Всем привет. Меня зовут Арсений, и эта история пойдет обо мне.
Начать стоит с того, что большую часть своего детства я провел в одиночестве. И меня это никогда особенно не пугало. У меня не было близких друзей, в школе я ни с кем не общался. Про таких обычно говорят: серая мышь. Но меня все устраивало. Я читал книги и много думал. Общество великих писателей и собственных мыслей мне всегда было более интересно, нежели общество сверстников.
Дома меня тоже нельзя было назвать самым общительным человеком. У меня не было теплых отношений с мамой: из-за нее папа больше не приходил к нам, а она сама все время была на работе, совсем не обращая на меня внимание, даже когда у меня случалось что-то очень-очень плохое. Только с одним человеком я мог поддерживать связь, это была моя любимая бабушка, которая была готова всегда меня выслушать и прийти мне на помощь.
Когда мне было четырнадцать, у матери случился какой-то завал на работе и накопилась куча долгов (если честно, я не очень вникал, что у нее там произошло), из маленького закрытого городка нам пришлось переехать к бабушке в маленькую деревушку неподалеку, в ней прошло детство моих родителей. Такие изменения меня радовали: я мог целыми днями болтать с бабушкой и ходить с ней собирать грибы, ягоды и всякие лечебные травы, в которых она хорошо разбиралась.
Но выдался день, когда стояла пасмурная погода, мне было ужасно скучно сидеть в четырех стенах, а бабушка не хотела никуда идти, и я решил, что уже достаточно взрослый, чтобы пойти прогуляться и в одиночестве. Я сунул в рюкзак старые книги, которые бабушка дала, чтобы я «ума набирался», две ручки, дневник, в котором я записывал большую часть своей жизни, яблоки на случай, если я проголодаюсь, и закинул его на плечо. Я уже схватил ветровку и собирался выскочить на улицу, когда в дверном проеме появилась бабушка.
— Сеня, ты куда пошёл?
— Да так… в лес пойду, погуляю. Может, что-то интересное найду, — бодро сказал я.
— Ты только будь осторожен, у нас там и звери дикие есть, и заблудиться не мудрено, — покачала головой бабушка.
— Хорошо, — пожал плечами я и выбежал на двор.
— Куртку одень! Простынешь! — крикнула мне бабушка вслед.
Бабушка не зря беспокоилась: на улице стояла пасмурная и по-осеннему прохладная погода. По дороге до леса я глазел по сторонам. Бабушка жила в маленькой и очень тихой деревушке. Не знаю, когда именно она тут появилась, но явно — очень давно. В некоторых домах уже давно никто не жил, некоторые покосились и смотрели на прохожих пустыми глазницами окон. Насколько я понял из бабушкиных рассказов, помимо нашего, только три дома были жилыми. Тут и там глаз натыкался на то, как плющ оплетает выцветшие заборы, как трава уничтожает дорожки, а из-за деревьев и кустов становится невидно построек. Бабушка говорила, что деревня потихоньку умирала с тех пор, как оказалась заброшенной церковь. Теперь она, как и раньше, стояла на окраине, но голубая краска облупилась, выбеленные стены стали серыми, стало видно оранжевые кирпичи, колокола давно сняли.
Я поскользнулся и чуть не упал, сильно испачкав кроссовок в мокрой грязи. Дороги здесь часто размывало дождями. Благо, скоро я оказался на опушке, и проселочная дорога сменилась узкой дорожкой, убегавшей вглубь густого леса.
Я шагал по тропинке и наблюдал, как сухие листья медленно оседают на землю. Ветер срывал с ветвей и поднимал в воздух стайки вертолётиков, в траве то и дело мелькали маленькие красные ягодки, на елях чернели шишки, сережки у берез высохли и стали хрупкими и невесомыми. Я прислушался. Мне нравился едва уловимый шелест листьев. Вдали кричали вороны. И так тревожно…. Будто их не на шутку пугало то, что скрывалось в лесной чаще.
Я шел все дальше и дальше, не особенно задумываясь о том, куда именно иду, пока мой взгляд не упал на цветок, который я совершенно не ожидал увидеть в самом классическом уральском лесу. Таких цветов я еще, вообще, нигде не встречал. Он выглядел так, будто его привезли из жарких тропиков и чем-то очень напоминал лилию, но голубую с чудесной, мерцающей на солнце серебряной пыльцой.
Крики воронов стали громче, не давая мне думать. Они все усиливались и усиливались, словно я был не в лесу, а на кладбище. По коже побежали мурашки, мне захотелось поскорее уйти из странного места или хотя бы спрятаться от этого страшного карканья. Я обернулся, и мой взгляд снова упал на цветок. Я немного подумал. Бабушка могла вспомнить что-нибудь о таких цветах, могла знать что-то интересное и рассказать мне.
Стебелек был гладкий и бархатистый и легко сломался под моими пальцами. Как только растение оказалось у меня, среди деревьев мелькнуло что-то темное и скрылось в лесной чаще. Я уставился туда, где заметил движение, но не увидел ничего, кроме плотных зарослей терновника и темных стволов елей. Я ошарашено огляделся по сторонам, с каждой минутой мне становилось все тревожнее. Инстинкты кричали о том, что пора уходить. Я побоялся прятать цветок в рюкзак и сунул его за пазуху.
Я бежал от поляны, на которой нашел цветок, не помня себя от ужаса. Над головой летали проклятые вороны и ни на секунду не прекращали кричать так, словно их гнала за мной ужасная сила. Не разбирая дороги, я несся по тропинкам и кустам. Щеку саднило, похоже, я расцарапал ее, стараясь выкарабкаться из особенно густых зарослей. Про то, в каком состоянии были мои ладони, локти и колени и говорить не приходится. Но мне было все равно, лишь бы поскорее оказаться дома, в тепле и безопасности.
Когда мое дыхание стало тяжелым, а сердце колотилось уже где-то в горле, лес расступился, и я снова оказался на пустых деревенских улицах. Я сбавил шаг, стараясь отдышаться, и с ужасом стал рассматривать свой внешний вид. Штаны и рубашка были покрыты плотным слоем еловых веток, листьев и дорожной пыли, цвет кед едва различался под грязью, в которой они были испачканы. Щека была расцарапана, на коже то и дело обнаруживались новые ссадины.
Но дома всем было совершенно не до состояния моей одежды. На дороге напротив нашего участка стояла машина скорой помощи и тревожно мигала красно-синими огнями. На пороге мама разговаривала с мужчиной в темно-синем медицинском костюме. Я подошел ближе. Незнакомый мужчина посмотрел на меня с сожалением, кивнул маме и поспешил вернуться к машине.
Я нахмурился:
— Мам, что случилось?
Что-то исказило нечитаемое лицо мамы, а потом оно приняло выражение непонятного мне презрения.
— Арсений, где ты был столько времени? Как ты выглядишь? Господи, дай мне сил…
— Это ерунда. А что случилось здесь? Что-то с бабушкой? — я говорил быстро и резко, чтобы мои слова звучали совсем так, как у взрослых. — Мам?
Но ответ и не потребовался. Санитары вынесли на носилках человека, укрытого белой, как молоко, простыней. Там, где под ней была бабушкина грудь, синел точно такой же цветок. Я не заметил, как прислонился к маме спиной, но когда она положила руки мне на плечи, то вздрогнул, резко отшатнулся и быстро пошел к себе.
На глаза навернулись слезы горечи, обиды и непонимания. Я кругами ходил по комнате, давя в себе тоску. Она сидела в горле и никак не хотела умирать. Меня мучали вопросы. Как так? Что случилось? Бабушка была абсолютно здоровой. Ну или казалась мне абсолютно здоровой. И откуда опять этот цветок?
Я вытащил из-за пазухи тот, который нашел в лесу. Да. Один-в-один. Но я точно помнил, что в саду у бабушки таких не было, я не видел их на рынке и в городских цветочных магазинах. И тут, совсем, как тогда в лесу, перед глазами воспоминанием мелькнула тень. А если это я виноват? Если я потревожил чей-то покой? Или, как в той сказке, покусился на сокровище какого-нибудь чудовища? Тогда выходит, что это моя вина.
Я тряхнул головой. Нет. Я точно не виноват. Я не могу быть виноват. Виновата та тень. И нужно найти того, кому она принадлежит. Вот с него-то и можно будет спросить за бабушку. Уверен, что это не единственное злодеяние, которое есть на его счету.
Когда бабушки не стало, я с головой погрузился в чтение. В лес мама мне ходить запретила, но в библиотеку дорога для меня всегда была открыта. И там, на страницах старых книг, я пытался найти ответы на свои вопросы.
Сначала я перечитал все, что было на пыльных полках по краеведению, пересмотрел газеты прошлых лет в надежде найти похожие случаи, проштудировал учебники по ботанике и справочники по астрологии и нумерологии, но не нашел ничего, что приблизило бы меня к разгадке.
Ночами меня съедала злость, любопытство и горечь. Они накатывали разом, как только моя голова касалась подушки, и я долго не мог уснуть, мучая себя вопросами и напрочь сбивая постеленные матерью простыни.
Идея вернуться в лес, как и всякое озарение, пришла ко мне внезапно. Я вяло жевал приготовленное матерью жаркое, тыкал в недоваренные картофелины вилкой и подумал, а почему бы и нет. Нет смысла искать тень здесь, в деревне. Нужно искать ее там, где я ее видел — на той жуткой лесной поляне. Там же, где я сорвал пресловутый цветок.
Благо — впереди у меня была целая ночь.
Когда не стало бабушки, мама начала пить снотворное и теперь засыпала быстро и крепко, поэтому выбраться из дома не составило труда. Я тихо прошел до выхода, натянул кеды и легкую куртку, в кармане которой лежал, уже изрядно подсохший таинственный цветок. Вооружившись фонариком, я вышел на улицу. Ночью бабушкина деревня выглядела еще хуже, чем днем. Я быстро шел, стараясь особенно не смотреть по сторонам — мне страшно было увидеть то, к чему я был бы не готов.
До той самой поляны я дошел в разы быстрее, чем в первый раз. Теперь идея выбраться в лес ночью уже не казалась мне такой удачно: я совсем не отличал темные коряги деревьев, ноги путались в зарослях, я судорожно водил фонариком по воздуху, осознавая, что сейчас я точно ничего не найду. Тени теперь мерещились мне за каждым кустом, и понять, какая требовалась мне, стало невозможно.
Я сам не понял, в какой момент протоптанная грибниками дорожка исчезла у меня из-под ног. Деревья обступали меня со всех сторон, и я побежал. Что было сил, так быстро, как только мог. Я не знал, бегу я в сторону дома или оказываюсь все дальше в лесу. Мне просто хотелось, чтобы эта бесконечная стена деревьев, наконец, закончилась, и я смог вдохнуть свежего ночного воздуха на открытом пространстве.
А еще я хотел домой. К дурацкому маминому молоку с пенкой и плохо проваренной картошке, к теплу, которое исходило от старенького радиатора и к запаху бабушкиного крема для рук.
Я споткнулся о какую-то корягу и упал, сильно расшибив колени. Я постарался отползти в сторону от нее, но уткнулся спиной во что-то другое и зарыдал. Совсем по-детски. Мальчики в моем возрасте так не плачут. Слезы крупными каплями катились по щекам, а я вытирал их грязными ладонями, размазывая по щекам темные следы.
Я плакал о том, что потерялся, о том, что не стало бабушки, о том, что пришлось уехать из города и о том, что папа больше не приходил. Я все плакал, а слезы все не заканчивались и комок в горле никак не давал мне вдохнуть.
Вдруг что-то яркое мелькнула между деревьями. Сквозь слезы мне показалось, что это свет фонарика, но потом из-за деревьев выплыло что-то прозрачное, холодного сероватого цвета. Передо мной стояла покойная бабушка. И как бы я ни любил ее при жизни, общаться с ней теперь мне было ужасно страшно. Но и она не проявляла особенного рвения в общении. Только указала рукой куда-то в лес. И улыбнулась.
Я считаю, что призраков не будет слушаться только дурак. А я дураком не был. Я думал, что идти, время от времени переходя на бег, мне придется долго, но я ошибся.
В тот самый миг, когда на горизонте забрезжил рассвет, раздались крики, лай собак и меня ослепило светом фонариков.
— Нашли! — стало раздаваться со всех сторон.
А потом меня чуть не сбили с ног.
— Мама, — я улыбнулся, чувствуя от нее знакомый запах бабушкиного крема для рук.
И тут слезы от всего, что мне пришлось пережить за последние дни с новой силой побежали из глаз.
На все мамины вопросы я только и мог повторять:
— Бабушка… бабушка… это все я, я виноват… я цветок сорвал, вот он и разозлился… это все я. Я и только я.
И мама тоже плакала. Плакала, вытирала мне щеки и улыбалась.
— Мой маленький, глупый мальчик. Этот цветок — это просто лилия. Их называют Нимфеями. Бабушка их очень любила, вот я и заказала ей. А пришли они в тот самый день, когда ее не стало.
Она целовала мне лицо, а я все не мог успокоиться. Потом мы пошли домой, и мама держала меня за руку, а я все плакал и плакал.
Когда мы вышли из леса, я оставил на опушке свою маленькую находку, в надежде, что следующем году на этом самом месте вырастет красивый таинственный цветок.
