Принято заявок
2688

XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

Проза на русском языке
Категория от 14 до 17 лет
В этот час

Волна открывает такт.

Партия птичьих струн окутала панельные стены. Полновесные аккорды квартир, тяжелые кварты кварталов прервались — он очутился в яме.

Дома стройно звучат. Разумеется, если уметь считывать текст их мелодии.

Представить только! Прерывающиеся ряды окон — небрежные отметины на нотном стане. В такие моменты становится по-весеннему звучно.

Писатель, выбравшись из ямы, стремительно продолжил строку шагов к окну. Оно тыльной стороной облокачивалось на стену и отважно заслоняло небольшую ее часть. Рыжеватый кирпич, местами отколотый, вытеснял из прожилок песчаный раствор. Миниатюрное окно гармонично дополняло эту самородную инсталляцию. Оно невольно привлекало тем, что было одиноко.

Одиноко было и писателю.

Он бережно взялся за раму. Уложил окно к себе на колени. Заботливо смахнул пыльные слезы.

… След пыли — отпечаток типографской краски на ладони усердного читателя. Тот, распахивая окна многостворчатых слов, не замечает, как впитывает пласты текста. Оставшиеся на коже печати букв, частицы пыли, крупицы грифеля — результат соприкосновения с искусством, запечатленный момент творчества.

Стекло –— стиль писателя. Окна украшают, выбирают, отливают, вычищают, отыскивают, крадут… Обязательно заключают в рамы. Даже когда силятся освободить стекла от них: стиль наращивает границы.

Как правило, на столе — у вороха мыслей — лежат лучи застекленного света. Это потому, что у рам надежнее работать. Окно — стол, грани которого исследовать безопаснее. Стеклянная поверхность может зазвучать любыми блюдами — воля вкуса. Их жар охлаждает дыхание хрусталя. Насытившись основными стилевыми приемами, заказывают изысканные э’клеры. Толику гармонии придаст пальчиковый лед в бокале.

*клок* Плавать в пространстве, которое оковано застывшим стеклом… Прохладная безысходность!

… Писатель, взяв под руку окно, стал шагами чертить контуры — контуры, похожие на зубчики бесконечно разматывающейся шестерни.

За откидными витражными окнами горячатся публицисты. Ораторы вольно опираются на остроугольный контур, выискивая под подвесными створками собеседников. Глухие проймы в строгих оправах прячут деловитых (не всегда деловых) людей. Ученые сгибаются под раздвижными окнами округлой формы.

Мастерская художников — разворот разнородного альбома.

Утонченное стекло, открывающее галерею первого ряда, подвергается ежедневной чистке. Второе окно затянуто паутиной мыслей. Его владелец специально разводит галиматью. Другой проем вынужден постоянно выслушивать (а портьеры — высушивать) слезы художника: тот безрассудно пытается соскрести со своего стекла все неровности. Арочное пространство – поле кропотливой работы мастера: он пишет дождевыми каплями.

Абзац верхнего этажа начинает окно, залитое искусственным освещением.

Нанизанная чуть раньше рама возмущает пошлой пестротой – чешуя заимствованных наклеек абсурдна. По соседству раздается резкий выдох строительной рулетки: вооружившись линейкой, мастер тщательнейшим образом сверяет мерки. Крайнее окно заложено кирпичами.

Шелест ветра за стеклом — шум утекающей вечности. Днем окна отражают внешний мир, считывая тексты улиц и вбирая любые подробности. Вечером же стекла в знак благодарности обогревают город оттенком шафрана. Поэтому художники торопятся: в начале дня вечность делится светом, на закате требуя полной отдачи.

Мастера по-разному подходят к окну. Кто-то укрывается в тени, избегая лучей вечности, наблюдая лишь за малой частью того, что проявляет прозрачная пленка. Кто-то подходит вплотную, дерзко всматриваясь в детали и мечтая окунуться в лучи признания. Некоторым удается выглянуть за грань, выйти на дуэль с вечностью. Чудакам угрозы времени пусты.

Вечность любит менять направления подтекстов, мять смыслы и размывать слова. Особенно если автор ретировался за многослойное стекло. Разговор о признании с ней и заводить нечего! Ухмыльнувшись, представит вас и критиков вашей комнаты на суд читателей из разных клетей. Возможно, отражения в их очках сведут колебания впечатлений к волне оценки.

Ход шестерни остановила песчаная нить.

… Он тихо ступает по песку, с каждым квантом стопой окунаясь все глубже.

Неловко присаживается, приглашая море к праздной беседе. Освобождает руки от рам. Самовольно устанавливает второй барьер – оконный – между собой и морем. Пытается понять.

Отчего оно, безграничное, беспокойно?

Отчего далеко идущими волнами хочет загрести новые земли? И, надрываясь, в вихре податливой пыли, карабкается, боится опоздать. С жадностью обнимает берег, цепляется волнами за каждую песчинку — за всякую секунду. Срывается. Собирает силы. Бросается в борьбу за время — вновь скатывается в бездну.

Почему-то оно не спокойно… Писатель распахивает створки. Отводит взгляд за горизонт стекла.

Открытое окно откраивает кусочек песчаной ткани. Он вытягивает руку навстречу волне.

Ветер гордо вышагивает по берегу. Часто оборачивается. Широкими шершавыми ладонями раскатывает песочное тесто.

Пальцы окунают звук в песчаные клавиши, выводя пассаж. Писатель напоминает Архимеда, мириады волн тому назад исчислявшего размеры Вселенной.

Лапы волн тяжело накрывают берег. Вода размывает отрывки песчаной строки. Море хочет высказаться, выплеснуть обременяющее, но… Очередной пенный шаг затягивает в пучину. Волна с шумным плевком возвращается в бездну. Акт разрушения — вздох вечности.

Вселенная отчеркивает участки песчаной земли. Задача каждого – прочертить на них путь своей жизни. Волна дает время – стрелка песочных часов растекается, вымывается морем. Неизвестность побуждает марать. Хаос пропитан тиной. Сквозь морской шум доносятся колебания: «кисть брать или брать?», «в чем смысл моей скани?» Море заботливо преподносит камни, а ветер по-приятельски уводит песчинки. Они заговорчески молчат – через миг разлетаются. Очертания пути заполняет вода. Но выдать вечности расплывшиеся строки — все равно что предать себя.

Волна – хромой отсчет маятника. Она ведет себя довольно непредсказуемо:

в любой момент может босиком пробежать по ковру набросков. Иногда волна откатывается назад, в долг дав секунды на созидание. В момент, когда лапа моря отбрасывает тень на след несчастного, вскипает борьба за шорох последней песчинки. Слух пытается зарисовать затихающий скрип сахарных крупинок.

Лишь единожды дыхание неба застывает, волны замирают в прыжке, берег поджимает плечи — в этот час гений садится писать стихи. На некоторых клочках толпятся те, кто реконструирует фундамент и прокладывает тропы новых интерпретаций — в этот час сто талантов садятся писать стихи. Тыща профессионалов тычут пальцами в море, тщетно пытаясь воздействовать на Солнце и Луну. В крайнем случае — пытаются предугадать направление ветра.

Будто это что-то предрешит!

Взмахи журавлиных крыльев отбивают марш. Птицы улетают за белую сторону облаков. Море — отпечаток смертоносного неба. Стало быть, … Писатель не удержал баланс — рамы остались позади, дверца захлопнулась.

Раскаты волн до пены оскалились.

Железные вопросы ворошат копну мыслей. Зачем песок заточили в колбу?

Страшно оказаться в полностью застекленной тюрьме — страшно видеть сплошное окно без оправ.

… Оконные трафареты совпали, полюса рам притянулись верно: крест вечности к прочерку жизни.

Она вовлекла его в свое измерение. Ветер шагнул в комнату. Нейлоновые шторы небрежно вздохнули.

Её оконный профиль строг: хрустальные зрачки сдвинуты к импосту из греческой ели. Раны рам скрупулезно заделаны. Петли на створках не поддались коррозии. Озлобленных решеток не было: она умела защищаться от ветра и без их помощи. Засовы не отмыкались по щелчку: она знала цену открытым створкам. Реликвии мыслей хранила под плотной завесой.

… Они стояли на балконе верхнего этажа. Одни напротив вечности. Огни города моргали, защищая свет от вечернего ветра. Решетка темных прожилок красного кирпича укрывала от улицы.

Окно — море иллюзий. Оно мгновенно впитывает капли теплого дыхания.

Волны наплывают на рамы, стремясь размыть бетонную преграду и проявить контуры запрятанного. Они выворачивают потоки мыслей, омывают скользкие камни. Проницательный взгляд наслаивается на панельные трафареты. Тело растворяется в потустороннем. Улица вваливается в комнату. Сквозь стекло проступают вторичные деревья, проклевывающиеся людишки, листья, аплодисментами лапающие искусство. Ветер спешно ворошит бумаги. Свежесть вальсирует по полу, расправляя складки штор. Становится легко, спокойно, сумрачно.

В этот час солнце — зрачок вечности — оставляет автограф на выдающемся участке бумажной стены. Загорается чье-то окно. В этот час гений садится писать стихи… Послушайте! Если окна зажигают, значит, это кому-нибудь нужно. Значит, необходимо, чтобы каждый вечер под крышами загоралось хоть одно окно… Ветер устало дирижирует партиями звезд, превращая уличный хаос в домашнюю полифонию.

… Писатель установил стеклянные двери. К оконной грани он решил больше не подходить.

Сквозь натянутую прозрачность вспыхивают отзвуки волн — и — ссыпаются в тишину.

Такт прикрывает реприза.

Драганова Полина Сергеевна
Страна: Россия
Город: Липецк