XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

«Театр одного актера»

Выхожу на сцену:

Здесь я – Мидас, я – Ксеркс

И только я – Иуда.

Крик с помоста в большой зал

Отдаётся глухим эхом.

Люди сидят в тени софитов,

Не понимая, что происходит:

Им любая история – фарс, небылица;

Они выйдут в антракте,

Возьмут по бокалу красного Кьянти,

Обсудят политику, цены, кашемир шали

Дамы напротив,

Пока я буду утирать слёзы о мертвой дочери –

Золотой колонне ваянной моей рукой,

Вспоминая о сотне калеченных мною людей,

Об огненной злобе у зоба,

Последних словах учителя,

Чтобы выйти пред ними вновь.

Улыбаться.

Плакать.

Каяться.

И пасть, принеся себя

на алтарь искусства.

«Гермес и Аполлон»

Дрянной мальчишка, с шалостью в глазах

Ты смеешь врать так явственно открыто,

Что век не видел ты коров в стадах

И стука ни единого копыта

Не слыхал! О Майи благородной сын,

Скрывал тебя пещеры хладный камень,

Но ты восстал, и в первый же свой день

Разжёг в душе моей зловещий пламень.

Как смел ты, юное созданье!

Мне восперечив, красть в чужой простор

Моих коров, моих быков. Признанье

Отцовской волей вытяну чрез спор

Я из тебя, да будет справедливым

Зевесов суд. (А мальчик был хитёр,

Вину свою он из анналов стёр,

Явив свой нрав строптивый.)

Но не отвесть вины, всё завершилось днесь:

Зевес сказал, развеселенный весь:

«Сминфею ста́да тучные вернуть!

Малыш Гермес, яви ему к ним путь!»

Так возвратили мне моих коров.

И вдруг услышал я чудесный зов:

Кифары сладкозвучные струны́

Волнуются, как ласковые сны

Весенней ночи, – я не знал досель,

Что предстаёт воочью предо мной–

– Что это, расскажи мне, братец мой?

– Мой инструмент! Пленяет, как свирель,

Искусством властвовать над тварию живой.

И обменял я с ним коров злосчастных!

На струны таинств муз прекрасных,

Отныне став извечным их певцом.

То дар врага, что стал моим венцом.

Однажды потеряв,

Мы что-то обретём…

«•••»

Как перестать быть рабом,

Когда даже язык в цепях,

Но по телу беглый

Не струится пламень?

Катулл, это не любовь,

Это – рабство,

Сотканное из страха

И боли,

По своей воле

Тебе не сбросить оков:

Ты сам – оковы, ты сам – цепи.

Ты грустишь, не видя рояль в лесу,

Ищешь дом на развалинах быта

И руинами тешишь душу

В ожидании света.

«Свобода – лишь новые цепи.» –

Так отнеси же меня туда,

Где колодки, подобно ветру,

Развиваются в волосах,

Где людям знаком и страх и мрак,

Но он не для них долог,

Он не для них зол,

Он не для них.

Где каждое слово – золото

И гранит:

Вечно, непоколебимо.

Мир отработал всё, что было,

Отказался работать

И сбыл

Последние капли

Моего рассудка.