Мой последний рывок одиночества, твой наполненный скепсисом взгляд,
И становится жизнью пророчество, где не будет никто виноват.
Кому гвозди достанутся ржавые, кто взойдёт на Голгофу с крестом?
Свою жизнь я таланту пожертвую или стану сама алтарём?
Знаешь, как-то подумалось вечером, сколько жизней сломали они?
Те бродячие псы, эти гении, в слишком бурном припадке любви?
К их ногам сотни судеб возложены, только знает ли кто о таких,
Что разрушены до невозможности, чтобы автор мог выплакать стих?
Неизбежно наверно и правильно, чем-то нужно платить за талант,
Если спросит творец вдохновителя: «Ты хотел бы вернуть всё назад?
Никогда не встречаться с набросками и не думать вообще обо мне?»
Тот, скорее всего, отзовётся: «Что за глупость? Конечно же, нет».
Кто из нас станет кем-нибудь значащим? Может, обе, а может, никто.
Только ты меня больше не спрашивай, будет стоить ли это того.
Над Голгофой светило поднимется, рассыпаясь моментом на блики,
Ржавый гвоздь и запястье не сдвинется… Помоги мне теперь стать великой.