Гнусавые звуки скрипки доносились из открытого окна второго этажа.
— Опять Настюшка пилюкает. Пошла бы с подружками погуляла, а она играет и играет целыми днями!
— Погода-то кака хорошая, весна, солнышко, птички поют…
Традиционное заседание у подъезда двух соседок всегда начиналось с обсуждения жизненных перспектив Настюшки. Затем на повестке вставали вопросы о судьбе пьющего Васьки из третьего подъезда, детей семьи Никитиных после развода родителей. Обычно всё заканчивалось эмоциональным вердиктом по поводу работы управляющей компании дома, дворника и местного депутата. В какой-то момент будто срабатывали внутренние часы, и женщины со вздохом замолкали, брались за клюшки и возвращались домой.
Вообще в России много чего изменилось за несколько столетий, но вечным осталось одно – русские бабушки. День изо дня в любую погоду, в любое время года Тамара Васильевна и Нина Николаевна спускались на улицу к любимой лавочке и начинали программу «Новости нашего двора». Ни давление, ни скачки сахара в крови не могли помешать этой важной традиции. Наверное, у каждого из нас в памяти остались эти милые бабушки на лавке у подъезда…
Жизнь Насти в этом смысле можно назвать уникальной. Пятиклассница жила в старом районе города, в потрёпанной панельке, где внимательные старожилы вели свою лавочную программу чуть ли не со времен основания дома.
Маленькую, робкую Настюшку бабушки журили, но где-то глубоко в душе любили и искренне ей сочувствовали. Девочка всегда заставала старушек, возвращаясь домой из школы. Встретившись взглядом с соседками, Настя озаряла их серьёзные лица тёплой улыбкой, громко здоровалась и желала хорошего дня. По весне её светлое круглое личико обсыпало крупными рыжими веснушками, хотя глаза и волосы были тёмно-каштановых оттенков. Крупные кудряшки падали прямо на глаза, и поэтому Настя часто сдувала их в стороны, смешно потряхивая головой. На подбородке у Насти выделялось большое красное пятно – мозоль от частых занятий на скрипке. Собственно, за это самое неопрятное пятно одноклассники и прозвали Настю жабой.
— Фууу! Бородавошница! – скукурузив физиономию, прокричал писклявый Ярослав.
— Жаба, жаба! – подхватывали остальные мальчишки, тыкая пальцами в жертву. Девочки тоже сторонились одноклассницы и с интересом наблюдали за издёвками, нередко снимая происходящее на телефоны.
Бывают дети, для которых одиночество – среда обитания, для них шумные компании, встречи, гуляния сравнимы с пыткой. Быть наедине с собой для них – возможность погрузиться в свой необычайный фантазийный мир. А есть такие, которым важно поделиться своей энергией с другими, она будто переполняет их. Одиночество и уж, тем более, отвержение для них – самое большое несчастье.
Так и было с нашей Настей. Она жила у своей строгой бабушки. Родители работали далеко на Севере. Пребывание в школе было мучительным–ни друзей, ни подруг. Только скрипка приняла её в свои объятия, только она с воодушевлением говорила с Настей обо всем, что захочешь. Вместе с девочкой она плакала и смеялась, пела и танцевала. С каждым днём её голос становился всё чище, речь точнее, а интонации выразительнее. Порой на улице за окном стихало всё с замиранием сердца, даже эфир бабушек. Нина Николаевна замолкала, многозначительно поднимала указательный палец вверх и оставалась в таком положении до стихания музыкальных звуков. Настолько цепляла мелодия «Сициалианы» Перголези в исполнении Насти.
Шли годы. Из таинственного окошка доносились виртуозные пассажи 24-го каприса Паганини. Бабушки почти перестали разговаривать, подолгу сидя на лавочке и с задумчивым видом выводя клюшкой по земле какие-то узоры…Теперь они выходили на лавочку, чтобы насладиться «концертом» Насти. Недолго музыка играла. Девочка выросла, с отличием окончила общеобразовательную и музыкальную школу. Правда на выпускной с одноклассниками не пошла, бабушка слегла в больницу.
— Том, а чего-то Настюшки больше не слыхать. Захворала что ли, или уехала куда?
— А ты не знала? Поступила она в Нижегородское музыкальное училище – с гордостью, но не без некоторого сожаления произнесла Тамара Васильевна. Женщины почему-то надолго замолчали. Свет Настиного окна давил на них непривычной тишиной. К старой берёзе у соседнего подъезда подъехал кран, повылазили рабочие и стали пилить уставшее от жизни дерево. Чьей-то быстрой рукой Настино окошко захлопнулось. Казалось, все кругом понимали, что как раньше больше не будет.
Прошло 10 лет. На остановках, городских баннерах появилась яркая афиша. Люди столпились у одной из них.
— Ну и кто к нам нынче приезжает?
— Да вот, скрипачка из Москвы, лауреат международных конкурсов, Анастасия Кох. В программе Паганини и сочинения венских классиков.
— Ммм, надо бы послушать…
Припорошенная снегом лавка стояла на месте. Дверь подъезда скрипнула и открылась: на улицу медленно вышла женщина, следом за которой с трудом переступая порог и крепко вцепившись в её руку, появилась слабая старушка. Несколько шагов до знакомой лавочки дались ей с гигантским трудом. Женщины молча сели.
Мягкий снег громко хрустел под ногами, шаги приближались к подъезду. Походка девушки была узнаваема.
— «Здравствуйте, Нина Николавна! Вы меня не узнаёте?»– радостно обратилась к старушке всё такая же кудрявая Настя. Бабушка подняла взгляд и с холодным презрением посмотрела на неё.
-«Да не помнит она никого, даже себя. Старость…»– небрежно проговорила женщина. Настю охватил ужас.
— «Баба Нина, да вы чего? Я ж Настя, Настя! А где бабушка Тамара?»– обеспокоенно спросила девушка.
— «Уж 3 года как не стало Тамары Васильевны»– уныло констатировала незнакомка. Молчание повисло в воздухе. Настя жадно озиралась по сторонам в надежде уловить ноты того самого мира, с которого началась её большая удивительная жизнь, мира, в котором родилась любовь к музыке. И всё в нём было тонко, правильно и красиво: даже ворчливые бабушки занимали важное место в творческом становлении юной артистки – первое неказистое признание Настя получила от них. В свою очередь, и жизнь старушек преобразилась: их перестали волновать дворовые сплетни, музыка захлёстывала их души эмоциональными волнами грусти, радости, ностальгии, нежности, они научились чувствовать и любить прекрасное.
Казавшаяся когда-то большим и светлым домом серая панелька выглядела устало и безжизненно. От старых раскидистых деревьев остались лишь широкие пни.
Настя рванула в подъезд. Замерцал слабый свет в её маленьком окошке. Оно отворилось, и через мгновение полилась минорная мелодия «Сицилианы». Трёхдольный убаюкивающий ритм музыки окутывал слушателей ностальгическими нотками. Лицо Нины Николаевны вдруг сменило маску опустошенности на ожившее, озарённое выражение. Глаза загорелись хитрым, задорным огоньком и она заговорила:
— Опять Настюшка пилюкает? Как же хорошо, тепло на сердце! Жаль, Томочка больше не услышит…
