Вверх!
Он не помнил, сколько времени провёл с этой лестницей.
Сидел на мягком ковре, смотрел по сторонам то вверх, то вниз, то вправо, то влево – находился в причудливом здании, где было множество лестниц и еще больше этажей, но путь каждого гостя начинался здесь – на просторной сцене, где играли в жизнь.
Он наблюдал за людьми, подмечал детали – вот мимо него пропрыгала по кружевной лестнице девушка – раз, два, три, четыре и пятая ступенька с акцентом на левую ногу. Светлые волосы её весело подпрыгивали вслед за ней и в том, как она вынула свой маленький ключик, чувствовались свобода, солнце и ветер, хотя ветра здесь никогда не было. Стремительно проплыл серьёзный мужчина в строгом костюме – шаги его были уверенными, а лестница – важная, немного уставшая – вздыхала лишь изредка, робко и тут же храбрилась, замолкала – она сильная, справится, приведет к заветной двери, что отпиралась электронным ключом. С другой стороны резвился мальчик лет шести – двигался вверх и снова вниз, скатываясь по деревянным перилам и взбираясь по каменным ступеням – к своей двери он подходил осторожно, боязливо, но с интересом… Его ключ висел на тонкой веревочке на шее.
А он сидел на пороге неизвестности без ключа. С утра его лестница, ведущая вниз, казалась огромным айсбергом, была холодной, скользкой – недовольно скрипела под ногами. Днём она таяла, грелась под лучами ласкового солнышка – сопела, нежилась, но перила её нагревались и обжигали руки. К вечеру же лестница в тревожном, жёлтом свете превращалась в хитрого, затаившегося зверя, и спускаться по ней было до жути страшно… Но дверь в конце пути все также манила к себе.
Он не решался на первый шаг.
Тысячи лестниц и тысячи людей, что по ним двигались, редко его замечали; все они поднимались к небу, к солнцу, к своей мечте, всё выше, а ему отчего-то предстояло спуститься.
Так он и сидел, потеряв счёт дням – солнце с луной играли в догонялки, заглядывали по очереди в стеклянные окна; сам придумывал причины не вставать – ведь там страшно, его там кто-то поджидает. “Мне это не нужно”, – всё твердил он. Стучал пальцами по синему ковру – играл свою глухую мелодию, был верным зрителем и молчаливым гостем.
Однажды у мальчика, что катался по перилам своей разукрашенной, словно с детской площадки, лестницы (такие лестницы ведут к горкам или к сказочным городкам) – из кармана выпал голубой, резиновый попрыгунчик.
Маленький Плутон прокатился по своей орбите, сбился с намеченной траектории и отправился в своё небольшое путешествие – через ступени, порог, через мягкие волны ковра – на станцию к белому кроссовку мужчины.
Мальчик сначала бросился за потерянным сокровищем, а потом сбавил шаг и медленно подошёл к незнакомцу – так подходят к пугающему, тёмному лесу. Чуть склонил голову набок – задумался, даже не заметил, как мужчина вернул мячик ему обратно.
– Почему ты не уходишь? – горько спросил незнакомец, приподняв подбородок – ему казалось, что жуткие, оживающие лестницы точно не лучшее место для детей.
Мальчик помотал головой из стороны в сторону, как будто освобождался от сонной паутины – наклонился, поднял попрыгунчик и несколько раз стукнул его об пол – стук показался уходящим временем.
Тик – тонкое, кислое и строгое, сильное – так.
– Потому что ещё не решил, что ждёт меня за дверью, – смело и уверенно ответил он, как будто это было очевидно. – А ты?
Мужчина сложил руки на груди, так и не встав со своего места:
– У меня нет ключа, – сказал он раздосадовано, как будто потерялся в холодном, колком воздухе.
Мальчик с сомнением посмотрел на собеседника, выпрямился и воскликнул:
– У всех есть ключ!
Солнце беспощадно слепило глаза – близился закат.
– У меня его нет, – раздраженно подёрнул плечом незнакомец – мальчишка показался ему непоседливой, громкой стрекозой – впрочем, он и был на неё похож.
Большие, синие глаза навыкат, тонкие, бледные, чуть ли не прозрачные руки и светлые, непередаваемо светлые, взъерошенные волосы – низкого роста, худой, лёгкий – он как будто недавно обернулся в человека и все норовил вернуться в далёкое небо.
– Это потому что ты на месте сидишь! Смотри! – и мальчик взлетел на верхнюю ступеньку своей игрушечной лестницы, а ступенька одобрительно шаркнула под его ногами.
Солнце скрылось за оконными створками.
Вдруг исчез мальчик, исчезло всё вокруг, осталась лишь лестница и дверь – чёрная, железная, с круглой, посеребренной ручкой.
Он встал.
Весь мир поднялся вместе с ним, заплясал свой страстный, сильный танец – взял его за руку, притянул к себе, в самый огонь – вскружил голову, заставил дышать и широко распахнуть глаза – теперь и ему хотелось скатиться кубарем по этой лестнице, остановиться у двери и…постучать в неё? Повернуть ручку, повернуться к судьбе лицом – вернуть себе уверенность и храбрость.
Незнакомца штормило, он то тонул в оранжевом океане света – пахло апельсинами и счастьем, то задыхался в своих мыслях – в воздухе чувствовалась соль и горечь; наконец, он причалил к первой ступени.
Лестница зарычала.
Неприветливо покосилась на него перилами, всколыхнулась ступенями, вздрогнула коваными бортиками, попятилась назад – ей не нравился незнакомец, не нравились чужие прикосновения, не нравилось оставаться застывшей в камне и дереве – хотелось быть не просто путём, хотелось жить и играть свою мелодию на нежных клавишах.
Незнакомец вздрогнул.
В карих глазах погас бесноватый огонь – его старый друг вновь взял его под руку, а руки у Страха были липкие, противные на ощупь; но возвращаться к волнам скучного океана было поздно – он никогда так далеко не заходил, да и дверь в конце пути все ещё подмигивала ему зеленым глазом.
Протянул безвольную, изящную руку к перилам – лестница ощетинилась, предупреждающе зашипела потёртыми половицами, словно по ним кто-то прошёл, но от прикосновения – мягкого, ласкового – не увернулась.
Он выдохнул, слегка пощекотал перила – рука его дрожала, все ещё жутко было сделать шаг, но…
Первая ступенька как будто пропала под ногами – он упал в пропасть, где эхом отражались ужас и страх – чувствовал тревогу, пугался даже самых безобидных теней, шарахался от шорохов, возгласов и замечаний – путь казался ему зыбким, а сомнения всё ещё ставили подножки.
Он крепко сжал руки-перила и сделал второй шаг – на ступень ниже, всё ближе к бездне.
Под ногами камушками осыпалась лестница, второй шаг сковал сомнением – он до сих пор не мог понять: водит ли его за нос хитрая лестница или всё это происходит наяву; перила приятно согревали руки.
Третья ступенька была застывшим во льду озером: скользкая, гладкая, отполированная до блеска – смотришь вниз и видишь чарующую темноту; видишь себя.
Лестница засмеялась, закряхтела – поглядела на него исподлобья, как будто из-под ступенек; тени на стенах перешептывались, поднялся гул, словно кто-то спускался за ним, словно кто-то ждал внизу – готовил разоружающую, жуткую критику и совсем не стеснялся в выражениях.
Следующая, четвертая, ступень приняла его жестко, строго – перейти её было сложно; отчего-то сбилось дыхание, глаза закрывались от усталости, рука соскользнула с перил – он почувствовал себя больным, слабым; путь выматывал его. Лестница притихла в ожидании – справится он или нет, оступится или продолжит идти?
Пятая мягко запружинила под ногами, фыркнула, обернулась большой подушкой – и приняла его аккуратно и бережно, будто сама надежда подала ему руку.
Ступени кончились – лестница вовсе застыла, как будто уснула, а солнце в высоких окнах сменили разбитые стёкла-звездочки.
Он смотрел вверх, туда, откуда пришёл и только сейчас заметил какими картонными были декорации. Хлипкие стены и пустые окна, местами стёртый ковер – там он вовсе не чувствовал жизни, а на пороге неизвестного она заиграла и превратилась в усталость и приятную тяжесть. Дверь, освещенная лунным, призрачным светом, осталась с ним тет-а-тет.
Он похлопал по карманам брюк, оглянулся, прошелся туда-сюда, но ключа так и не было. Заглянул под красный коврик перед дверью, поднялся на цыпочки, проводя рукой по карнизу – пусто. Громко хмыкнул, чуть наклонился вперед, посмотрел в зелёный дверной глазок – как будто переговорил с глазу на глаз, но так и не выведал у таинственной двери, где спрятался его ключ.
Он чувствовал себя безумно уставшим и сломленным, словно кто-то собирал пазлы без картинки-примера; Отчаяние вновь помахало ему рукой, приветливо улыбнулось жутким месяцем и начало спускаться по лестнице, спеша к мужчине.
Ощущение, что он недостоин того, что прячется за дверью, грозным орлом клевало печень и сбивало с толку – неужели весь его путь вниз был напрасен?
В смятении, как будто во сне, он отступил назад – дёрнул за дверную ручку сначала осторожно, неуверенно, совсем не рассчитывая на успех, затем все сильнее, настойчивее – в отчаянии, чуть не вырывая её из двери. Дверь упиралась и дребезжала, но всё же поддалась.
Отворилась благородно, неторопливо пропуская заплутавшего гостя. Незнакомец быстро проскользнул внутрь, тут же захлопнул за собой дверь, оставляя Сомнение, Страх и Отчаяние позади.
Дыхание его сбилось, руки дрожали – было очень сложно стоять на ногах, хотелось наконец прилечь, поймать такое нужное спокойствие и уснуть, но узнать, что же скрывала за собой охранница-дверь – было интереснее.
Перед ним простиралась белоснежная лестница вверх – винтовая, словно сотканная из камня и кружева, она как будто была сделана из сахара – неустойчивая, хрупкая, но сладкая.
Он подошёл чуть ближе – непонимающе осмотрел её; закинул голову и замер – лестница сворачивалась в огромный, загадочный глаз и строго смотрела на него, словно предупреждая – оступиться нельзя.
Волнение чуткой рукой коснулось его щеки; румянец маком зацвел на скулах, приятная тревога пощекотала кончики пальцев – он как будто вот-вот должен был отправиться в очаровательное путешествие. Предстоящий подъем не пугал – он завораживал, лестница бросала дерзкий вызов: сможешь меня покорить?
Первая ступенька почему-то была со сколом – художественным, как будто сделанным намеренно. Словно это была ямочка на щеке лестницы, и она ободряюще улыбалась своему путнику.
Он удивлённо приподнял брови, по привычке взялся за бархатные на ощупь перила и начал подниматься наверх – в шёлковых прикосновениях лестницы чувствовал поддержку и спокойствие, где-то выше слышалось что-то отдалённо напоминающее аплодисменты, было светло…
Но совсем неожиданно от восхождения его отвлёк шум – кто-то ломился в дверь, также, как и он чуть раньше, остервенело дергал за ручку, но дверь не поддавалась.
Он остановился, вытянулся в напряжении – наверное, должен был что-то сделать, но ни руки, ни ноги его не слушались. Моргнул – весь мир вдруг вздрогнул, как будто ветер коснулся водяной глади. Затем зажмурился ещё раз – темнота показалась бархатной, притягательной, живой, как из реального мира.
Перед ним всё также была грохочущая дверь, а позади него сахарная лестница. Вновь закрыл глаза – через плотную темноту пробивались маленькие, белые астры. Он постарался снова глянуть на дверь, но ничего не вышло.
Поднялся гам, шум, темнота заискрила, расцвела белым светом перед глазами – звуки стали ярче, ощущения – у него чесался нос – отчетливее. Появились запахи – цветы и лак для волос. Ног касался проказник-сквозняк, пробежавший по полу, незаметно подслушивающий отрывки блёклых разговоров.
Он открыл глаза.
И лестница, и дверь пропали – в его гримёрке было свободно: приятного, бежевого цвета стены прочно стояли на своем месте, зашторенные окна не пускали Луну в комнату.
Сон все еще сидел подле его кресла, чувствовался в каждом вдохе, впрочем, дышалось легко, как после сильнейшего дождя в душную ночь.
Кто-то стучал в дверь. Сначала, казалось, невесомо и легко, чтобы обозначить своё присутствие, а потом всё настойчивее и настойчивее – настолько настойчиво, что достучался в сон.
Внезапно стук прекратился, всё замолчало – человек за дверью – высокий, статный – напоминал он огромную черную башню, своей тенью закрывающей солнце; дышал он спокойно и ровно, кривил губы в улыбке, а потом и вовсе стал напевать:
– Стрекоза-стрекоза, репетицию проспала… – засмеялся раскатисто, громко, а потом вдруг перестал, досчитал до трёх и ласково улыбнулся другу – тот выскочил в коридор – взъерошенный, волосы растрёпаны, в глазах пустота и паника: как можно было проспать генеральную репетицию?
– Черт возьми!
– Держи, ты ключ оставил в двери, – человек-за-дверью смеясь, посмотрел на него. Вложил в руку металлический, самый обычный ключ от двери в гримёрную, но было в нём всё же что-то особенное.
– Идём скорее, все уже заждались нашего Аида, – слова его эхом скатились по лестнице в коридоре.
Он хранил молчание весь путь, шёл тяжело, медленно – сильно болели ноги, как после крутого подъёма. Вертел в руках ключ – всё смотрел на него, вспоминал странный, парадоксальный сон, думал о дверях и замках и больше – о чудесной, словно сотканной из чувств, лестнице за дверью. Неужели её никогда не было? Неужели всё то спокойствие, признание, вся та степенная радость – привиделись ему?
Он смотрел на фотографии актеров театра на стенах – старые и молодые, задумчивые и улыбающиеся – о чем они думали, когда проходили здесь? А он? Вот же, моложе года на два – счастливый, задорный, с усмешкой на губах – всё и всех знающий – Артём Стрекоза.
Перед выходом на сцену товарищ его оставил – Артём глубоко вздохнул, убрал ключ, сцепил руки в замок, прижал их к груди и задержал дыхание – пахло пылью и отчего-то – невесомо, едва уловимо – апельсинами.
Посмотрел вниз, на ступени, что прятались под красным ковром, уже готов был сделать шаг, как…
Первая ступенька улыбнулась ему – той самой нежной ямочкой-выемкой, тем самым одобрением и спокойствием. Вдохновение, скользящее рядом, подало ему руку – светящуюся, эфемерную и тут же растворилось в электрическом свете – позвало вверх, с собой.
Под аплодисменты он вышел на сцену.
