Над морем стынет жгучий диск и тих под облаками
Рассыпанный грядою искр, обточенный волнами,
Сплетённый нитями времён, речных путей, троп и дорог,
Мир человеческих племён, пустынь, степей и городов.
И старый путник, что устал в дороге долгой, пыльной,
Молитв не слышал, не читал, не верил и в их силу,
Зашёл на счастье в тёплый храм, стоящий на обрыве,
Под чьи подошвы океан гнал волны в час прилива,
Чтоб поклониться здесь тому, кому воздвигли люди
Прекрасный храм так далеко от гнёзд своих и судеб.
Синеет гладких пагод скат, вьюны растут узором,
Стеклянных бусин водопад на окнах вместо шторы.
По обе стороны от врат растут две строгих ивы,
И колокольчики звенят о том, что кто-то прибыл.
Как будто надпись на песке, ушедшая с ветрами,
Дождём размыто на доске над входом в двери храма
То имя, чей хозяин был из мрамора изваян.
Здесь и настигла старика густая тьма ночная.
Но странная одна деталь жжёт душу и не стынет,
Ведь кто-то шёл в такую даль под солнцем сквозь пустыню.
Средь подношений свежий хлеб, вино, чаи и сласти,
Живых жильцов здесь только нет — бери и угощайся.
Старик поужинал, чем есть. Но с алтаря ни крошки
Не взял, тем сделав себе честь. И начал понемножку
От утомления сопеть, на мрамор оперевшись.
Так и упал в объятья сна: напившись и наевшись.
Проснулся ночью от жары. Открыл глаза и тут же
Седое сердце старика наполнил топкий ужас.
Вокруг всё та же пустота, уют, покой, гармония.
Здесь кто-то был… Горит фонарь, дымятся благовония.
Но старческий был чутким сон, он точно бы проснулся
От шума. Ведь не мог огонь сам по себе раздуться!
Но он не слышал ни шагов, ни скрипов, ни дыхания.
Ведь кто-то был тут, кто-то жёг цветов благоухания!
Старик, взглянув на бледный лик, изваянный из камня,
Спросил его: «Ты это был? Зачем так напугал меня?»
К табличке у холодных ног суровый взгляд спустился:
«Я сотворил во благо зло. За что и поплатился.
Вам правды не узнать сейчас, ведь все легенды лживы.
Я жил и умер не для вас, но рад, что все вы живы».
Старик опять взгляд поднял вверх на сомкнутые веки,
И проблеск подлинной тоски увидел в человеке,
Который, видно, изгнан был за то благое дело,
Что безвозмездно сотворил, пока в своём был теле.
А ныне имени лишён и заперт в твёрдом камне,
Своим творцом он искажён и сточен сквозняками.
Старик хотел бы и спросить, как было его имя,
Но всё ж не стал, не захотев, чтоб камень говорил с ним.
Сложив ладони на алтарь, он произнёс неясно:
«Прошу, даруй мне свой фонарь, когда мой свет погаснет…»
Просил о счастье для семьи, любви, благополучии,
Закончив, лёг под алтарём. Уснул, совсем измучен.
Старик собрался и исчез, как только солнце встало.
Оно и тень его следов лучами не нагнало.
Проснулся он и лишь чуть свет — то сразу в путь пустился.
Так и ушёл он, не спросив, кому же помолился.
Отсчётом лет ведомый ход воскреснет с новой коже,
Забудут время и народ о том, что было в прошлом.
Герой, принёсший им покой, исчезнет неизвестным,
А мир, измученный борьбой, уснёт до новых бедствий…
