Я родился рыжим, но поначалу люди неправильно поняли значение моего рождения.
В моём поселении нас с самого детства учат уважать своих предков, помнить о том, что они для нас сделали и опираться на их учения. В моём же случае мне говорили, что это особенно важно, потому что мой цвет волос свидетельствует о принадлежности к по-настоящему необычным людям, которых назвали «Красные люди». Только матушка совсем не имела на мой счёт каких-либо ожиданий. Она больше предпочитала уделять время на моё правильное воспитание и обучение, чтобы я больше познавал этот мир и окружающую природу, чем постоянно выслушивал сказки. Про неё ходили слухи, что она тоже является представителем Красных людей, но прямых доказательств тому не было. Так кто же такой этот загадочный народ?
Давным-давно к нам пришли странные люди, цвет волос и характер которых можно было описать одним словом — воинственные. Их также не зря назвали Красными, потому что в непривычные им морозы их щёки с лёгкостью наливались кровью, иногда цветом сливаясь с волосами. Также они любили разводить большие костры, потому что, по их верованиям, так они показывают основу своего происхождения — пламя, яростное и трепещущее. Помимо дивных волос у них была необычайно солнечно-светлая кожа. И вправду, казалось, если взять лучик солнца, которое редко показывается в наших краях, и сопоставить его с кожей Красного Человека, то их оттенки непременно совпадут. Ещё одной чертой внешности, которая немало восхищала местных, были глаза Красных Людей, но это уже являлось для меня загадкой до определённого момента. Однако, как уже было сказано, у них был воинственный и пылкий характер по сравнению с местными жителями, от чего многие тогда не приняли чужаков или даже боялись держать их совсем рядом.
Но не они единственные являлись причиной страха у предков моих окрестностей, потому что наш безопасный и благодатный мирок окружал тёмный ужасающий лес, владельцами которого были не менее ужасающие «серебряные» волки. Те водились стаями, нападали на наш скот, иногда не боясь разгуливать около домов. Тогда ходила даже легенда о неразделимости этих зверей, в которой они все вместе напали на медведя, после чего с гордостью взяли звание хозяев леса. Ужас и опасение перед ними испытывали все, потому что в каждый дом могли прорваться волки и в каждом амбаре могли обнаружить исчезнувший скот, но все разговоры и беседы об этих опасных животных вызвали у чужаков только смех, чем пугали собой ещё больше.
Однако произошло то, после чего Красных людей с радостью приняли в нашем поселении — они принесли несколько туш самых больших «серебряных» волков, которых смогли найти. Тогда-то прибывшие из ниоткуда смело и свободолюбиво сообщили, что истинными владельцами леса всегда будет человек, а в поселении наступил праздник, конечно же, с костром. Чужаков приняли с огромной благодарностью длиной в годы, с хлебом солью, так сказать.
Местные жители с радушием показывали Красным людям свои традиции и обычаи, а те в ответ научили их правильной охоте на волков. Некоторые из чужаков женились и выходили замуж за здешних девушек и юношей. Охоте же учились все, потому что у странного народа не было каких-либо разделений на тех, кому суждено добывать пищу, а кому — нет. Более того, по словам старейшин, они считали охоту таким же жизненно важным умением, как умение дышать и ходить.
Однако чудный народ ушёл также неожиданно, как и пришёл. Они забрали с собой жён и детей, оставив после себя только учения об охоте. Такова была их главная традиция, если не правило жизни, — скитаться по миру, находить новых людей и впитывать красоту этого мира. По их словам, они должны были следовать за Солнцем, благодаря которому и появились в этом мире.
Спустя десятки лет после их ухода появились сомнения об их существовании, и доказательства об обратном оставались лишь на устах старейшин. Пока не появился я — Аппах. Меня назвали так из-за моей ужасно бледной кожи, которая была белее, чем у других. Позднее у меня обнаружили огненно-рыжие волосы — доказательство того, что я принадлежу к Красным людям. Старейшины поселения сразу стали предрекать мне воинственную силу и славные охоты, как у моих предков, однако по сей день я сомневаюсь, что именно в этом заключалась их особенность. Хотя никто, и я в том числе, не могли предполагать, что мне предстоит противостояние с по-настоящему опасным противником в этих заснеженных окрестностях.
С детства меня решили обучать основам охоты. По этой причине, вставая с первым лаем собак, я шёл на учения, одеваясь в меховые чулки, чтобы ноги не замерзали в снегу, и шубу до колен, особенно удобную для движений в зимние бури. Наставники имели много ожиданий на мой счёт, поэтому сразу мне давали тяжёлые луки для стрельбы, развивая таким образом мою силу, хотя дети старше меня в это время держали в руках совсем тонкие и изящные снаряжения. К разочарованию наставников я не смог каким-либо образом показать задатки такой же силы, которую имели мои предки, но они решили проверить скорость моих движений. На следующий же день меня поставили с мальчиком постарше, который имел опыт охоты за мелкими зверушками. Ожидая, что скорость реакций на наши атаки друг на друга будут одинаковыми, наставники ошиблись, потому что с первых же секунд я повалился спиной на землю — это было особенно дурным тоном в охоте, ведь в таком положении противник наиболее слаб.
Бой не останавливали, пока я не решил трусливо воскликнуть о том, что сдаюсь. До этого же мне пришлось выслушивать разрывающий перепонки хруст снега, рваные вздохи старшего, когда тот снова и снова наносил удары по толстой шубе, и крики окружающих людей: не то радостные, не то гневные. Какофония звуков от нахождения рядом с людьми вскружила голову настолько, что на мгновение я потерял сознание. За такое короткое время отключки произошло нечто странное: гомон людей постепенно затих, сменившись звуками природы, больше напоминавшими музыку. Ощущения и окружающие шорохи заставили меня вспомнить ту самую природу, с которой я любил оставаться один на один примерно с детства. Только в ней всё вокруг будто бы замедлялось и только в ней ясно можно было услышать, с каким плавным шелестом падает листва с деревьев, как юркая белка с шарканьем лазает по ветвям сосен, чтобы отобрать лучшие плоды, а ветер подхватывает весь этот живой гул и начинает звонко завывать, как бы случайно задевая серебристый снег и отправляя его прямо в окна чужих домов. От этих теплых мыслей меня вырвал очередной хлесткий удар по лицу, после чего я, зажмурившись, попросил остановиться.
Ни на второй, ни на третий годы обучения во мне не были видны хотя бы малейшие подтверждения моей принадлежности к легендарному народу. Разве что у меня хорошо удавалось обнаруживать следы и интуитивно ориентироваться на местности, но для наставников это значило не настолько много, чтобы можно было этим хвастаться и удачно использовать на охоте.
И все-таки последней надеждой на мои способности оставалась самая что ни на есть настоящая охота. Для только начинающих лучшим временем для первой охоты была ранняя весна, ведь после голодной зимы волки вряд ли будут такими сильными, нежели в другое время. Так, группой новобранцев мы отправились на первый лов. Многие с первых часов брождения по лесу успели нахватать мелких зверей — зайцев, куниц, даже нескольких лисиц, поэтому получали немало похвал от соратников и охотников постарше.
Холодный воздух, оставшийся с зимы, обдувал щёки, морозная свежесть заполняла наши лёгкие, а под нами размеренно звучал хруст нерастаявшего снега, но, казалось, на всё этом сосредотачивался только я. Из-под теневой листвы леса показывались лучи пока что не греющего солнца, нитями загадочной паутины они спускались на землю, поэтому снег местами блистал и искрился, словно на том самом месте, где падает луч, вот-вот покажется первый подснежник. Мне всегда нравились эти цветы своей редкостью, но такой простотой вида, что я бы наблюдал за их цветением до темноты. В далёком детстве мне удалось увидеть один у дерева, когда мы с мамой ходили за морошкой и клюквой. По наивности я было сорвал его, но матушка остановила меня, сказав, что уж лучше наблюдать, как этот такой уникальный цветок живёт и тянется к солнцу, чем умирает в чужих руках. Теперь мне четырнадцатый год, и я до сих пор задумываюсь над её словами, что, кажется, думаю вовсе не заниматься охотой, а наблюдать и наблюдать за тем, какую уникальную жизнь проживает живое существо.
Меня и моих товарищей по охоте отвлекло нечто странное, похожее на рычание. Рядом со мной послышались радостные крики и возгласы, и, наверное, я последним обратил внимание на опасность, ведь вдалеке от нас на большой горке из сугроба стоял никто иной, как сам серебристый волк! Многие сразу же ринулись к нему, а волк от них, хотя старшие предупреждали, что не стоит на первой охоте лезть на рожон к такому опасному зверю, хоть и ослабевшему за пролетевшие десятилетия. Так или иначе, только несколько из наших ребят оставались на месте, но и те вскоре двинулись в сторону убежавших. В этот момент я остался один, тоже медленно идя за другими. К счастью, снегопада не было, поэтому я бы сразу отыскал их по следам.
Подойдя к месту, где как раз-таки величественно стояло животное, я призадумался: зачем единственному волку вставать прямо перед группой людей на самом видном месте? Вовремя я заметил и нечто другое, — следы его шли не из самого углубления леса, а откуда-то совсем недалеко. Я пошёл по ним, и передо мной через какое-то время возник огромный сугроб странной формы с углублением внутрь, которое не сразу можно увидеть, невнимательно смотря по сторонам. В тот момент я осознал, что, возможно, набрел на логово самих волков и стоит поскорее уйти отсюда. К тому же ветер начал грозно выть, и снег стал моментами ударять прямо в лицо. Как бы только не началась буря и не замела следы.
Остановившись, я хотел было повернуться, как вдруг подо мной раздался чей-то писк. Опустив глаза на землю, я увидел совсем маленького, слабого щенка. Конечно же, он был детенышем волка, но, видимо, вылез, потому что его родитель куда-то ушёл. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что поблизости хищников нет, снова взглянул на детёныша. С одной стороны, мог бы взять его с собой, как доказательство удачной охоты, навести старших к логову и доказать звание наследника мифических предков… Но с другой не мог выкинуть матушкины слова из головы, ведь волчонок ещё совсем молод и невиновен ни в чем, чтобы я так жестоко поступил с ним.
Наклонившись к зверьку, я взял его на руки, повернулся к его дому и медленно пошёл, стараясь не тревожить замерзшего малыша. По пути я рассматривал его серебристую шерсть и редкие темные пятна в районе спины, которые располагались на удивление изящными красивыми полосами, и только редкие из них заканчивались прямо у его хвоста. Сквозь перчатки я ощущал его грубую шерсть, как у любой собаки в поселении, но она блистала в солнечном свете прямо как тот самый снег у дерева. В голове моей плавно появлялись мысли о том, что, по существу, этот удивительный зверь был таким же особенным и молодым, как подснежник из моего детства, а вскоре он бы вырос в воинственного волка, как его родители. Также храбро он бы защищал собственных детенышей и боролся за свою жизнь как мы, люди. Так почему же мы стремимся нападать друг на друга, если во всех нас так много общего с природой?
Мысли так крутились в моей голове, что я не заметил, как подошёл к дому самых опасных животных этого леса, но, опустившись на колени, я нехотя отпустил малыша, вернув его к пищавшим от тревоги братьям и сёстрам. Снова на моём лице появилась радостная улыбка от нахлынувших нежных мыслей. Как вдруг послышались размеренные шаги прямо за моей спиной.
Я старался повернуться быстро, предположив, что там находился волк. Но я ошибся, поскольку оказалось хуже — это был один из моих старших товарищей, что было очень и очень плохо, ведь если он увидит дыру… Нет, я не мог позволить ему.
— Что ты тут делаешь? — он смотрел на меня с недоверием, прищурившись от налетавшего снега.
— Я подумал, что стоит посмотреть, откуда пришёл волк, поэтому пошёл по его следам, но ничего не нашёл, — одной рукой я положил снаряжение на землю, специально акцентируя его внимание на этих движениях. Другой же рукой я быстро сгребал снег под ногами в сторону дыры, чтобы скрыть углубление. Благо, одежда была так широка, что он ничего не видел.
— А чего не земле сидишь?
— Споткнулся… — он усмехнулся на мой нелепый ответ, но, судя по всему, поверил.
Чтобы не вызывать подозрений, я посидел немного, как бы вытирая ногу и ботинки от снега, по-быстрому встал и повернулся к нему. Шустрым шагом я подошёл, смотря прямо ему в глаза, как обычно нас учили смотреть хищнику во время нападения, сказал поторопиться и направился в ту сторону, откуда пришёл. Как вдруг он сказал то, от чего у меня всё внутри похолодело.
— Ты оставил стрелу в сугробе, — и он пошёл туда, где только недавно сидел я. Он мог увидеть дыру, которую явно хотел кто-то скрыть. Я не мог допустить такую оплошность, и всё, что пришло мне в голову, — это атаковать, — Что это?
Его вопрос заставил мой рассудок помутиться не то от страха за щенят, не то от ярости. Я накинулся ему за спину, ударяя его с такой силой, которую кое-как смог обрести благодаря тяжёлому луку. Он с легкостью скинул моё тело, но, к счастью, обращал теперь внимание на меня, а не на дом волчат, и я снова на него набросился, только с двойным усилием. Я был меньше и слабее, но с видимым огнём в глазах я наносил удары по его шубе и ногам, а он пытался скинуть меня ногами. Возможно, сначала он полагал, что это всего лишь мои шутки, но, когда я ни в какую не отцеплялся от его тела, невзирая на сильные попытки сопротивления, он уже не выдержал: сделав мощный удар по моему животу, он заставил меня отпрянуть от него и стал наносить более серьёзные удары. Наша драка обрела жестокий характер, потому что он не постеснялся дать мне сильную пощёчину, повалив на землю, от чего образовалось красное пятно в районе щеки. Ветер, лишь изредка сурово ударявший нас крупинками снега по лицам, завыл с новой силой: теперь мне виделось, что наша битва велась в сумасшедшую метель. Снег и без того прилипал на одежду и закрадывался под неё, однако сейчас он ударял меня с противником со всех сторон, покалывая кожу. В мгновение мне даже показалось, что за нашей дракой на жизнь наблюдала вся природа заснеженного леса. Я хоть и смотрел на противника измученным взглядом, но от цели не отказывался, успешно отводя всё дальше и дальше от логова. Мы бешено катались в снегу, но, к его удивлению, я выдавал в момент ярости столько силы, сколько не показывал на учениях.
Мне было безразлично, что я рождён охотником, что должен стремиться истреблять любую угрозу, которая нависала над людьми. Всё, что мне хотелось, — это защитить невинных детёнышей. Как бы то не противоречило всем предсказаниям старейшин, я не чувствовал, что истинное значение моего рождения заключается вечной охоте на животных. Над теми же волчатами нависала не менее опасная угроза, и имя ей было — человек.
Неожиданно мы остановились, услышав рядом с собой знакомый рык. Вместе с нами прекратилась метель и затих ветер, отрезвляя наш ум. Мы тут же отпрянули друг от друга, завидев того самого волка. Я бы запрыгал от счастья и воскликнул бы: «Я защитил ваших волчат!», если бы в этот момент всё снова не замерло во мне. Как нас учили, мы смотрели волку в его дикие черные глаза, вооружившись камнями поблизости, и медленно отходили, а когда волк хотя бы немного исчез с нашего поля зрения, ринулись обратно к группе. Мы смогли вернуться благодаря знакомым мне приметным местам, потому что следы смело после метели, которая длилась от силы пару минут. Вернулись мы почти без видимых увечий, а товарищи как раз собирались домой.
Когда мы с товарищами пришли с охоты, на нас накинулись с расспросами о первом улове. Конечно же, все похвастались удачными уловами, кроме меня. Мальчик же, с которым я дрался, ничего не рассказал. Судя по всему, ему не хотелось признавать, что такой слабак, как я, повалил его на землю и оставил несколько синяков на его теле своими маленькими ручонками. О пятне на щеке меня не спрашивали, ведь его посчитали следствием ужасного мороза.
Только вечером, лёжа на кровати, я осознал, что это был самый счастливый день в моей жизни, потому что что-то во мне прояснилось сегодня. Затем в голове моей появились некоторые вопросы из-за произошедшего: настолько ли было необходимо получать увечья, чтобы защитить волчат? Разве не для охоты как раз-таки на волков меня обучали большую часть жизни, а я нарочно сохранил им жизнь? Не узнают ли люди о том, что я натворил? Что бы подумали мои предки обо мне?
— Как ты сегодня, сынок? О чем призадумался? — матушка задавала мне эти вопросы каждый день, но всегда мне стыдно было сообщать о своих позорах на учениях, поэтому я рассказывал ей что-нибудь незначительное или мелкое. Но сегодня, естественно, мне было что ей рассказать и спросить.
— Матушка, что бы сделали мои предки, если бы узнали, что я спас волка?
— А от кого бы ты его спас? — тут мне стоило задуматься. Ведь на самом деле наших волков не от кого спасать, кроме, если, медведей, но это уж курам на смех.
— От человека, который хочет ему навредить.
— Тебе есть, что поведать мне, не так ли? — она любила схватывать всё налету, а я редко так много отвечал ей.
Я не удержался и рассказал ей всё, что произошло со мной за день. Так я доверял своей родительнице, что решил признаться в том, за что бы меня точно выгнали с учений, если не с поселения. Она услышала каждое воспоминание и мысли, что тогда посещали мою голову, и с доброй улыбкой реагировала на каждое моё радостное восклицание. В это время дома становилось тепло от исходящего жара печи, пахло жжеными бревнами, а в душе моей становилось легче с каждым словом. Подсев ко мне, матушка подперла красную щёку кулачком и стала перебирать мои пламенные волосы , то ли пытаясь привести их в порядок, то ли, наоборот, запутать.
— Ты не испугался логова волков и бесстрашно противостоял истинному владельцу этого леса — начала она, — а ведь именно этим и прославились твои предки… А Старейшины слишком трусливы, чтобы понять, что не охота была главным делом Красных Людей, и волки для них не были настоящими врагами. Сегодня же тебе предстояло осознать, кому на самом деле мы противостоим, не так ли?
Тут я обратил внимание на её глаза во время ответа. Сложно описать, какой очаровательный блеск я увидел в них, при чем такой знакомый и яркий, что я наконец-таки понял, почему глаза Красных Людей восхищали здешних жителей: в них блистала не столько ярость, сколько пламя человеческого любопытства и вдохновения на совершение чего-то рискованного, того, чего многие попросту боятся сделать.
Таков был её ответ на мой вопрос. Услышав эти слова, у меня перехватило дыхание на мгновенье. Долгое время перед сном я вглядывался в потолок после сообщения о столь очевидной истины: страх — вот что заставляет людей дрожать и прятаться от воображаемых опасностей и проблем, именно против страха шёл Красный народ и я в том числе, потому что напал на самое сильное творение этих земель — человека.
Открыв на следующее утро глаза, я ощутил, как они сияют мои глаза тем самым человеческим любопытством и жаждой познания, как у матери. В момент пробуждения я желал лишь одного — следовать за Солнцем, которое не так уж и далеко от нас находится. А на пороге дома я обнаружил стрелу, которая вчера осталась у дома волчат.