Знаешь, Рогатая мать-олениха… Знаешь, он все ждал, когда ты придешь. Ждал, когда твой белый бок скользнет меж ветвей леса. Ждал, когда твои рога, похожие на застывшие кристальные волны, колыхнут осевший на елях снег.
Ему все мерещились где-то там, на вершине горы, звоночки твоих копыт. Они так прозрачно твердили ему: «Жди…Жди…». А он отвечал им: «Жду…Жду…». И действительно ждал. Ах, Рогатая мать олениха, приди же. И, прошу тебя, принеси им люльку. Принеси им люльку на рогах, как он просил! Ему, наверное, все это приснилось… Показалось, что слышал рано утром совсем-совсем близко твое дыхание. Звон колокольчика, сливающийся с тишиной, вдруг стал чуть громче. Вздрогнула шапка снега на ветке, рассыпалась белым песком и прошуршала по иголочкам. Раз, два – одна за другой согнулись и разогнулись лапы деревьев. Легкое дуновение ветра, вот-вот он увидит узорные хрустальные рога! Он замер неподвижно, в ожидании. Хлопнула дверь машины. Утреннюю тишину пронзил голос Озеркула. По телу мальчика от ушей до самых пят будто прокатились ершистые комочки. Звон мгновенно оборвался. Он снова тебя упустил, Рогатая мать-олениха. Снова тебя не увидел. Тот мальчик ведь действительно верил, что ты есть в его маленьком мирке, казавшемся ему широким.
Знаешь, Мать-олениха, я люблю смотреть в человеческие глаза. Ах, жаль, что ты не успела взглянуть в его глаза! В них будто взрывались все чувства, давно угасшие в людях. Любовь и надежда, сталкиваясь друг с другом, сливались в доброту. За ними возвышались горы с одинокими цветами веры. Их заливала теплым тоном искренность, по течению которой плыл Белый пароход. Но знаешь, Мать-олениха, больше всего в его глазах меня пугали и в то же время привлекали крохотные песчинки печали. Они были практически незаметны, подобно слезам, укрываемым от злых душ. Такие глаза могут быть только у….
Без отца, без матери, тот мальчик был воспитан народом. Но был так не похож на тех, остальных людей, его окружающих. Удивительно, какой должна быть сильной душа, чтобы не почернеть от жестокости. Такая душа, очевидно, была у мальчика, верящего в две сказки. Он был сыном твоего народа, потонувшего в бесчеловечности. Этот мальчик должен был стать спасением для них, для тебя. Но алчность, ненависть, жадность, чревоугодие вопреки счастливым сказкам уничтожили последний осколочек твоих рогов. То был твой сын, Рогатая мать-олениха.
Как мне жаль, что вы так и не встретились…. Мальчик уплыл. А ты все та же Рогатая мать-олениха. И ты не пролетишь стрелой мимо него, когда он будет ехать в кабине грузовика рядом с Кулубеком.
Я благодарна Чингизу Айтматову за тебя, Рогатая мать-олениха, за мальчика, за его сказку, за молнию в вечном небе, за зародыш в зерне, без которого не прорастет зерно. И мне так хочется верить, что он, обратившись в рыбку, достигнет Белого Парохода. Достигнет и скажет: «Здравствуй, Белый пароход, это я».