В первый раз я услышала в своей голове чужие мысли прошлой весной. Никогда до этого не заинтересованная в сверхспособностях, зная, что это чушь тех, кому реальность кажется не до конца сложной, я и не подозревала, что столкнусь с этой проблемой, будучи обыкновенной восемнадцатилетней студенткой медицинского университета. Думаю, это работа закона подлости: меньше всего я верила в возможность слышать чужие мысли, и именно со мной это произошло. Для полного убеждения в достоверности моих слов приведу в пример пару случаев. Должна предупредить, что к концу рассказа я могу заплакать, могу впасть в депрессию, могу схватить нож и перерезать себе горло. Шучу. По крайней мере, пытаюсь. Просто очень сложно проживать жизнь заново.
Начну, пожалуй, с первого раза, когда мне удалось подвинуть свои мысли и предоставить место в голове чужим. Логично же будет так начать? Рассказать, как всё завязалось. Очень просто, кстати. Оскар бы за фильм с таким сюжетом не дали бы.
Действие происходило в аудитории 303 во время большого и страшного закрытого теста по биологии на тему «Паразиты. Черви», включая такие умопомрачительные подробности вроде размеров яиц червей и мест их обитания. Но сейчас не об этом. Хотя стоит добавить, что в итоге мне поставили девять. А должно было быть балла четыре, потому что я вообще не подготовилась. Я смотрела более двадцати минут в листы и не могла даже сосредоточиться. Наша преподавательница – адская злючка – ни на секунду не отводила от нас взгляд – списать невозможно. Я решила, что если не произойдет озарения, то напишу за десять минут всякую ерунду, и пока у меня было свободное от теста время, я рассматривала русые, с парой белых, с рождения, прядей волосы одногруппника Г. (незачем заполнять мой рассказ именами, это не самое главное, речь-то идёт о том, что лучше раскрывает суть человека, чем имя). Он сидел передо мной, и его затылок словно завораживал, я не могла отвернуться и поэтому смотрела на эти чистые пряди, думая, что приятно было бы до них дотронуться. Но хоть я и особенная, как оказалось, но всё же приличная – волосы Г. я так и не потрогала. В какой-то момент я поняла, что кроме моих рассуждений в голове находятся мысли, мне не принадлежащие. Мужской голос, явно Г., медленно, без суеты говорил, а я внимательно слушала: «Сорок здесь точно не может быть. Пятнадцать тоже мало. Либо двадцать пять, либо тридцать. Чёрт, и что же верно?»
Я дрожащими руками начала перебирать листы с заданиями в поисках вопроса, где были эти ответы. Когда наконец-то нашла, то взгляд снова сфокусировала на затылке, потому что была убеждена, что именно таким способом каким-то чудом мысли Г. оказываются и у меня в голове. Мой напарник перешёл к следующему вопросу. Я слушала его голос, пыталась вникнуть и даже помочь. Однако толка от меня было мало, и в итоге я просто под его диктовку отмечала у себя правильные, по мнению Г., ответы. Сдала я тест вместе с ним.
Если честно, я почти забыла о том, что произошло. А всё потому, что давно усвоила: если объяснения нет, то попыток понять не должно быть тоже. Вернулась я к мыслям на двоих на следующей паре биологии, когда Г. снова сидел передо мной. До того времени я особо не интересовалась одногруппником, он казался мне простоватым и скучным, куда более меня привлекал Д., мысли которого мне удалось прочитать через месяц. Но сейчас не об этом.
В общем, злючка раздала наши работы, после чего нагло заявила, что я подсмотрела все ответы у Г. Моему возмущению не было предела! Я даже одним глазом не взглянула в его листы. К моему удивлению, парень в полоску (ну, запомнились мне эти белые пряди на тёмном фоне, что поделать) встал на мою сторону, а точнее сказал, что списать, сидя сзади на расстоянии метра, невозможно. Злючка его любила и поэтому поверила в мою неприкосновенность.
Во время перерыва Г. поймал меня в толпе студентов и прямо заявил:
– Как ты это сделала?
Кроме этого, я услышала: «Вот бы мне такое зрение». Парень носил очки, толщина стёкол которых вгоняла в панику.
Я не смогла произнести и слова.
Его мысли – мои мысли.
– Лучше предупреждай, что нужна помощь. Не откажу.
«Говорю так, словно пытаюсь подкатить. Нужно было по-другому выразиться».
Я тогда просто кивнула.
После этих двух наших встреч тел и мозгов наши отношения особо не изменились. Мы говорили около двух раз в неделю, в основном, до, после или во время биологии. Мысли же его я слушала около двухсот раз в неделю. Не хотелось и пробовать связаться с кем-то ещё, того, что я слышала от Г., мне хватало.
Сколько люди скрывают внутри себя!
Через несколько недель я знала всё то, что знал он. Например, мне было хорошо известно, как он проводит выходные, почему ссорится с сестрой, его любимые книги и фильмы, чем раздражителен Д. для Г., сколько времени он отводит учёбе, сколько друзьям, а сколько семье. Я знала, что у него гастрит и что он боится упасть с лестницы, что красный цвет ему отвратителен и что он хочет переехать в Америку. Не секрет для меня, что он мечтает о славе и желает сбросить несколько килограмм. В общем, что угодно спросите меня о Г. и даю гарантию в девяносто пять процентов, что я вам отвечу, и это будет верным. Получилось так, что я знала о жизни окружающих его людей, его кумирах, о даже незнакомых ему людей, с которыми он пересекался, ведь думаем мы не только о себе, верно?
Но самое интересное, согласитесь, узнать, что человек думает о тебе. Если говорить вкратце, то поначалу он просто удивлялся моей удаче и профессиональным навыкам списывания, потом начал думать, не подружиться ли со мной, а спустя месяц я, кажется, поселилась в его голове. Он думал постоянно обо мне, о том, как бы со мной лишний раз заговорить, как предложить пообедать вместе. В то время как я слышала это и… думала о нём. Честно, я не знаю, почему всё вдруг развернулось таким образом. Мы думали друг о друге, а говорили всё так же мало. Я знала всё, а он – ничего. Я начинала сходить с ума от безысходности. Поэтому решила признаться. Через полтора месяца перед парой биологии.
– Можем поговорить? — я кивнула в сторону двери, не хотелось, чтобы видели одногруппники.
Он кивнул.
«Неужели? Боже, надеюсь, она чувствует, что я к ней не равнодушен. Главное, не нервничать».
Я нажала на красную кнопку:
– Чувствую. Не волнуйся, я тоже нервничаю.
Мне показалось, или Г. умер, а потом воскрес.
Мой рассказ выдался быстрым. С каждым сказанным мною словом краска заливала лицо парня, он горбился и не знал, куда деть глаза. Не хочу говорить, но всё-таки это ему не помогало. Я видела его насквозь.
– Ты рехнулась?
Соглашусь, это было бы логично.
– Нет. Пожалуйста, верь мне, также, как и в то, что я не специально. Оно само…
«Грёбаная психопатка! Что она несёт?»
– Я не психопатка.
– Не смей! — тот его крик я помню до сих пор. Он просто звенит в моих ушах. – Я запрещаю лезть в мою голову, реально это или нет.
Прозвучит уж очень в литературном стиле, но так было и в правду: он бросился бежать к лестнице, в паническом ужасе повторяя: «Бред! Бред! Бред!», а я смотрела ему в след.
Больше Г. я не видела.
Пошли слухи, что он попал в психиатрическую больницу с очень серьезным диагнозом. Люди рассказывали, что Г. постоянно прикрывает голову руками и умоляет не лезть в его голову. Кому-то было смешно, кому-то грустно.
Я в этих дискуссиях участия никогда не принимала, держалась в стороне. Мне было, в принципе, страшно находится среди людей. Едва взглянув на одного из них, я тут же слышала новый голос у себя голове. Это меня убивало. Поэтому самым безопасным решением для всех было максимально изолироваться от общества. Я всё ещё никому не рассказала о своём проклятие, на днях которому исполнится год от рождения, не считая Г., которому тем самым сломала жизнь.
Моя невольная позиция: существование в одиночестве, избегая каждого, никаких встреч моих глаз с головой, полной информации, другого человека, ежедневные мысли о Г. и о том, как всё могло сложиться, если бы он не думал слишком громко, не привлекал моё внимание.
Проблема в том, что я не хочу такой участи. Я категорически против. Почти год моя жизнь является кошмарным сном. Всё о чём я мечтаю – молчание в головах людей или собственная внутренняя глухота. Я не знаю, как этого добиться.
Думаю, пришло время рискнуть и попросить о помощи.
Кто готов вступить со мной в контакт, кто готов послушать и быть услышанным, кто готов стать выпотрошенным и дырявым? Кто готов отдать свои мысли?
