Я сплю под тиканье часов.
Я сплю давно не крепко — всуе.
Я жду, когда засну под «аллилуйя»,
Но сон нейдёт ко мне — ловец совсем не снов.
Мои ресницы тухнут от рассвета.
Я все ещё не сплю.
Зеркалье.
Отраженье.
Холод.
Стою не в первый раз.
Но в этот раз мне спину затянули
И не могу я обратить свой взгляд на вас.
Вас в отраженьи нет.
Там есть лишь блеск венца,
Что давит мне на голову так крепко,
Что всякое движенье этих уст
Отзывается так в зеркале нелепо.
Ты все стоишь. И смотришь ты мне в спину.
И все молчишь. Ты знаешь, что сказать.
Но молча направляешь мне кончину
В мои сутулые от тяжести плеча.
Я все стою. Молчу. Не знаю, как начать.
Молить прощенья поздно.
Сквернословить — тщетно в этот час.
Свои проклятья давно я вырыдала в вас.
Но я стою спиною.
Мой нимб —
Мой тяжелеющий греховный котлован.
Я все стою и через белые ресницы
Течёт стремительно моя пречерная душа.
А ты стоишь. И дулом револьвера
Мне целишься то в спину, то в венец.
Спасибо тиканью часов.
Я жду своей предсмертной речи.
Но тяжесть этих уст
Не выдаёт вдруг из себя заветных слов,
Которых жду, к несчастью, только я.
Такая пошлость. Господи, как сложно
Мне ждать, пока решишься ты стрельнуть.
О господи, спасибо лишь тебе,
Что разлучил ты нас в финале.
Аминь за то, что вас не поцелую.
Аминь за то, что избегу я смерти
Мои пустых бездомных уст.
К несчастью, я не безоружна.
Мне есть чем от тебя мне заразиться.
Мой меч — душа моя, распятая в зеркалье.
Мой щит — во глотке навсегда застрявшие слова.
Я не дышу уже, уже не жду.
Хочу уже покончить с этой долгой казнью.
Ты все стоишь. Стою и я.
Стою. Уже не жду.
Почти я распласталась телом
В своей уж вытекшей душе,
Мой нимб упал.
Но зеркало все цело.
На нем остались лишь следы.
Следы застывших сплеванных целуев,
И тех же харкающих слов.
Ты все стоишь. И длишь мне муку.
Стреляй уже, прошу тебя. Молю.
И вдруг стреляешь ты мне в руку.
В мое змеиное пречерное кольцо.
Вдруг ты уходишь. И лицо пропало.
И в глазах твоих потухла моя тень.
Я все лежу в пустой зеркальной храме,
Где растеклась моя тягуча сердцевина.
Раскрылся потолок.
А из него тщеславно расцвели,
Питаясь вытекшей, разбитою душою,
И с каждым вздохом моим
Пронзая мою скрюченную плоть.
Я задыхаюсь. Но все ещё дышу.
Мои лёгкие от трепета прорвали плоть.
Теперь пронзает их зацветший тут иссоп.
И стебли этих проклятых цветов
Возносят сердце вверх полугнилое.
Тут лепестки запели «аллилуйя»…
Я проснулась.
Прошло два тиканья часов.
Я задохнулась.
Вышла на крышу, чтоб задохнуться смрадом звёзд.
Откуда не пойму взяла я маузер.
И выстрельнула в россыпь этих грёз.
Я обернулась.
Зеркало разбито.
Пробито.
Но на месте все куски.
Мое в нем отражение помножилось.
И вижу я в себе глаза твои…
Я вновь проснулась.
Ты передо мною.
Рыдаешь в ноги мне в мои.
