XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

..Я безумно тебя любил…

Стирая сердце в пепел…

Ты весь мир мне подарил.

А я жестоко тебя предал..

Пылает мгла за окном.

И не сомкнутся мои очи..

Я с тобой больше не знаком..

Вновь считаю секунды последней ночи.

Память не будет вечно хранить

Те наши светлые мгновенья.

И только тонкая, светлая нить

Разрубит пелену сомнения.

Мы танцевали во тьме под луной,

Отдаваясь друг другу столь страстно.

Хранятся воспоминания вместе с тобой,

Но возвращаюсь к тебе я напрасно.

И снова один в чистом поле.

Рыдаю, срываясь на крик.

Я сделал это по своей воле,

Но продолжаю видеть твой лик.

Завешаны в комнатах все зеркала.

Я знаю — ты все еще здесь.

Метаются в страхе по углам глаза,

В надежде что спасение есть…

Глупость часто толкает на край,

Где всегда я стоял один.

Не найти мне уже тот рай

О котором ты всегда говорил.

«Тихая ночь, звездная ночь.

С тобой в небесах станцевать я не прочь.

Вознесясь к тёмной вате из облаков…

Не выпускать твои руки из своих нежных тисков».

Твой голос снова звучит в голове,

Заставляя душу трепетать.

Я знаю, это все по моей вине,

Ведь ты больше не можешь летать.

Крылья твои тогда отобрав,

Я оставил ужасные раны на теле.

Но больше воздуха в легкие набрав,

Ты продолжаешь петь о том времени.

Когда мы были только вдвоем,

Воруя яблоки у соседий.

Когда стояли с тобой под дождем

И обсуждали белых медведей…

Когда я читал тебе книги,

А ты не хотел засыпать.

Когда в всеми покинутом мире

Мы продолжали с тобой танцевать.

Я все это помню, увы, до сих пор.

И мне никак этого не забыть.

Пусть тебя нету рядом с давних пор,

Но я продолжаю жить.

Лишь силуэт, маска, что у всех на виду.

Еще ощущая Тепло твоих рук

Я одного понять не могу…

Сколько же пережил от моей руки мук?

Горестно, грустно и от того

Я снова у твоей двери.

Она открылась еще до того,

Как я попросился войти.

Серьёзный, суровый, строгий палач

Снова запрется от всех.

Никто не услышит его горестный плач,

После наказний для любимого тех.

Он все еще помнит улыбку его,

С которой тот на него смотрел.

Во всем виновато царское эго,

За которым правитель не углядел.

Во мраке длинного, долгого сна,

когда нет никаких помех,

Ему снова является она —

Надежда для новых потех.

Но больше не смогут грубые руки

Щеки те исхудалые взять.

Не повторятся больше страшные муки,

Но и пленника больше нельзя обнять.

Царь ведь всем сердцем любил,

пусть и странной любовью.

Но всегда хлестким ударом по телу бил,

Окрашивая пол алой кровью.

Бедняга ушел, ничего не сказав.

И правитель снова остался один.

Лишь монстром в глазах солнышка став,

Он понял что вовсе не «Господин».

Ложась на кровать, где когда то давно,

Друг его детства лежал,

«все должно быть хорошо» —

Сам себе монарх повторял.

Вдыхая запах с постели,

Гордых, густых лесов,

Он видел, как птицы летели.

И среди них был он, без оков.

Голубые глаза наполнились влагой,

Что слезой скатилась по щеке.

Какой же нужно обладать отвагой…

Чтобы помнить слова те?

«Тихая ночь, славная ночь…

Все страхи быстро прогоним мы прочь…

Вместе со звездами играя…

Добежим с тобой до забвенного рая…»

Пленитель почувствовал тепло его рук,

Что ласково утирали слезы.

Больше не будет всех этих мук?

Нет, это просто грезы.

Снова перед ним темница.

Мрачный, пустой кабинет.

В клетке сидит чудесная птица…

Готовая встретить смерть.

В разноцветных глазах лишь боль,

В примесь с любовью и страхом.

Пленник знает — он просто ноль.

Он никогда не сравнится с монархом.

Проклятье силой своей слыло…

А Раны на лопатках, откуда крылья росли,

Напоминали о том что прежде было…

И куда те годы ушли.

Встретились взгляды двух ядовитых душ.

И сердца где то в груди забились.

Правитель сорвал большой куш,

А у пленника раны гноились…