок после него; но Жизель больше не хотела лелеять их от очередного проходимца — впервые! Она поняла: это, наверное, конец. С содроганием она встала со скамейки… слеза упала на исписанную бумагу. Всё то, что было ей так дорого, оказалось растоптано окончательно; она больше не хотела стремиться и быть близкой к самой отдаленной звезде Солнечной системы — это был конец!

III

«Нашёлся». Зонтик. Полёт

После всего произошедшего Жизель не появлялась в парке ровно две пятницы. Нельзя сказать, что она была сильно потрясена, но она начала замечать, что осколки начали оставаться и после нее: чувствовала, что какая-то сверхъестественная сила отрывает части от ее души… Нет… От нее самой каждый день понемногу. Это сильно мучило Жизель, но все-таки не так, как то, что и рукописи стали осыпаться, буквы перестали мерцать светом, они все изменили форму и превратились в острые лезвия, которых так боялась с детства Жизель. Она перестала чувствовать в них надежду, так же как и в надежду на встречу с господином. Казалось бы, все ее разом предали. Так казалось и ей самой. Она стала задумываться о своей ненужности в этой жизни. Честно сказать, она даже жаждала попасть в другой мир. Совсем другой, отличный от пустозвона и мрачности, которые давили и уничтожали даже такую сильную девушку. Всерьез Жизель задумалась о своём исчезновении. Она хотела сделать это не так, как бы это сделал какой-нибудь сырой и тусклый человек N с правой стороны парка на скамейке. Она жаждала многого, необычного мира, пригодного для ее желаний и мечт. Неожиданно вспомнилось ей, что господин вечно звал Жизель с собой к какой-то неизвестной ей звезде. Она всегда смеялась и думала, что это просто его воображение… Но в момент, когда ей хотелось исчезнуть, она перестала воспринимать это за его забаву. Перебрав кучу книг и открыток, подаренные господином за всё время их знакомства, она решилась отправиться в парк ещё раз, чтобы найти ответы на свои вопросы. Да, через боль и нежелание, но она решилась на это. Господина, правда, она уже не ждала.

В пятничное утро Жизель сама себя не помня схватила свое пальтишко и понеслась на поиски. Девушка хотела еще взять и свои рукописи… Но не посчитала это нужным, потому что хотела забыть себя старую, нелюбимую и оскорбленную. Она бежала через все мокрые улицы, перед ней открывался привычный вид искаженных домов, слегка косившихся от давления тел и от давления вечного серого неба. Она всегда обращала внимание на окружающую её обстановку, пытаясь как-то разглядеть совсем иную картину: увидеть в грязи чистоту, увидеть в лужах блеск моря и, наконец, в домах просто солнце. Сейчас, когда она неслась через громадные скалы, ей совсем было не до этого, Жизель поняла, что здесь нет ничего того, чего она всегда желала увидеть, здесь просто грязь, лужи да пустые дома. Единственное, крыши домов казались ей страшнее, они как будто ощущали, что вот-вот случится нечто новое и несуществующее. Жизель была почти на месте.

Парк. Скамейка. Сильное дуновение ветра. Жизель стоит лицом к туманной аллее, которая вела в неизвестность: не было ничего видно. Она прибежала именно сюда, поскольку здесь она ощутила свои лучшие моменты жизни и узнала о «звезде». Девушка настолько разволновалась, что не могла сдержать слёз, они капали не переставая. Ужасные слезы, они были холодными… Не выдержав, она начала кричать изо всех сил.— Ты оставил меня! Ты обещал! Я единственная, кто жива в этом городе, я единственная, кто ходила сюда и не предавала память. Потеряла я тебя, вместе с этим оторвалась и моя половина. Вместе с тобой я перестала быть живой. Ты обещал, что однажды мир изменится, что я смогу, у меня получится! Ты был не прав: они стали злее, желчнее. Они разбили меня, теперь вместе с ними рассыпаюсь и я! Осколки — они стали больнее! Я ждала и была присоединена к тебе каждой частью своего тела… Да, я… Наконец, я отдала тебе свое сердце. Забери меня, я хочу к звезде, я не знаю, как добраться туда. Помоги мне! — с закрытыми глазами произносила как молитву Жизель.

Несколько минут стояла она неподвижно, прикрывая мокрое и бледное лицо своими ладонями. Не оставалось ничего, совсем ничего. Она чувствовала себя опущенной на самое глубокое дно какого-нибудь океана или на самой отдалённой галактике, дальше Млечного пути. Она хотела быть там и там, но не такой, как сейчас: не хотела распространять уже появившиеся и от нее острые стёкла, которые она уже не стремилась с себя стряхивать. Тишина стояла непривычная, тише, чем в прошлые пятницы и прошлогодние пятницы. Знакомый бас вдруг прервал ровный звук шелеста деревьев.

— Разве ты думала, что я исчезну навсегда? — разнесся голос за спиной Жизель.

— Ты! Значит, всё время был здесь. .. Приятно видеть, как я разлетаюсь на мелкие куски? Я не знала, что ты такой. Почему сейчас? Почему не тогда, когда ты был мне так нужен? — повернувшись с некоторой злобой, сказала девушка.

Не слушая Жизель, он протянул руку, которую она уже с обидой отшвырнула от себя.

— Не трогай. Заразишься. Заболеешь, изрежешься. — проговорила девушка, с быстротой начиная новое предложение.

— Будь я сейчас на самом краю Земли, я бы не захотела даже почувствовать твоё малейшее присутствие. Твой образ был бы чернее обычного, не просто пепел, а чёрная противная сажа. Ты всегда знал, как были мне важны твои слова. Ты приручил меня, как породистую собаку, которую выбросил хозяин спустя две недели, которая ему просто надоела … своими умными глазами. Выбросил меня и ты и оставил на «изрезания» кинжалов и лезвий. Мои стихи теперь пусты. Их нет! Меня нет! — на последнем издыхании говорила Жизель.

— Чтобы положить начало моим ранам? Ты добился этого, и, надеюсь, твое самолюбие потешилось и набралось сил. Лучше скажи. Где звезда? Как мне её найти?

— Я обманул… Прости…Её нет. Ты так была занята исправлением неисправимого мира, что стала забывать себя саму, какой ты была. Когда мы просто молчали, когда ты не думала о глобальности. Я ведь сказал, чтобы ты стала прежней, верящей в сказки, как раньше… — неподвижно произнёс господин.

—Никогда, больше никогда. Твои слова просто обжигали, туманили меня. Как я могла переплестись с таким как ты. Уходи. Я не вернусь. Н-е-т м-е-н-я.— с гордостью и опустошением сказала Жизель , проговорив по буквам последнее роковое слово.

Туман начал рассеиваться. Молчание между Жизель и господином нарастало, они никак не расходились. Он молча смотрел на неё, пытаясь заглянуть ей куда- то поглубже, дальше, где он никогда не бывал. Она, в свою очередь, пыталась спрятать себя дальше зоркого взгляда господина. Ей было противно даже от одной мысли, что он когда-то был дорог ей. «Растоптал» — бормотала она где-то у себя немо. Невозмутимая тоска продолжилась не так долго. Вдалеке показалось что-то непривычно светлое и яркое. Это был зонтик! Жизель, не оборачиваясь на господина, подбежала, чтобы рассмотреть и понять, зачем он здесь и для кого. Вдалеке показалось что-то непривычно светлое и яркое. Жизель едва могла раскрыть глаза, так как всё высохло от холодных слёз, которые поглотили теплоту и блеск вперемешку с надеждой. Она с силой вытерла последнюю каплю с лица и решила подойти поближе, чтобы разглядеть увиденное «нечто». Спустя мгновение глаза девушки непривычно широко раскрылись от изумления. «Это зонтик!» — вскрикнула Жизель. На её бледном личике проявилась пока слабая, но искренняя улыбка, как единственный подснежник после суровой зимы. Она смотрела и пыталась понять, откуда здесь зонтик и вообще чей он был. Господин тоже обратил внимание на «нечто», правда, это почти никак не заинтересовало мужчину: его мысли были вообще не о происходящем, он думал, как скорее вернуть Жизель. Оба стояли и разглядывали зонтик со всех сторон, но никто не решался брать его, поскольку цвет был непривычным, излучал доброту, уверенность. Хотя погода не собиралась «поясничать», вдруг начал завывать ветер. Жизель почувствовала, как по лицу ударили холодные волны. Не зная, как укрыться от непогоды, она всё-таки взяла в руки зонтик и раскрыла его над собой, предоставив всё остальное на волю стихийных сил. Ветер становился угрюмее, как будто желал снести всё живое на своём пути. Девушка прижалась к ручке зонтика и закрыла глаза, думая о солнце, о своей жизни, ей хотелось скорее вернуться домой, забрав с собой зонтик, как память о чём-то хорошем. Неровно простояв, Жизель стала замечать, что перестаёт чувствовать землю под своими ногами. «Неужели я такая лёгкая, что меня может поднять ветер?» — подумала про себя она. Девушка опустила взгляд на свои ноги, которые то и дело отрывались от поверхности, то приземлялись на несколько секунд обратно. Интересно, Жизель совсем не боялась неустойчивости, её мысли были сейчас не об этом, ей скорее хотелось скрыться куда-нибудь. Наконец она решилась оттолкнуться ногами со всей возможной силой. Первый раз вышел неудачным, она поднялась всего на несколько метров и спустилась назад. В конце концов она собралась с мыслями и вложила столько силы в толчок, что её уже было не вернуть на землю. Она взлетела стрелой и помчалась прямо к небу.

— Жизель, оставь! Вернись на землю, это… Этого просто не может быть. Помнишь, я говорил тебе, что нельзя хотеть невозможного? Зачем ты захотела улететь, ты всегда этого хотела? Ты пожелала не того, это не изменит твою жизнь, только со мной у тебя получится, только со мной, прошу. Тебя ведь унесет! Звезды нет, ты просто разобьёшься. Вернись, я обещаю, я изменю их, уничтожу ради тебя! — кричал где-то снизу мужчина.

— Бросай его! — кричал мужчина уже совсем далеко.

Неожиданно сбежались все «пустолицые» люди со всех окраин. Они все видели Жизель. Даже в этот момент они не смогли повести себя иначе. Они смеялись, осуждающе смотрели на девушку, пророчили ей ужасную и загубленную жизнь. Каждый палец указывал на летящую Жизель высоко в небе, даже маленькие растущие «пустолицые» дети кричали на неё. Смех был громок, взгляды были остры — они все остались льдом и затвердевшим навеки стеклом для Жизель. Даже господин слился с ними в одно целое, он уже не казался с высоты ей таким мужественным, загадочным, умным и ценящим ее. Не поверите, он просто снова исчез— стал дымом. Жизель летела. Она совсем забыла, что когда-то была среди них. Она всегда хотела правильно, она всегда любила правильно. Пусть она будет для них невозможна, пусть она будет для них чужой. Главное — её «ВЕЛИКОЕ ВОЗМОЖНО» навсегда лишилось твердых оков, которые ждали пробуждения, внутреннего пробуждения. Они сковывали и предостерегали ее во снах, в каждом переулке, не давали дышать свежим воздухом. Она жила в этих оковах, туго связанных. Сейчас они просто опали, также превратились в пепел. Жизель была благодарна тому, что пепел присутствовал в ее жизни. Именно благодаря ему стало понятно, что осколки — это вовсе не болезнь, «такими просто рождаются», — убедилась она, как росток какого-нибудь лопуха — вроде растение, вроде способно на будущее, а красоты в нём никакой. Жизель уже было не догнать, не вернуть, не тронуть. Испарилась.

…Где-то есть звезда, которая однажды зажглась и уже не погаснет. Жизель найдёт её, встретит и сольётся с ней в одну большую, способную озарить самые безбрежные моря, самые непроходимые леса и наполнить светом чьи-то пустые глаза.

IV

Стрела, пронзающая дождевые облака, разгоняющая тоску, печали и невзгоды. Она достигла своей цели, преодолевая просторы белых туманов и грозовых молний. Может быть, она пока не нашла свой истинный путь. Но она вечно летит, никогда теперь не останавливается. Жизель знает — стремиться к вечному счастью и вдохновению, не стесняясь своих чувств и выражений идей, есть для нее самый важный смысл жизни. «Мысль о смысле» — она хотела подарить вам. Да, сгорела ее часть, но осталась и другая, невидимая для ваших томных глаз. Пусть летит желтеющее солнце и станет новой жизнью птицы, ушедшей в небо, в облака.