Принято заявок
2687

XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

Проза на русском языке
Категория от 14 до 17 лет
Уа

Татьяне Николаевне Лонли было тридцать два, когда она впервые познакомилась с Уа. Встречу их нельзя было назвать чем-то необычным: на улице кричали дети, свистели гудки от машин, ветер подхватывал тополиный пух и забрасывал в открытые окна. Люди в белом постоянно что-то говорили, обменивались гремящими фразами и блестящими предметами.

– Какой горластый! – сказала женщина в голубоватом чепчике, подойдя к Татьяне Николаевне. – Уже придумали имя?

Татьяна Николаевна молча и рассеянно улыбнулась. Тихо всё было для неё кругом, лишь слышалось, как издалека, становясь всё ближе и ближе к ней, раздавались крики Уа. Когда она коснулась его руками, Уа замолчал.

– Привет, – еле слышно протянула Татьяна Николаевна, улыбаясь.

Уа не ответил и даже слегка отвернулся, смутившись взглядом её распахнутых во всю силу глаз.

– Ну, и как мне тебя называть? – так же тихо спросила Татьяна Николаевна и неожиданно вздрогнула от резко распахнувшегося кривого окна.

– Уа! Уа! Уа! – внезапно закричал Уа своё имя.

Его голос, громкий и неповторимый, заставил Татьяну Николаевну снова куда-то пропасть. Только будучи дома, она вырвалась в реальность и приступила к уборке. В мусорное ведро нещадно летело и бежало всё: дешёвая косметика, коробки из-под съеденных конфет, пустые флаконы с духами, лепестки опавших, давно сгнивших роз, фотографии – особенно фотографии. Одна половина из них стёрлась, размешалась в бумажные щепки, другая половина этих частей продолжила рваться на маленькие пазлы, лишь только вновь оказалась в руках хозяйки.

Жених Татьяны Николаевны, военный, недавно вышедший в отставку, оставил её в пустом городе в тот же день, когда она, полная счастья, сообщила о неожиданном даре, которым их вознаградила судьба. Он был человеком несемейным, всегда жил один по гарнизонам, детей не любил и порой даже избегал, и только одна судьба знала, почему Татьяна Николаевна выбрала себе такого человека. За семью месяцами их встреч, за брошенной ещё до этого карьерой врача-сурдолога, вслед за остальными вещами, в мусорном ведре оказался весь смысл существования Татьяны Николаевны. Она думала и думала об этом, пока не послышались крики Уа.

Татьяна Николаевна тут же оказалась рядом с ним. Слёзы её неожиданно упали на Уа и растворились, будто их и не бывало вовсе. Уа вдруг прекратил кричать и – о да, она была полностью уверенна в этом – заулыбался.

И тогда Татьяна Николаевна ощутила, что с приходом Уа вернулась и её жизнь. И жизнь эта нашлась в самом Уа. Каждую ночь Татьяна Николаевна отзывалась на его зов, напоминание о себе, о своём имени на случай, если она вдруг забыла его. На руках её уже по привычке Уа притихал, и она, точно в блаженном бреду, шептала:

– Не бойся… Ты со мной.

Число бессонных счастливых ночей увеличивалось, и вскоре Уа уже не так легко помещался на руках Татьяны Николаевны. А когда количество ночей с первой их встречи минуло за год, он уже сам добровольно поднимался с кроватки и бежал на кухню. Татьяна Николаевна с улыбкой – для Уа она всегда всё делала с улыбкой – кормила его с ложки малиновым пюре, которое он никогда не мог доесть до конца, затем помогала спуститься со стульчика и вела в комнату – играться с погремушкой. Ещё через год ночей начала подавать ему толстые, но весёлые книжечки с картинками и с упованием наблюдала, как Уа учится произносить разные звуки. С каждым днём он говорил всё больше и больше, что иногда выматывало Татьяну Николаевну, однако в основном приносило лишь радость. В детский сад она его не отдала – испугалась. Однако, лишь только минул шестой год ночей, пора было определится с местом учёбы.

В школе Уа ненавидели. Татьяна Николаевна это чувствовала. Впрочем, такое обращение было вполне объяснимо: в школе всегда не любят тех, кто отличается от других. А Уа был особенным. Она это знала и была уверена в этом. Умненьким, хорошо и правильно воспитанным, пусть и когда надо и не надо горластым, особенно в школьном хоре. А как же он любил растягивать гласные на высоких нотах… Талант его не был оценён одноклассниками, Уа постоянно доставалось от них по ушам после уроков. Не раз Татьяне Николаевне приходилось защищать его перед детьми. Не раз приходилось выяснять отношения с родителями этих детей и учителями. Сама она нашла работу на дому и занималась делами, пока Уа был на занятиях, да и то только затем, чтобы прокормить семью.

– Не ходи больше в школу просить за меня, – говорил Уа во время обеда. – Меня все в классе считают трусом…

– Они не должны так с тобой поступать, – отвечала Татьяна Николаевна, подавая ему на десерт малиновое пюре и всё равно продолжала ходить и просить, ходить и выяснять отношения.

С бесконечным количеством оскорблений и унижений, с тысячью дней выступлений в хоре и минутной славы после уроков, с хорошими и нехорошими оценками Уа всё-таки закончил школу. Поступил в мединститут, и то не потому, что так хотел, а потому что Татьяна Николаевна настояла. Она, наверное, и не догадывалась, что Уа вообще не знал, чего хотел. Единственным его любимым занятием, по мере того, как он рос, осталось чтение той самой толстой, но весёлой книжечки звуков, когда он в очередной раз мог произнести, протянуть слог по-иному.

Как вдруг – в жизни всегда так некстати появляется это «как вдруг» – Уа ощутил, что больше не любит только звуки и только слоги.

Он познакомился с ней случайно – в парке, напротив высокого здания, из которого постоянно доносился детский крик. И начал Уа постепенно всё больше и больше пропадать из дома, всё дольше и дольше задерживаться на учёбе.

Татьяне Николаевне это не нравилось. Она давно почувствовала что-то неладное с Уа, да только никак не могла понять, что именно с ним происходит. И вот однажды решилась на серьёзный разговор.

Она приготовила обед, как обычно, убралась в доме, несколько раз протёрла со стола. Послышался звонок в дверь. Татьяна Николаевна бросилась открывать и обескураженно замерла. Рядом с Уа стояла невысокая блондинка с какими-то странными, чересчур длинными ушами. Увидев её, Татьяна Николаевна всплеснула руками и только и смогла выдавить: «Ах!».

– Это Марина, – сказал Уа, пропуская Ах на кухню. – Мы хотим снять квартиру в центре и пожить вместе. Может, к зиме поженимся.

Уа посмотрел на Татьяну Николаевну и понял, что впервые в жизни по-настоящему испугался. Глаза Татьяны Николаевны больше не были привычно голубыми, они окрасились в ядерно-красный, в цвет того самого малинового пюре, которого он всегда недоедал до конца. Во время обеда, пока Уа и Ах рассказывали о себе и своих планах, она не выдавила ни звука.

– Милый, покажешь мне вашу квартиру? – попросила Ах, заведя пряди волос за свои длинные уши.

Уа тут же поднялся и оставил Татьяну Николаевну одну на кухне, думать и думать, размышлять и размышлять.

Татьяна Николаевна не верила. Не верила, что Уа, её Уа, хочет уйти. Так ещё и к этой бесцеремонной Ах. Лишь только та покинула их квартиру, Татьяна Николаевна долго и строго – как никогда – заговорила с Уа.

– Забудь о ней. Разве ты не видишь, какая она на самом деле?

– Но… – протянул Уа, но не успел договорить.

– Ты никуда не переедешь, – заявила Татьяна Николаевна. – Твой дом здесь, со мной. Разве ты забыл?

Уа молчал. Даже ни разу не посмотрел на Татьяну Николаевну. Тогда она вздохнула и, вставая и слегка прихрамывая, сама не зная от чего, прижала Уа к себе. Уа молчал, и молчание это, упорное и оглушительное, растворилось в квартире до самой ночи.

Татьяна Николаевна неожиданно проснулась почти под утро: послышался резкий хлопок двери. Она проверила несколько раз замки, но всё было в порядке. Хотела побежать в комнату к Уа – не случилось ли с ним что. Да только не успела: испугалась скрежета резко распахнувшегося кривого окна и свернула на кухню.

Навстречу восходящему солнцу, держась за руки с бесцеремонной Ах, бежал счастливый, раскрывшийся этому миру Уа, с небольшим рюкзаком вещей, но с огромным чувством наполненности внутри. От него доносились уже другие звуки, совсем неподобные тем, что он читал в толстой, но весёлой книжечке.

Татьяна Николаевна не выдержала и закричала на всю улицу:

– Уа! Вернись! Уа!

Но Уа не слышал её. Минуту спустя пропали и он, и Ах, и громкие, наполненные всей жизнью, крики Татьяны Николаевны. А к утру, оставив её горем залитое тело, ушла и сама жизнь.

Овсянникова Екатерина Евгеньевна
Страна: Россия
Город: Воронеж