XII Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

Когда я ещё учился в колледже, подрабатывал в бакалейной лавке «Всё для счастья, всё для дома», а по выходным разносил заказы.

Однажды вечером, перед самым закрытием магазинчика, в лавку, хромая, зашёл старик. Он был одет в старый поношенный свитер, потрёпанные брюки и домашние тапочки. И это несмотря на то, что за окном стояли мартовские холода. Старик подошёл к прилавку:

— Тридцать грамм лимонных конфет, пожалуйста, — попросил он.

Эти лимонные конфеты были самыми паршивыми и дешёвыми. Набрав горсть конфет в мешок, я положил его на весы:

— Тридцать пять? – спросил я.

— Тридцать грамм, пожалуйста, — повторил он.

— С вас девятнадцать.

Старик расплатился мелочью. Пока он доставал из кармана монеты, я заметил, что он с трудом двигал правой рукой.

Старик взял конфеты и, хромая, ушёл. Пришёл он и на следующий день. И потом старик приходил каждый вечер на протяжении месяца. Геральд, мрачный, необщительный парень, из параллели, как и я подрабатывающий в лавке, тоже говорил, что старик приходил по выходным, когда я разносил заказы.

Но, вдруг, во вторник, он не пришёл. Не видел я его три месяца. Я забыл о нём.

На дворе стоял жаркий июль. На улице озабоченно жужжали шмели, воробьи суетливо скакали по земле, подбирая семена только что посеянного газона. На клумбах цвели розы, ирисы, мелкие голубые незабудки. Суббота. Я собирал заказ. Тут последней строчкой я заметил надпись: «Тридцать грамм лимонных конфет» и адрес.

Когда у меня в сумке остался только сверток с лимонными конфетами, я подошёл к разваленному, покосившемуся дому. За упавшим забором находился заросший сад, к дому вела узкая тропинка. Пробравшись по ней, я увидел, что дверь была открыта. Я постучал по косяку:

— Простите, — неуверенно произнёс я.

— Проходите, проходите, — ответил мне хриплый, старческий голос.

Я зашёл внутрь. Пол был липкий. На кухне за столом, в инвалидной коляске, у которой, как будто, вот-вот отвалится колесо, сидел старик. Его словно бы перекосило – правое плечо было выше левого, а голова неестественно клонилась на бок. Я замер. Мне не верилось, что этот человек три месяца назад приходил в лавку, точнее, что тот старик, который приходил в лавку, теперь сидел перед мной.

— Добрый день, — прошамкал он беззубым ртом.

— Добрый, — кивнул я, — вот конфеты.

Я положил кулёк на стол.

— Развяжите, пожалуйста, — попросил он. Я послушался.

— С меня девятнадцать? – спросил старик.

— Да, — ответил я.

Он полез в карман штанов, левой рукой, в нём звякнула мелочь. Он протянул, в дрожащей руке, горсть монет. Я взял их и пересчитал. Пятнадцать. Передо мной встал сложный выбор. Сказать или промолчать? С одной стороны – четыре ши немного, но, как продавец, я должен быть спросить их. Что делать?

— Тут ещё четыре не хватает, — неожиданно вырвалось у меня. Я не хотел!

— Четыре? Ах, да, конечно, — он взглянул на меня и улыбнулся, — простите…

Старик с трудом достал ещё две монетки из кармана. Я взял их.

Когда я возвращался обратно, то был готов застрелиться то ли с досады, то ли от стыда. Как я мог? Для тебя это так много, Кой? Четыре ши! Четыре! Успокоила меня только мысль, что конфеты покупают не на последние деньги.

Я заносил старику конфеты каждые выходные, а в будни это делал Геральд. Старику с каждым моим приходом становилось всё хуже.

— Вы можете, пожалуйста, достать книгу, — еле разборчиво прошамкал он.

— Конечно, — кивнул я, — а кто за вами присматривает? – опять спросил я, сам того не желая, и тут же покраснел от стыда.

Старик вздохнул:

— Соседка. Святая женщина, — ответил он.

Соседке было лет восемьдесят, и она сама еле-еле ходила.

— А родственники? – неуверенно поинтересовался я.

— Нет… но вы не беспокойтесь. Мне и конфет на оставшиеся время хватит. Зачем их мучить?

В этот раз, уходя, я оставил те самые четыре ши на тумбочке в прихожей. Глупо. Но отдать их старику у меня не хватило смелости. Весь остальной день я думал: «Как же эти чёртовы тридцать грамм лимонных конфет могут заменять ему близких. Как это бесчеловечно – не интересоваться его делами…»

Я мог бы помочь ему – скрасить остаток жизни и доказать, что он хоть кому-то нужен. Но это была неправда. Я решил, что останусь для него продавцом.

В субботу я не обнаружил в списке привычное «тридцать грамм лимонных конфет». Я спросил об этом у Геральда.

— Он умер, — безразлично ответил он, — в четверг вечером. Почти что после того, как я принёс ему конфеты.

— Так вот он кулёк лежит, — заметил я, — ты ему их не отдал.

— Да, — отмахнулся Геральд, — ему не хватило четыре ши.

Я едва сдержался, чтобы не ударить его.

— Ты чего? — не понял он и, наверное, заметив мой взгляд, попятился назад, — Тебе то до него какое дело?

Старика похоронили просто и бедно.

Родственником достался дом и «четыре ши из накоплений», которых ему не хватило на тридцать грамм лимонных конфет.

Может быть тех, которые я оставил на тумбочке?