Ветви нависали, нависали, нависали… и схлопывались! Их темная листва неминуемо прилипала к лицу, закрывала нос, глаза, лишая зрения и кислорода; упругие ветви оплетали синеющие от недостатка поступающей крови конечности. Больно, очень больно. Где-то там, за лесами, слышится крик родного голоса, но ветви-ветви-ветви сжимаются, лишают, рвут, терзают, и…
Карл проснулся. Тревожно выдохнул и немедленно взглянул на свои руки. Они не синие, не красные, совершенно нормальные, обычные руки, только слегка худые: миски в столовой никогда не были пусты более, чем наполовину. Передернуло от мысли о том, что сегодня – четверг. Четверг равен манной каше на завтрак, от которой убудет лишь одна ложка, так, для вида. Руки, может, станут еще тоньше. Сеймур повел плечами, скидывая белое одеяло, и внезапно его глаза засверкали. На завтраке будет та девочка, которая помогла ему вчера! Карл трепетно покраснел. Среди всех тех, кто еще спал, среди всех-всех в этой комнате, всех-всех-всех на этом этаже, та девочка была самой-самой красивой и милой. Он подтянул к себе ноги и обнял колени. До завтрака еще час. До пробуждения еще полчаса. Душ откроется через тридцать пять минут. Он увидит ее через час и четыре минуты, когда их группу заведут в столовую третьей. Пока – чтобы было чем заинтересовать ту девочку – книжка про пиратов. Воспитатели уверяли, что это подарок родителей, потому Карл, сколько бы раз книгу ни доставал, ни читал, она так и была в идеальном состоянии – только надпись на корочке слегка стерлась. Каждый вечер, каждое утро мальчик доставал книжку, закрывал глаза и трепетно проводил по ней подушечками пальцев. «Любимому Карлу»… и неровно нарисованное сердечко. На всех остальных книгах такого нет, а их уже целая тумбочка. Карл нередко давал свои книжки другим мальчикам из комнаты, но эту книгу, подписанную невидимыми родными, он не готов был отдать никому. Был не готов – сейчас же стоит только той девочке начать о том, что она любит пиратов, и Карл безоговорочно даст ей прочитать. Даже надпись покажет! И скажет, что если родители подарили ему книгу про пиратов, потому что любят его, то Карл даст девочке книгу тоже, потому что любит ее. И вместе с книгой протянет кусочек шоколада, который ему дали на полдник. Точно! Карл мечтательно обнял колени, представляя, как обрадуется новоиспеченная подруга. Интересно, как же ее зовут… Ведь если бы не она, едва зажившие рубцы на спине разошлись бы вновь, тоже бы нашли себе новых друзей в виде кровавых подтеков и синеющих ударов. И теперь Карл тоже не позволит своей новой подруге оказаться там, где должен был оказаться он!
Быстрый взгляд на часы – наверное, миллионный за все время, как он проснулся, – и прошло всего семь минут! С тихим вздохом, лишь бы не разбудить всех остальных, Карл спрятал лицо в коленях и закрыл глаза.
Ползучие ветви….
Мальчик вздрогнул и зажал себе рот, только бы не закричать, только бы не…! Снова он, снова этот лес, снова он заплутал в нем. Снова темная листва, острая трава, высокие верхушки, протыкающие небо. Вот и дыры в нем, где больше, где меньше, где совсем незаметно, а где и полнеба нет. Легкие сжимаются, Карл опускает руки и шумно вдыхает воздух. Руки не листья, они отлипнут. Как заверял психолог, нужно сосредоточиться на окружающем и выполнить простые дыхательные практики. И еще много-много умных слов, которые произнес высокий лохматый дядя. Карла к нему привели воспитатели, когда он начал мучиться кошмарами. Его тогда похвалили! Сказали, что он большой молодец и очень смышленый мальчик, что в него верят, что он справится, и Карл теперь больше всего боялся разочаровать доброго мужчину, подарившего ему самую вкусную конфету. Сеймур послушно посмотрел на простую зеленую вазу с желтыми цветочками, поразглядывал темную серединку, посчитал лепестки. Их семнадцать. В семнадцать нужно будет поступать в колледж… Или в шестнадцать? Пальцы снова задрожали, затем руки, потом все тело, болезненный вздох сорвался с бескровных губ, и Карл плотно зажмурился. Раскрыл глаза – снова зажмурился.
Моргнул пару раз и сфокусировался на большой цифре «десять». Она возвышалась во всю стену, была нарисована белой краской, не сильно выделяющейся на фоне голубых стен. Наверное, какое-то умное решение дизайнеров. Входишь в их общую комнату и сразу видишь эту цифру. Чуть повернешь голову и сможешь посчитать пять кроватей вдоль одной стены и еще пять вдоль другой. Возле каждой стоит небольшая тумбочка с парой ящиков и деревянный стул. Иногда на него садится воспитательница и читает сказку, но чаще на стуле все-таки скидана одежда. В ящиках же – кто на что горазд. У некоторых его друзей они забиты так, что дверцы уже и не закрывались полностью, а у некоторых там вешалась мышь. Вот, например, у его хорошего друга Клэя тумбочка тоже полна книг. Он спал на соседней кровати, и Карл тепло взглянул на него, наблюдая, как тот ворочается перед пробуждением. Клэй никогда не жадничал, они часто читали книги друг друга и разрешали без спроса брать вещи, открывать тумбочки и брать что-то оттуда. Клэй всегда был аккуратен, а вот Карл, к своему стыду, не очень, но друг никогда не злился и не обижался. Книжку про пиратов мог брать и он.
Вздохнув, Карл резко отпустил колени и разогнулся, оперевшись спиной об изголовье кровати. Еще десять минут… Долго-долго-долго. Карл шумно выдохнул от скуки и потянулся за маленьким блокнотиком. Взял ручку, щелкнул кнопкой, чтобы показался стержень, и маленькими округлым почерком принялся записывать свои мысли.
А мысли гуляли. От соседней кровати со спящим другом до другой спальной комнаты, где находилась та милая девочка. И все же она была очень красивой… Засмущавшись, Карл перевернулся на живот и спрятал лицо в руках, замахав ногами взад-вперёд. «Красивая-красивая-красивая» – мысли настойчиво не покидали головы и крутились насмешливым вихрем, повторялись вновь и вновь, как бы Карл ни старался противостоять этому сильному ветрогону. Ну вот сразу возникает образ того, как она находит среди мельтешащих ног малышей изогнутую ложку и протягивает ее паникующему Карлу. Сеймур зарделся. Он еще и на четвереньках в тот момент стоял. Как, наверное, нелепо это было… Но девочка только улыбнулась, дождалась, пока Карл торопливо встанет, чуть не упав снова, и всучила ему, оторопевшему, ложку. Слегка коснулась пальцами его пальцев, подтолкнула к веренице детей, чтобы Карл не посмел пропустить свою очередь сдавать поднос с грязной посудой и несъеденной манной кашей. А если бы не она…
Карла передернуло вновь. Шрамы на спине фантомно заныли. Кошмары полезли в голову, ветви окутали руки, ноги, листва полезла в глаза, в нос, через него в легкие… Карл тихонько закашлялся, почти физически ощущая, как могучее дерево оплетает его шею, и… душит. Карл не мог сделать ничего, но, вспоминая слова, успокоения психолога, судорожно начал оглядывать комнату, фокусируясь, фокусируясь хоть на чем-то.
Клэй и его плюшевый черный кот на тумбочке: у игрушки яркие желтые глаза, и сам он весь такой мягкий-мягкий, как волосы самого Клэя, они, кстати, кудрявые; мальчик иногда обнимает котенка во сне, когда становится одиноко или грустно, Карл знает, и сам иногда поступает так же, ведь у него тоже есть игрушка – рыжий котик с зелеными глазами. Здесь у многих детей есть кто-то, кого они по ночам прижимают к одинокому сердцу, а днями таскают с собой и увлеченно показывают друг другу.
Ветви слабеют.
Карл с усилием переводит взгляд на свой деревянный стул, все еще тяжело дыша, и на нем видит этого рыжего котенка, натянуто, но искренне улыбается, ведь его подарил Клэй, безоговорочно, к слову, только встретился с родителями и сразу подарил. Поэтому у него самого прибавилось парой книг в тумбочке в благодарность.
Дыхание налаживается.
У кота яркие зеленые, лесные глаза, но лесные по-другому: не те топкие болота и скрытные ветви плакучих ив и могучих дубов, нет!, это лес мягкий и уютный, усеянный красивыми цветочками, по нему еще бегают серые зайцы и маленькие колючие ежики. Карл часто обнимает котенка во сне, но в этот раз сознание рисует только ту девочку, поэтому сегодня для объятий подушка, а рыжий кот отдыхает на стуле.
Карл шумно выдохнул.
Ветви отступили.
И прозвенел утренний будильник. Пора вставать.
Карл снова глубоко вдыхает, выдыхает, боязно потирает шею, жмурится, моргает несколько раз, и слабая улыбка растекается на его лице. Все хорошо. Он не один. Вот и Клэй заворочался под мягким белым одеялом, показалась его лохматая шевелюра, и Карл не сдержал тихий смешок. Легко спрыгнув с кровати, он моментально оказался на постели Клэя и, протянув руку, радостно запустил ее в торчащие во все стороны кудряшки, распушив их еще сильнее.
