Нет света без тьмы и тьмы без света. Нет дня без ночи и ночи без дня. Нет добра без зла и зла без добра.
Из тьмы появляется свет. И также появляется искусство. Истинное искусство создано во грехе. Вязком и чёрном. Познающий грех человек способен на многое, в том числе и на написание истинного шедевра. Такого, от которого по спине бегут мурашки, а сердце останавливается в вечном своём ритме. От которого незримая душа покидает тело, переселяясь в картину. Так появляется искусство.
Оно уродливо и омерзительно. Те прекрасные образы, которые мы видим, глядя на произведение, не те, за которые себя выдают. За личиной красоты кроется тьма, промозглая и глубокая. Грех, поглощающий их итак чёрные души.
Наверняка вы замечали, что картины пишутся с самых красивых людей. Это выдающиеся умы, люди ангельской красоты и просто богачи, решившие запечатлеть свою благодетель на полотне. Вот только их истинное лицо – алчность и жадность, продажность. Присущая людям того времени развратность и лжемолитвенность. Они молились каждое утро и вечер. Вот только Бог глух к таким людям.
*****
Я никогда не видел лживых людей. Но и говорящих правду – тоже. Я не видел людей. Никаких.
Я кажусь себе маленьким ребёнком, только только познающим горести мира. Но я взрослый человек. Слепец, рождённый для того, чтобы увидеть нечто, что покойная матушка называла «Светом Божиим».
Я – создатель. Мои руки пишут чёрные картины, которых я никогда не вижу и не увидел бы. Мои пальцы стираются в кровь, потому что они видят то, что я создаю. Были бы это мои глаза, они бы тоже покрылись кровяною пеленой.
У меня нет души. Я её продал за возможность хоть однажды взглянуть на своё творение. Посмотреть на оттенки наносимых мною во тьме цветов и оттенков. Увидеть эти неровные мазки и штрихи.
Возможно, когда-нибудь ко мне спустится с небес Бог. Он подойдёт ко мне и погладит по голове. По моей дрянной голове, в которой я живу. И жизнь моя – рождена во грехе.
Или дьявол. Ему я доверяю больше. Как себе. Он шевелит моими руками, создавая кровавый шедевр. Он – мои глаза. И я называю его Баалом. Но у него множество других имён и наречий. Ипостасей тоже.
*****
Я не вижу, но чувствую мановение нежных призрачных крыльев мотылька. Он порхает над моей пустой головой. Летает перед слепыми глазами. Но я его вижу. Прекрасно вижу. В моей голове появляется образ, хрупкий и безжизненный. Маленькое тельце насекомого, прожившего такую ничтожную жизнь. Мы с ним чем-то похожи.
Я чувствую, как мои пальцы сжимают тоненькое тельце. Хруст. И вот я уже сжимаю мёртвое насекомое, которое хочу написать. Написать так, чтобы запомнить.
Мазок за мазком. Я не вижу цветов, но чувствую лёгкий ветер, словно бы тень неведомого мне существа держит мою руку с кистью. Оно направляет меня, заставляет выводить неровные, кривые мазки. Я бы посмотрел на то, что получится. Если бы не был слеп.
*****
Я чувствую свою смерть. Меня, будто бы призрачного мотылька, постепенно давят тяжёлые пальцы. Давят до тех пор, пока не услышат хруст костей.
Я нащупал крестик. Потрогал его пальцами, дотрагиваясь до распятого Христа. Но я не вижу его. Не слышу, не чувствую. Я знал, что Бог давно покинул меня, оставляя на растерзание ночным волкам, снующих в моей голове.
Я будто бы чувствовал на губах сладкий привкус поцелуя. Жестокого, оставляющего после себя множество вопросов. Иудин. Это был Иудин поцелуй.
Я рисую красное яблоко. Я вижу его перед расступившейся тьмой. Блестящее в блеске бессмертного солнца, красное, будто бы облитое кровью. Тень двигает мою руку, но я ничего не чувствую. Только лишь боль.
Боль – это иллюзия. Хорошая, признаю. Вот и сейчас, я чувствую иллюзорную боль. Холод рассекающего мои вены ножа. На языке появляется сладость крови, наполняющая мой рот. Стекающая по треснутым губам. Я чувствую, что открываю глаза. Вижу размытый в белой пелене свой нос, чувствую редкие ресницы. Самое главное – я вижу свет.
*****
— Эта картина, написанная слепым художником в тысяча восемьсот сорок восьмом году представляет собой отображение религии в нашей жизни. Вот тут, по центру, вы можете наблюдать разломанный крест, что обозначает отказ от Бога. Вот тут снизу, красное яблоко, символизирующее Райский сад, куда мечтает попасть каждый смертный. А вот тут… Вот тут, изображен белый мотылёк. Он испокон веков служит проводником в загробный мир, иначе трансформацию души, перерождение.
Я вижу свет. Но свет этот ненастоящий, поддельный. Мои глаза ясно видят. И я вижу людей. Живых. Они смотрят на меня и я хочу открыть рот. Но не могу. Я лишился голоса, но обрёл глаза.
*****
Я живу здесь. В вечной немоте картины. И моя душа молчит вместе со мной. Она навеки заперта в холщовом полотне.
Я чувствую, я вижу его. Чёрное нечто, остановившееся во времени. Оно смотрит на меня своими красными глазами, смотрит прямо в мёртвую душу, запертую в картине. Оно пришло за ней. Пришло. Наконец.
Будь на моей шее крест, я бы прижался к нему губами. Немыми, теми, что не произнесут более ни звука.
Из моих глаз полились кровавые слёзы, когда Баал вторгся в душу, разрывая её на сотни тысяч мириадов осколков. Таких осколков, которые попадают в глаза, делая лживых людей слепцами. Я был таким. Я стал таким именно по этой причине.
*****
Я видел мотыльков. Вечно живых, порхающих над черной мглой. Они завораживают, притягивают взгляд слепых глаз. Вновь слепых. Я пытаюсь кричать, но не чувствую языка. Пытаюсь услышать шёпот мотыльковых крыльев, но не слышу. Не чувствую. Не могу нащупать биение мертвого сердца. Я – тень. Безвольная, неприкасаемая. Застрявшая меж мирами тьмы и света. Серая, ничтожная осколочная тень.
Бессмертие подарило мне жизнь. Жизнь среди белых пятен порхающих мотыльков. Но я никогда не забывал, что являюсь создателем. Создателем созидательного искусства, создателем тех образов, тех красных пятен в своей голове. Я был безумен, я был слеп.
