Принято заявок
2558

XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

Эссеистика на русском языке
Категория от 14 до 17 лет
За гипсокартонным углом

…мы так похожи, что нельзя понять,
зачем же миру две? (или точнее — обе)

ведь нет отличия: едины, идентичны,
я знаю всё в тебе, а про себя – молчу.
я позвоню, я так хочу быть рядом!
пусть лишь звонком, я рядом быть хочу!

 

Из собственных стихов автора 

 

 

Страшно, когда дверь закрыта на две трети, а открыта на треть, и я не могу незаметно выйти в коридор. Когда рядом два человека на один квадратный метр, а кажется, что нет никого. Когда душно, и хочется расстегнуть блузку, а на полу обжигающе холодная кафельная плитка.

Самое страшное место не подвал, не подземелье и не заброшенный завод, а коридор. Обыкновенный коридор, который непременно есть в каждом здании и в каждой квартире. Коридор – это место, за которое никто не отвечает. Он ничей, общий, то есть – никому нет до него дела. Но страшнее, что в нём ежедневно бывают десятки и даже тысячи людей, если это какое-то офисное здание посреди города, и абсолютно каждый из них хладнокровно проходит мимо, не замечая переходного пространства. Важно то, откуда ты вышел и куда идёшь, а коридор – время от кудá до откýда, и на самом деле этого места нет. Коридоры особо и не опишешь: стены вроде светлые, только вот пол холодный, кафельный. Никто не задерживается в этом недопространстве, все пытаются хоть куда-то по нему дойти, и это понятно. Если долго стоишь в коридоре, люди перестают тебя замечать и проходят мимо. Раньше бы они прошли мимо коридора, а так проходят мимо тебя.

Страшно, когда хочется быть ближе, но стоя в полуметре от тебя за гипсокартонным углом, мне тесно. Мне тесно, ведь здесь, в коридоре за гипсокартонным углом, так душно, а нас двое на один квадратный метр, и это слишком близко.

Пол обжигающе холодный, а мне душно, и от диссонанса бьёт дрожь. Похожую дрожь ещё называют смехом, если только она следует за шуткой. Но ты не шутила, я тоже, а нас здесь всего двое.

Мне душно стоять за углом, когда ты лежишь на обжигающе холодном полу и не чувствуешь, что я стою рядом. А может и чувствуешь, но тебе всё равно. Тебе всё равно, что в коридоре так тихо, а ты кричишь так громко. Тебе всё равно, что кто-то может услышать, потому что ты – одна, а мне не всё равно, потому что я за углом, уже слышу, и нас двое.

Кто придумал телефон? Зачем? Теперь новости доходят молниеносно, и ты узнаёшь о том, что произошло вдалеке мгновенно. Но одно дело узнать о чём-то, когда с тобой говорит живой человек из плоти и крови, его энергия и глаза смягчают смысл услышанного. В телефоне же — слова попадают прямо из диафрагмы говорящего в твой разум через коридор радиоволн, такие грубые и неправильные. Правильно, ведь их путь минует сердце.

Когда у тебя зазвонил телефон, мне захотелось его разбить, и я бы разбила, если бы была рядом, но я была за углом, а по меркам пространства это другое измерение, не важно, что мы находимся в метре друг от друга. В телефоне нет различия: близкий говорит человек или мало знакомый — ты подпускаешь всех на одно и то же расстояние. На расстояние от трубки до уха, что слишком близко, ведь живой человек, стоящий в метре от тебя, автоматически становится далёким.

Я не хочу, чтобы ты отвечала на звонок, не хочу, не хочу, не-хо-чу!

Душно ещё и оттого, что я бежала, чтобы оказаться рядом с тобой. Дыхание не выравнивается, и я зажимаю себе ладонью рот, чтобы ты не слышала моих судорожных вдохов, пока я захлёбываюсь в них. Я рядом, но как же я далеко!

Невыносимо слушать твои крики, похожие на вой подбитого животного. Но я слышу их ежедневно. Ежедневно с той проклятой субботы. Я ненавижу этот день и вырвала семнадцатое июня из всех календарей в своём доме. Каждый день я мысленно вырываю телефон из твоих рук до того, как ты услышишь то, чего я не слышала, но разобрала по ритму твоих шагов, когда рука так не хотела попадать в рукав бежевого плаща.

Невыносимо знать, что ты плачешь.

Ты плакала, а я стояла рядом и ничем не могла помочь, я же не знала, от чего ты рыдала, но чувствовала. Мне так хотелось лежать рядом, сидеть рядом, стоять рядом. И я медленно сползала спиной по стене, не ощущая каждый острый выступ шершавой стены и царапая кожу. Знаешь, я и сейчас, спустя месяц, не могу заставить себя с тобой увидеться. Как только слышу твой голос и вижу твою фотографию, я снова стою в коридоре, в этой сводящей с ума тишине. Мне говорят, что это глупо, что я сама себя накручиваю, что всё в порядке и нет того, чего нельзя пережить. Пережить-то можно, а можно ли нарастить новую кожу, взамен старой? Можно ли стереть из закоулков памяти всё волнующее так, чтобы стало всё равно? Всё равно семантически похоже на «никак». Я не хочу, чтобы мне становилось никак. Мне как, очень даже как!

Если бы там не было так тихо, твой крик не был бы таким громким. Если бы хоть один шорох разбавлял эту монолитную тишину, твой крик не был бы таким режущим. Режущим насмерть, по живому.  Незаметно и я начинаю кричать в унисон с тобой, только бесшумно, звуки бескровны, они бестелесны, ведь и меня здесь по сути нет. Для тебя — нет.

Страшно, что нет ничего страшного, и даже если закрыть глаза – всё было, а если открыть – всё есть. Страшно, что ничего нельзя сделать. Страшно, что можно любить до смерти.

Я люблю тебя! Люблю от бархата кожи до горьких приторностью ванильных духов. Всю, целиком. Даже не буду делить на составные части или обобщать. Это лишнее. Люблю тебя за сестру, за подругу, за наставника, за режиссёра, за кумира, за ребёнка внутри и за женщину с глазами, прожившими сотни тысяч лет и все эти сотни тысяч лет дарившими любовь, люблю тебя за маму. Я мечтаю разбить телефон и забыть семнадцатое июня, которые отняли маму у тебя. Я люблю тебя. Как бы я хотела забрать на себя хоть часть твоей тяжести, но нельзя. Мне нельзя даже перешагнуть этот гипсокартонный угол и стать ближе, чем телефон.

Там, откуда ты ушла, а я убежала в поисках тебя, пульсирует музыка, ты её не слышишь, а я слышу и сейчас. Слышу голоса, много голосов, смех, грохот стульев, шорох одежды, там запах праздника кружит голову. Кружил. От здесь до там – четырнадцать ступенек вверх, и это до безобразия далеко. Хотя как можно измерить расстояние, если знаешь лишь количество шагов, и узнать время, если есть лишь холодный пол и шершавые стены? Я впервые замечаю перегоревший слева светильник и два окна на скате крыши, синхронно смотрящих в нашу сторону. Я замечаю всё, до ненужных подробностей. Настолько ненужных, что они засели в моей голове навсегда.

Только я не заметила, что дверь теперь открыта на две трети, а закрыта на треть, и, значит, ты знаешь, что я здесь. Ты знаешь, что я здесь!

Наконец-то нас двое.

А вдвоём не так страшно.

Ермолаева Карина Рустамовна
Возраст: 25 лет
Дата рождения: 01.01.1999
Страна: Россия