Я видел растоптанный синеголовник,
лежавший у входа в метро.
Ты сбросила туфли в ореховом сонме,
рассыпала карты Таро.
Не каждому свойственно чувство азарта,
моя Королева Мечей.
Я знаю, что самая лучшая карта
всегда остаётся ничьей.
Но если она остаётся ничьей, то
зачем продолжаться игре?
Под острым ножом воплощается флейта
в ореховом звонком ребре.
Когда нож сорвётся, не выступит крови,
ударит костяшками дрожь.
Пойдём перелесками нави и нови,
утопим в реке Звёздный ковш.
В слепую глазницу куриного бога
глядится степная звезда.
Ты поишь меня из коровьего рога.
Стекает живая вода по пальцам,
в которых ломаешь краюху.
Жалеешь меня, дурака.
А я не почувствовал русского духа,
ни чёрта не понял пока.
Я только всего и умею, голуба:
сложить немудрёный костёр,
тебя целовать… Поцарапаны губы
краями железных просфор.
На самом краю окоёма, царевна,
с тобою бы жить-поживать.
Но в синеголовник одета деревня —
сыть времени, сорная рать.
Молчит, усмехаясь, оторванный ставень,
изъеденный солью земли.
Мы шли буреломами нови и нави.
Сносив по три пары, дошли.
Теперь у меня есть потёртые джинсы
и тридцать рублей на проезд
в последнем вагоне. Закончится винстон,
я кэмел куплю или чест.
Ещё я недавно ладони до крови
ножом перочинным иссёк.
Я видел растоптанный синеголовник.
И вспомнил всё.
