Я рисовал красками на обоях
синее солнце, жёлтые океаны.
Я рисовал – и слышался шум прибоя
в детской моей. И это казалось странным,
Только не мне. Я верил, что так и надо,
видел себя лежащим в песке у моря;
над головой текли облака заката.
Я наблюдал – и не было в мире горя.
Я выводил старательно, вдохновенно
добрых людей, не знающих лжи и боли.
Люди смеялись звонко, и постепенно
я в них вдыхал надежды, мечты и волю.
Я создавал их близкими и родными –
Этих людей, живущих под синим солнцем.
Я с ними рос, я видел их всех живыми,
но я не знал, что вырасти мне придётся
из детских грёз, что есть где-то место в мире,
где не бывает зависти, страха, злости.
Вдруг провели ремонт – и в своей квартире
я осознал себя лишь случайным гостем.
В детской моей сменили обои – в клетку,
в мелкую клетку, зелёную, словно крона
дерева в парке. Клеток зелёных сетка
свежей была… Но я не любил зелёный.
Мне стало горько, будто бы умер кто-то,
и с этим чувством я подошёл к обрывкам
старых обоев, взял их с такой заботой,
как ценный клад, но понял: мой мир – ошибка.
Солнце, песок и воду разъела плесень.
Я наблюдал за этим с тоскою в сердце,
А присмотрелся – стало в груди вдруг тесно:
В этой грязи лежало худое тельце.
Маленький мальчик с жутким застывшим взглядом
Был на меня похож — но намного младше.
Он умирал; с ним люди лежали рядом –
Я стал теперь любого умней и старше.
Я на колени встал и простился с ними,
Мир отпустил, любимый и обречённый.
Были свои – а стали навек чужими.
Я повзрослел и принял в себя зелёный.
