День уходит, уплывая за лесом. От вечера остается лишь размыто-багровая полоска на небе, будто кровоточащий порез на нежном, мягком теле. Домик на том самом клёне уже мал для нас, мы не можем зайти туда вместе, хоть поодиночке помещаемся. Нет столько смелости залезать на ветки, сколько было в детстве, остаётся довольствоваться малым — стелить плед, а иногда и без этого вовсе, сидеть под деревом, иногда стукаясь о доски домика, и думать о том, как быстро летит время. Нам уже не по 8, как было, когда домик только появился — нам в два раза больше. По ощущениям, это всё было всего пару недель назад — наши папы стучали молотками, забивали гвозди в эту незамысловатую конструкцию, напевали что-то, шутили, рассказывали друг другу смешные истории из жизни наших семей. Мамы что-то готовили вместе, тоже смеялись, иногда выходили проверить нас и пап, такие весёлые были. Сейчас тоже остаются такими, спустя годы мы всё ещё дружим семьями, это круто! Но родители видятся реже, реже мы собираемся все вместе, реде что-то делаем вместе. Только мы с тобой видимся часто, почти каждый день. У нас есть ключи от домов друг друга, иногда ощущение, что иы даже не уходишь, ведь с утра я снова чувствую твои руки в своих волосах, вижу тебя, нелепо сидящей на полу у кровати, наблюдающей за мной в ожидании моего пробуждения, вижу твою улыбку, когда ты замечаешь, что я не сплю, чувствую лёгкое прикосновение мягких тонких губ ко лбу и слышу «доброе утро» ласково и тихо, на ухо. Кажется, ты находишь в этом что-то нелепое и стыдное, оттого и говоришь так тихо, но что же постыдного может быть в абсолютном максимуме любви к ближнему, выражении ценности его для тебя? Может, ты просто хочешь, чтобы это слышал только я, это было обращено только ко мне, и я весь только твой. Последнее стало аксиомой моей жизни.
И благодаря этому мы всё ещё здесь, наблюдаем за закатом, не говоря ни слова друг другу. За столько лет ощущение, что мы сказали друг другу всё, что могли, но всегда находится что-то новое, порой очень мимолётное, но то, что так хочется сказать.
— Помнишь, как папа с Артуром строили этот дом? А мы рядом сидели, наблюдали..
— Конечно помню! Шутишь что-ли? — усмехнулась она.
— Тогда и трава была зеленее, и небо яснее. Вон, смотри какое тусклое. Солнце очень редко выходит в последнее время
— Лето кончается, конечно оно будет выходить реже. Всё кончается рано или поздно.
— Прямо-таки всё? — мне понадобилось время, чтобы осознать это, и после этого вопроса была долгая пауза, — а мы.. Наше с тобой общение? Оно ведь кончится тоже когда-нибудь..
— Но не сейчас, и очень нескоро. Мы сможем оттянуть этот момент по максимуму. Лично мне с тобой не надоест никогда, — Лиса поправила локоны, упавшие ей на плечи, — думаю, тебе тоже.
— Конечно, тоже. Я не представляю свою жизнь без тебя, если честно. Мы знакомы так давно, что я даже не знаю, каково мне было бы, если бы рядом не было тебя.
— Тогда и знать не надо! Не забивай этим голову, Фред, и будет всё хорошо. Мы всегда будем рядом, честно. Ты мне веришь?
Молчание. Верить на все сто, конечно, сложно — ведь будет много вещей в наших жизнях, мы поступим в разКонечноы, будем работать в разных местах, может, не будем видеться вообще или потеряем связь друг с другом. Но в такой обстановке думать об этом — полнейший бред, который не хочется воспринимать всерьёз.
— Конечно, верю.
Я невольно улыбнулся, взяв её за руки. Она, в свою очередь, прильнула головой к ним.
Уже холодало, солнце полностью ушло за горизонт, оставив гореть только окна в наших и соседних домах. В слабо доходящих фотонах тёплого света черты лица Лисы были поражающе красивы. Оранжево-жёлтые блики будто обрамляли её кожу, она вся будто светилась. Ангел, не иначе. Спустилась с небес к такому простолюдину, как я, и я до сих пор не могу понять, чем заслужил такую благодать. Мне, вероятно, не понять этого в этой жизни, и остаётся только благодарить вселенную за существование её, меня и нас вместе. За то, что так трепетно можем относиться друг к другу, отдавать всех себя и получать взамен. Лисавета — правда лучшее, что случалось в моей жизни, я никогда не откуплюсь за такую щедрость, я всегда буду в долгу перед судьбой за это.
Стало совсем темно, холод берёт своё мурашками по коже. Вдалеке мерцают светлячки, каждый выбирает свою замысловатую траекторию полёта, всегда абсолютно разную. Последние цветущие одуванчики закрылись, вся природа постепенно погружалась в сон и желала нам того же. В августе день уже коротчает, это заметно, но не сказать, что время, что мы проводим вместе тоже становится короче вместе с ним. Говоря о нас, говорить о времени в принципе бессмысленно — оно будто останавливается, когда мы вместе. Хочется верить, что это поистине так: что мы до сих пор дети, нам рано выбирать свой путь, рано думать о вопросах, что не имеют ответа, лишь жить беззаботно, наслаждаясь и полностью отдаваясь процессу любого дела. Проносить бы всю жизнь эту искру. И с Лисой я верю, что мы сможем это сделать.
— Может, по домам? Уже холодно, — за раздумиями я даже не заметил, как она прижалась ко мне, и плечи её заледенели.
— Да, пошли, — я встал и протянул руки ей, помогая встать тоже.
Ведь будет ещё один день, и ещё один, и бесконечное множество этих дней, что мы проведём вместе. Лисавета говорит, что мы будем вместе всегда. Я ей верю.
