Стояла перед зеркалом Мадонна,
Укладывая кудри гребнем золотым.
Ее краса превыше светского закона,
Она не подчинялась правилам земным.
Осиный стан, подобно снегу хрупкий.
Дотронешься-растает в сей же час.
И только ветер сквозняка, касаясь юбки,
Легонько развивал лоснящийся атлас.
Жемчужное колье на утончённой шее,
Искрясь, стекало на трепещущую грудь.
А нежность рук! Я описать их не сумею!
Да и не в этом красоты была ее вся суть.
Взгляните на лицо вы этой дивы-
Белее снега, и багряней чем закат,
На белом личике, наивно и стыдливо
Букеты алых роз румянцами горят.
И как мила, как сладостна улыбка,
Что солнца свет неярко освещал,
Который, плавая по комнатушке зыбко,
На нежное лицо небрежно ей упал.
И тем же мягким белоснежным светом
Вилися кудри, будто колоски,
Что в тёплый деревенский вечер летом,
Шепчась, уберегают от тоски.
Весь светлый рай, вся теплота земная
Слилися в образе чудесном, неземном,
Но зеркало, лишь истину незриму отражая,
Гласило молча совершенно об ином.
Из глубины стеклянной водной глади
Смотрела взглядом чёрных рыбьих глаз
В изорванном поношенном наряде
Кошмар, страшащий в полуночный час.
Чернее неба, гуще тёмной рощи
Свисали волосы, закрыв ее лицо.
И на искривлённой ее шее тощей
Змея сребристая обвилася кольцом.
И как худы, костлявы её руки,
Которые беспомощно тянулися к стеклу,
Что, отразив снаружи её муки,
Мешало в мир прорваться ведьмы злу.
То дьявол в женском воплощении,
Живущий в сердце девы молодой,
И душу ей съедает с наслаждением,
Оставив внешность лишь нетронутой, живой.
В душе страшна, лицом она прекрасна,
Что вдохновляется художник и поэт,
Но в доме, навсегда-и то ужасно,
Висит на стенке её истинный портрет.
Глядится в зеркало прекрасная Мадонна,
Не видя в том стекле богини красоты,
Издавшей в свете модные законы,
Нутро ж оставив чёрствым и пустым.
