XII Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

Хмурое, неприятное утро. Хоть бы солнце вышло. Будильник бьёт по ушам. Я, с минимальным оптимизмом, встаю со своей кровати.

Опять тот же маршрут – дом-работа. Неужели так всю жизнь?

Хотя сегодня есть еще один пункт. Нужно заехать к нотариусу, документы готовы, можно становиться бабушкиным наследником. Квартиру ее буду продавать, дико это… Вот вроде еду к ней, а она меня и не встретит.

Одеваюсь, завтракать нечем, опять не зашел в магазин, нахожу кусок хлеба и выдвигаюсь на работу. Хлеб на вкус как картон, хорошо нет плесени. Ну а что я ещё ожидал, хлебу неделя?

Выхожу из лифта, иду до остановки. На улице то дождь, то снег, погода не определяется. На остановке все те же уставшие, измотанные лица, каждое утро мы с ними в этом «колесе» — дом-работа-магазин. В автобус набивается толпа, толкаются, наступают на ноги, воняют, кто перегаром, кто духами. Хорошо недолго ехать.

Офисное здание, где я работаю, выглядит красиво, только меня от него уже тошнит. А ведь мне ещё и тридцати нет. Сложно представить, что я родился, чтобы отработать смену и вернуться домой, чтобы утром начать все с начала. Но пока так.

Вечером, после смены, тот же путь, те же унылые лица. Сегодня не забуду про магазин, есть хочется, как будто голодал месяц. Дома холодрыга, как назло отключили отопление, снова авария. Ем в куртке и думаю. К нотариусу нужно успеть сегодня, на выходных он не работает, да и я хочу отоспаться.

На улице стало холоднее, на остановке, те же унылые лица. В нашем городе не улыбаются.

В маршрутке тепло и даже можно сесть. В голову сразу лезут мысли. Жалко все-таки бабушку мою, добрая она была. Ладно, надо собраться. Не буду же я слезы прямо в маршрутке лить.

Ветер стал сильнее, под ногами лужи, обувь промокла. Иду по лужам и пою «буль-буль». Что я несу? Хотя, про себя же можно. Да и кто мне запретит? Правильно — никто!

Нотариус мне не рад. Похоже, он уже собирался уходить. Ну, потерпит. Около часа подписываю документы, слушаю юридическую муть, которую он несет. Ладно, документы и ключи у меня, я молодец. Теперь нужно поехать и сделать фотографии квартиры, ноги уже все равно промочил, завтра не в чем будет идти, ботинки не высохнут, да и не хочется тратить выходной на поездки.

Идти тут не далеко. Серая хрущевка стоит среди таких же домов, ноги совсем промокли, но я на месте. Из кармана достаю ключи, со странным брелком, на котором изображен дельфин. Сам брелок потертый, что не удивительно, ему лет пятнадцать уже, я купил его бабушке, когда ездил на море, она хранила. Прикладываю ключи к домофону, он отзывается противным писком. Тяну старую стальную дверь и захожу в подъезд. Прямо у порога стоят бутылки, чуть не упал. Неприятный запах забивает нос, в подъезде темно, лампочки выкручены, фонарик мобильного, освещает щербатые ступеньки и тошнотворную зеленую краску на стенах.

Подойдя к лифту, жму на кнопку. Еще. Много раз. Понятно, день не мой. Лифт не работает. Пойду пешком. До третьего этажа дойду, не развалюсь.

Мокрые ботинки стучат по ступеням, эхо раздается по подъезду. Сейчас найду носки, у бабушки в шкафу должны были остаться.

На втором этаже, вижу надписи на стенах, разные тг-боты, их пытались стереть, но ничего не вышло, только краска облупилась.

Слышу за спиной шорох. Поворачиваюсь. За спиной мужик, лет сорока, лицо его перекошено, седые волосы, всклоченная борода, весь грязный и взгляд бешеный. Это жесть! Он, похоже, под чем-то, стоит глаза таращит и молчит. Хреново. Куда рвануть? Вверх в квартиру или вниз, оттолкнув его. Пока думаю, в руках у него сверкает нож. Он кидается, я пытаюсь его оттолкнуть, но получаю удар по голове, плюс в шее резкая боль. Надо было вверх все-таки, думаю я и отключаюсь.

***

Голова кружится, ноги не держат, по телу будто мурашки.

«И где я»?

Серая панелька, девять этажей; такой же серый двор, перевернутая мусорка, обнажившая свое поганое нутро. Грязное, снежное месиво холодит ноги, нужно сесть, пока не упал, а лучше согреться. В подъезд, что ли зайти?

Дом, не смотря на убогость, кажется знакомым. В подъезд прям тянет.

На скамейке сидит бабуля. Обычная бабка, пуховый платок, замызганное пальто, варежки только яркие, белые с огромными снегирями, я их уже точно видел. Блин, что с головой, ничего не помню, только варежки эти дурацкие.

Без какого-либо уважения, говорю ей:

— Здравствуйте, мадам. Я тут присяду ненадолго, двиньтесь.

Старуха поворачивается ко мне. Неожиданность! Бабка есть, лица нет. Ну как… Оно может и есть, только я вместо него вижу черную дыру. Сидеть рядом с ней теперь не хочется, в подъезд тянет еще сильнее.

Она поднимает руку в своей белой варежке и протягивает мне старый фонарик, выглядит он так, как будто прям сейчас развалится.

— Бери. И иди, нельзя тебе здесь. Иди домой, рано еще — говорит она мне прямо в лицо.

Чем она говорит, фиг знает, лица-то нет, но я ее отлично слышу, и она меня совсем не пугает. Идти, так идти. На улице холодно, а в подъезд прямо тянет.

— Кому звонить? – стою у кнопок домофона в раздумьях.

— Электричества нету… Дверь открыта… Иди – слышу в голове.

— Ладно — без особых раздумий говорю я.

Тяжелая металлическая дверь жутко скрипит, когда я ее открываю.

Нос сразу забивает запах перегара и кошачьей мочи. Краска на стенах облупилась и сыпется прямо на облезший пол. Зато всякие тг боты, хорошо видны… Я всегда хотел туда написать. Прямо у порога стоят бутылки, видимо, чтобы вошедший сразу свернул себе шею в темноте. Лампочек нет, тусклый свет падает только из небольшого грязного окна. Подъезд, это очевидно, старый, но тут тепло. Достал телефон… Разряжен… Понятно… Ничего не вспоминается, телефон мог бы помочь. Ладно, буду идти наверх, может, что вспомню.

1 этаж

Мужик роется в электрощите на первом этаже.

— Свет чините? — с издевкой говорю я ему.

— К-Конечно! – он нервничает.

— А мне кажется, закладки ищете! — продолжаю издеваться над бедным мужиком.

— Чувак, не звони ментам… Я даже поделиться готов, когда найду… – он умоляет, активно жестикулируя.

— Ну давай, я в семьдесят восьмой живу – улыбаюсь и вру, как дышу. Говорю рандомное число, пусть потом объясняется перед какой-нибудь бабкой.

Морда у него знакомая, как будто я его уже видел, кажется даже, что он сосед. Но начинаю думать, голова болит еще сильнее, только издеваться и могу. Ладно, поднимусь выше, тут всего девять этажей, может вспомню свою дверь. Еще этаж, и еще.

Слышу цокот каблуков, люди тут все-таки есть, поднимаю глаза.

Девушка стоит на лестничном пролете. Красивая. Сердце бьет в грудную клетку, ее я точно знаю. Она подходит ближе, невесомо проводит по моей щеке. И я вспоминаю, как кидаю в нее снежком, она смеется, мы падаем в сугроб. Голова болит адски, закрываю глаза, по стене съезжаю и сажусь прямо на пол. Сейчас чуть пройдет, и я спрошу, откуда я ее знаю и кто, черт, я такой. Обернулся. Но в подъезде уже никого нет, и тихо как в склепе. Ушла. Она же вниз пошла, можно догнать. Пытаюсь спустится, но через несколько ступеней прихватывает сердце, давит грудь и не хватает воздуха, давление как в глубочайшей шахте. Да что здесь творится?

Странное место. Ну ладно. Паника, это худшее, что можно придумать. Может просто голова закружилась, отдохну, и все пройдет.

А еще, интересно, что там такого наверху, что меня так тянет туда.

Так ладно, ладно. Вниз нельзя, пойду наверх.

Я на третьем этаже, еще шесть и чердак, осмотрю подъезд, и пойду по квартирам, может меня кто помнит. Ну, или ментам позвонят, меня заберут, личность установят. Тоже план.

На четвертом этаже тишина, на пятом топот какой-то, тоже кто-то есть.

Сверху, перепрыгивая через ступеньки, чуть не сбив меня, спускаются три школьника. Шумят и ржут как кони, аж противно. Хотя я и сам раньше таким был.

Похоже ржут двое, один плачет. Прислушиваюсь к разговору.

— Ну чё ты сопли свои здесь развалил? — толкает один из них, самого мелкого. – Мама-то тебя все равно любит!

— Да разлюбила она меня! Как батек уехал и бросил нас! Все. Не любит меня никто! У тебя хоть бабушка есть, а у меня никого! – и снова слезы. Эти двое пытаются его как-то растормошить, утешить, но он убегает вниз по лестнице.

Я стою и смотрю, вмешиваться не буду, все равно ничего не понятно. Два оставшихся пацана переглянувшись, бросаются вниз, а мою бедную голову снова сковывает боль. Образы мелькают перед глазами.

Вот школа, вот на диване в шашки играем, вот деремся на заднем дворе, вот одному из наших компьютер подарили, все к нему ходили играть, весело было. Что происходит?

Наверх тянет со страшной силой. Здесь, кажется, нечем дышать. Надо подняться и выбраться на чердак, там и воздух и осмотрю местность, может вспомню чего. Еще этаж…и еще этаж.

9 этаж.

А где чердак? Чё здесь двенадцать этажей? Было же девять? Тут точно не может быть больше двенадцати этажей. Дом старше меня раза в два. Ладно, пойду до двенадцатого.

Опять шум наверху, мне уже кажется, что я не хочу ни с кем встречаться. Смех детский, детей я не знаю, может просто пройдут мимо, без головной боли.

По перилам, прямо мне под ноги, съезжает игрушечный полосатый кот с оторванным хвостом. Следом спускается пацан. Маленький, года четыре. В смешной шапке и с белым длинным шарфом, на шарфе красные снегири. Так стоп! Такие же снегири у бабки были, походу это ее внучек. Хорошо, что он с лицом. Нормальный пацан, даже симпатичный.

— Привет – он протягивает мне своего кота.

— Привет, малой. Там твоя бабушка у подъезда – м-да, я мистер очевидность, но о чем с ним говорить, фиг знает.

— Возьми, Семку и беги наверх – пихает мне своего кота в руки.

— Да не надо, малой. Мне игрушки уже без надобности, сам играй – смотрю на него в недоумении, даже с каким-то пренебрежением. «Нафиг мне облезлый кот»?

— Семен поможет, не стой. Тебе наверх нужно. – Кот перекочевывает ко мне в руки, а он ничего, мягкий, приятный.

— Спасиб – только и говорю я, но рядом уже никого нет.

Я перестал чему-либо удивляться. Наверх. Все меня наверх отправляют. Этаж, еще этаж. Вот и двенадцатый этаж по-моему.

Дальше должен быть чердак, но выше тринадцатый этаж. Прикиньте, круто? Сам в шоке. Почему опять этаж? Хрен знает. Может, я чего-то не знаю? Впрочем, я вообще ничего не понимаю.

Ладно, «план Б», буду стучать. Похоже, дом не кончится, чердака нет. Сколько идти, непонятно, спасибо, что голова не болит. Вот дверь красивая, звонка нет. На стук никто не отзывается. Не везет.

А вот тут? И тут нет. А если ногами постучать, должна же выйти какая-нибудь вредная бабка, сказать, что наркоманы разбушевались и вызвать полицию?

Да, ситуация. Пойду выше.

15 этаж.

Я уже выдохся. Решил присесть. Отдохнуть, так сказать.

Подъезд однообразный, людей нет. За дверями ни звука. А что в углу? Похоже на мусоропровод. Решил туда заглянуть, вроде ничего. Хотя чего я ожидал? Присмотрелся и увидел.

Лифт?! Вы издеваетесь? Пятнадцать этажей пешком, а тут был лифт. Хотя, не было его тут. Как странно. Или должен был быть, как я не подумал.

Нажимаю на кнопку вызова лифта. Стало веселее. Вот он сейчас приедет, и я сразу наверх. Раз вниз нельзя.

Но ничего не происходит. Тишина. Уже не удивлен. Ну ладно, минут десять посижу, нужно отдохнуть.

Долго сидеть не приходится, в подъезде тишина, лифт не приехал, людей нет. Тут опять нечем дышать, тянет вверх. Ладно, иду.

Конец будет. А в конце всегда есть награда! Надеюсь.

Еще пять этажей. Стучу во все двери, ни звука, никто не встречается. Прижимаю к себе кота с оторванным хвостом и фонарик, наверх, наверх.

К тридцатому этажу начинаю терять надежду. Ну не может же здесь быть больше тридцати этажей. Я не верю. Или это секретная разработка правительства? Что блин, за бункер? Хотя бункер вниз, а это вверх, значит небоскреб.

Я иду, наверное, часа два уже. Прохожу этажей десять, отдыхаю.

67 этаж.

Сколько их здесь? Сто? Надеюсь, да. Потому что, может быть здесь даже больше. Хотя, главное, чтобы здание вообще заканчивалось. Я так ничего и не вспомнил. Уже не понимаю, зачем лезу наверх. Хотя, как только сажусь отдохнуть, начинаю задыхаться, приходится идти выше и выше.

И людей я больше не встречаю, мне кажется те, кого я видел, меня знали, но я ни с кем не поговорил. Я больше не стучусь в двери. Тут так тихо, как не знаю где… Похоже свихнусь скоро. Хоть одну живую душу встретить, не любил людей раньше, а сейчас жажду общения, пусть даже голова болит. Ноги уже привыкли, хочешь дышать, будешь идти вперед.

70 этаж.

А это что тут?

Хаха! Почта! Актуально. Реально, почтовые ящики на семидесятом этаже. Чудо дом, у всех на втором, здесь на семидесятом.

Ну ладно… Щас украду газетку у кого-нибудь. Чё по новостям?

Ага. Убийство? Как всегда. И какой год? 1996. Угу. Я вас понял. Или это газету ну кто-то очень долго не брал. Или я где то в прошлом, я то живу в… А в каком году? Не помню.

И что ещё меня будет здесь ждать?

Из ящика, мне под ноги падает конверт! Чужие письма читать, конечно, не хорошо, но в этом подъезде все не просто так. Конверт открыт, кстати, так что я не вскрываю чужое письмо, просто посмотрю.

«Бабуля, как твое здоровье? Мы были с мамой в Тобольске, я купил тебе подарок. Он у нас один на двоих будет. Там такие красивые снегири вышиты, тебе понравится. Мне будет шарф, а тебе варежки. Семке тоже понравилось. Бабуль, у него опять хвост потерялся. Ты пришьешь? Только из меха не надо, мама ругается, можно из тряпочки. Целую, твой внук. Скоро приеду».

Руки трясутся. Похоже, у меня едет крыша. Я помню варежки, такие я своей бабушке подарил, она их очень любила, мы ее, когда хоронили, мама их даже с ней положила. Это что же получается? Письмо мое, а внизу получается…Это же бабушка моя, но она умерла давно. Какого хрена, тут происходит? Мне дышать нечем. Стучусь в квартиры, может кто-то ответит, пока я еще в своем уме.

-Эй! Тут есть, кто-нибудь? – чувствую, что на грани истерики.

138 этаж.

На сто тридцать девятом темнее, чем здесь. Я останавливаюсь. Странно, обычно тут светло было, несмотря на отсутствие света, из окна немного, но света попадало… А ночь тут вроде и не наступала? Я все видел хорошо. В темноте я точно свихнусь.

Я торможу, и в голове проносится. Чувак с закладкой, мой сосед Вадик, наркоман, который умер в прошлом году. С ним и с бабушкой я говорил. Красотка, моя девушка, я вспомнил. Школота, мои кенты школьные, я все детство с ними провел, а маленький пацан с котом, это… я получается! Вот теперь я точно крышей поехал. Сажусь на лестницу, слезы текут по щекам, в одной руке игрушечный кот, в другой фонарик. Я прижал к себе Семку, он мне всегда помогал, в детстве с ним не было страшно, он умел в тигра превращаться и все чудовищ рвал зубами. Я прижал его к лицу, он пах детством… Дожил. Лью слезы и обнимаю игрушечного кота в каком-то грёбаном подъезде!

Тут в ушах шепот — «Беги»… Жесть… Тут ещё и привидения! Или шизофрения.

Я вскакиваю, смотрю вниз. На этажах, которые я прошел, разворачивается тьма. Черное, плотное облако поднимается вверх, «пожирая» лестницу, этажи которые ранее были светлыми, становятся черными. Я понял, реально надо бежать. Схватил фонарик, прижал кота и понёсся по лестнице.

Я лечу, как марафонец, даже смотрю на ступени, из-за этого несколько раз спотыкался.

Фонарик мигает, но держится. Я вспомнил, что фонарик был дедов, и я уронил его и разбил, но дед смог его сделать, и фонарь был у меня еще долго, пока я его не потерял. Воспоминания «падают» на меня, давя, как бетонные плиты.

143 этаж

Лестница стала намного круче, а ступени стали узкими.

Если споткнуться здесь, дальше уже не встанешь. Сил уже реально нет, ноги болят, башка кружится.

Черное облако все ближе. Меня ведёт только мой фонарь. Он мигает, но все равно лучше, чем ничего… Спасибо, бабуля, если бы не ты, я бы уже не бежал. Только бы не потух, умоляю! Мне почему-то кажется, что я уже близко, дышать проще.

146 этаж.

Только бы не упасть. Твою ж! Накаркал! Я все-таки навернулся. Фонарик, каким бы он стойким не был, такого удара не пережил, его осколки остались лежать на полу. Но глаза почему-то видят. Нужно выше. Ноги болят, дышать опять нечем. Но тьма пугает до ужаса, если догонит, явно будет хуже.

148 этаж.

Тьма уже близко. Буквально десять шагов от меня. Спотыкаясь на каждой ступеньке, понимаю, что похоже проиграл, она догонит. А если чернота догонит, то все, мама хорони. Семка выпал из рук, его я не хочу оставлять, только не его! Но не успеваю, черное облако, зацепилось за лапу, поползло выше. Я взвыл, хотел кинуться выручать. Придурок, тащить игрушку из непонятного черного облака! Видимо, совсем сдурел! И тут, все озарилось, Семка полыхнул огнем и встал. Он выглядел как тигр, правда, щуплый, без хвоста, весь замызганный, невзрачный… Но его огонь держал тьму. Он повернул морду, и я услышал «Беги…»

У меня открылось не второе, а уже, наверное, двадцать второе дыхание. Я бежал, бежал, как мог. А он держал тьму, спасал, как в детстве. Меня переполняла и грусть, и счастье, и ненависть к себе же.

Сёмку жалко, но я-то живой. Жаль, не уберег. Докатился, надеюсь, на игрушку. Ладно, главное результат, а не то, как я его получил.

150 этаж.

Длинный коридор и двери по обе стороны.

Я, наконец, понял. Найду выход, выживу, нет – значит, нет. Черт… Мне нужно выбрать дверь. Я знал, что откроется только одна. Но какая?! Они все разные, и мне ни о чем не говорят. Железные и деревянные, новые и старые.

Яркий свет мигнул и погас, в проеме появилась тьма, нас разделяло метров семь. Сердце сжалось, Семка дал мне шанс, а я его сейчас просру. Я нервно дёргал ручки… Это не то, это не то. Тьма все ближе. Как ее найти, у нас не было таких дверей, а может, и были, кто разглядывает свою дверь? Между мной и тьмой метр. Походу отбегался. На правой двери, что-то приклеено. Что за хрень? Наклейка! Точно, я такую приклеил, на бабушкиной двери. Мама бы смыла, а бабушка оставила, она так и была там. Эта дверь! Тьма уже кусала за пятки. Я разогнался и влетел в дверь. Она открылась!

***

Открываю глаза, ровный белый свет бьет с потолка. Светильники слишком яркие. Стены белые, постель белая. Покрутив головой, осознал — я в больнице.

Ко мне подключены пару аппаратов, название которых я не знаю, и, наверное, даже выговорить не смогу.

Рядом с кроватью вижу кнопку вызова персонала. Рука медленно тянется к ней. Нажав на кнопку, жду. Дверь открывается, в палату входит врач.

— С возвращением. Ты, молодец. После ножевого, и с такой черепно-мозговой травмой обычно не выживают, а ты выкарабкался. Теперь все будет хорошо.