Её кожа была такой шелковистой, а прикосновениями нежными, что хотелось содрогаться всем телом при каждом малейшем шевелении её пальца.
Самый яркий луч в жизни маленького Филиппа стремительно потухал. И, казалось, спустя самое долгое мгновение, потух, держа руку мальчика в своей. Мир погряз во тьме в то же мгновение, в тот же момент, как её сердце перестало биться, а крепкая материнская хватка робко отпустила его детскую ладошку. Все светлое в мире исчезло.
Державшийся из последних сил, чтобы не разрыдаться в последние минуты жизни матери, Филипп, склонился над её кушеткой. Слезы непроизвольно потекли по щекам, руки сами хватали простынь и одеяло матери, впиваясь ногтями в ткань. Смерть матери заставила мальчика выйти из состояния транса, в нос резко ударил едкий больничный запах, от которого кружилась голова, в уши начала бить режущая слух смесь из разных звуков, чьи то голоса вдали, чей то топот, чей то крик.
Крик… Спустя секунду, Филипп осознал, что крик принадлежит ему и инстинктивно закрыл рот рукой. У него, наконец, хватило сил и смелости поднять глаза на её тело. Медленно переведя взгляд, стеснительно взглянув в её безжизненное лицо, Филипп нежно сжал ещё тёплую руку матери.
На плечо мальчика упала тяжёлая мужская рука, Филипп, обернувшись, вгляделся в лицо отца, его холодный будто бы отстранённый взгляд, не отрывающийся от лица почившей жены, его сдавленные брови, сжатые губы, будто если он хоть чуть их расслабит – закричит во все горло. Он все так же оставался тем примером великого мужества в глазах Филиппа, но вместе с этим и что-то новое, сентиментальное, трогательное раскрывалось в его выражении лица.
Смерть матери Филипп запомнил очень отчётливо, во всех деталях. А вот её похороны, и похороны отца, случившиеся меньше чем через год, Филипп вспоминал смутно, будто потускневший свет в его мире проник и в воспоминания, делая их менее яркими и впечатляющими.
В последний раз, бродя по квартире, где прошла вся его жизнь, шестилетний Филипп зашёл в родительскую комнату и сел на двухместную кровать в середине комнаты.
— Пусто. – слетело непроизвольно с его губ.
Филипп закрыл глаза и упал на спину, пыль с кровати поднялась вверх и слабо пощекотала нос мальчика. С закрытыми глазами, в полном одиночестве, предоставленный себе и своим мыслям, Филипп начал представлять, вернее, вспоминать. Вспоминать, как на этой же кровати он в жуткие ночи ложился спать между родителями, как забегал в родительскую комнату, показывая очередной детский рисунок разноцветными карандашами, как робко заходил, что бы попросить о чем то или признаться в проступке.
Из мыслей Филиппа выдернула влага на лице, непроизвольно льющиеся слезы. Мальчик резко соскочил с кровати, вытер влагу с лица рукавом, и покинул комнату почивших родителей.
Квартира, когда то казавшееся целым уютным миром в голове мальчика сузилась до крошечных размеров. Коридоры кажутся узкими, потолки низкими, расстояние между предметами маленькое.
Он дошёл до своей комнаты. И не решился открыть дверь.
Послышался звук открывающейся входной двери, Филипп вышел на звук, в прихожую. В коридоре стояла тётя Анна, младшая сестра его матери, взявшая на себя ответственность за дальнейшую жизнь мальчика.
— Фил, — сократила женщина его имя – мы скоро отъезжаем, ты готов? – заботливо и робко улыбнулась она.
Тётя Анна была женщиной среднего возраста, с крепкой подтянутой фигурой, красивой укладкой, в дорогой опрятной одежде, а ещё была вдовой. Её муж, первая подростковая любовь, умер около пяти лет назад от несчастного случая. Детей у них не было, и все имущество и бизнес мужа полностью перешло во владение тёти Анны.
— Готов. – подал голос Филипп, взял свой потёртый старый рюкзак стоящий в коридоре, натянул на одно плечо и посмотрел тете Анне в глаза – Спасибо вам.
Слабая улыбка пропала с лица женщины в одно мгновение, взгляд стал ещё более испуганным, она села перед мальчиком на колени, и положила руки ему на щеки.
— Тебе не за что меня благодарить, Фил. Мы – одна семья, и выручать друг друга из беды наша обязанность. – тихо, проникновенно сказала она.
Филипп только и смог кивнуть ей в ответ. Тётя Анна медленно выпрямилась, взяла его за руку, и они вышли из квартиры.
Тётя Анна жила за городом, поэтому дорога представлялась дальняя. Ехали они в тишине, Филипп смотрел в окно за пролетающими видами, а Анна не знала, как подступиться к племяннику, ребёнку, только пережившему ужасную трагедию.
Машина остановилась у светофора, тётя Анна нервно била по обивке руля.
— Надеюсь, тебе у меня понравится, пока твоя комната выглядит пустовато, вещи перевезут только завтра, а через неделю, в мой выходной, пройдёмся по магазинам с тобой.
В ответ Филипп лишь хмыкнул.
— Вы приезжали к нам, помнишь?
— Помню. – отозвался мальчик.
Такой дом забыть сложно. Каждый раз, когда семья Фила приезжала в гости к Анне, мальчик все время осматривал дом, бродил по коридорам и комнатам, мечтая, что в будущем купит такой же особняк на отшибе города, с просторным задним двором. Квартира семьи Филиппа была как две гостиных в доме тети Анны, такие просторы как в её доме восторгали маленького Филиппа. Но сейчас, когда переезд в такое шикарное здание – вынужденная смертью родителями мера, он не вызывает того же восторга.
Дальше они ехали молча, не проронив ни слова, У Филиппа настроения говорить не было, а тётя Анна не могла подобрать слов всю поездку. Ей было страшно подступаться к племяннику.
Припарковав машину у дома, женщина заглушила двигатель.
— Вот и приехали. – выдохнула она – Выходи, Фил.
Мальчик открыл дверь автомобиля, и медленно, будто боязливо, ступил на участок дома тёти Анны. Захлопнув дверцу машины, он последовал за тётей, идущей к входной двери дома. Женщина отворила дверь, и впустила племянника в дом первым. Филипп робко вошёл, осматриваясь по сторонам. Когда то так привлекающие его просторы дома начали пугать его, чем больше он всматривался в интерьер, тем больше казалось, что предметы становятся друг от друга все дальше и дальше, что сам он, Филипп, становится все меньше и меньше. Мальчик сжал лямку своего рюкзака.
— Твоя комната на втором этаже, — мягко начала тётя Анна – я провожу тебя.
Комната выглядело пусто, как тётя Анна и говорила. Кровать, шкаф, стол, тумбочка – и всё.
— Я оставлю тебя пока. Хочешь кушать, Фил?
— Нет, спасибо. – тихо ответил он.
Женщина кивнула и вышла из комнаты, оставив племянника одного.
Фил скинул рюкзак с плеча на пол, сел на край кровати, будто стараясь занимать на ней как можно меньше пространства. Теперь – это его новый дом. И с этим придётся свыкнуться. Фил обвёл комнату взглядом. Обычная, чистая, приличная комната. Но чужая. Абсолютно чужая атмосфера, с каждой секундой проведённой там все больше изгоняющая его из комнаты, из дома в принципе. Мальчик потянул руку с настольной лампе, стоящей на прикроватной тумбочке и включил её. Холодный свет не создал уюта.
Фил встал с кровати и маленькими шажками подошёл к рюкзаку, присел около него, поджав колени под себя, и дёрнул за молнию. Первое, что он достал – чёрные проводные наушники, а второе – сборник стихов его матери, по сути обычная тетрадь. Филипп взял телефон, подключил наушники к нему, включил музыку и принялся читать написанные матерью стихи.
«Я, знаешь ли, всегда желала,
И лелеяла свою мечту о том,
Чтоб тьма не запятнала света,
Чтоб свет в тьму не был превращён»…
