XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»
Моя мама часто напевает:
Уродилася я девицей красивою,
И судьба мне дала долюшку счастливую.
Сядет, призадумается и невольно смахнёт слезу со щеки. Эти строчки из русской народной песни любила петь моя прабабушка, маленькая хрупкая женщина с непростой судьбой. По словам мамы, она считала себя счастливой.
Моя прабабушка никогда не была на войне, не стреляла, не убивала немцев. Она всю жизнь прожила в деревне. Много рассказывала родным о жизни до войны, а военное время вспоминать не любила, говорила об этом мало.
Прабабушка родилась 19 августа 1926 года, назвали её Александрой, Шуркой, так прозвали родители. Семья была крестьянской, крепкой, трудолюбивой, но никогда богато не жила. В семье было 4 детей: две старшие сестры и младшая. Сестры Лидия, Анна и Тамара умерли рано. Лидия умерла от болезни, Анна в 5 лет «обварилась» самоваром, Тамаре не было и года, когда она скончалась. Прабабушку в семилетнем возрасте часто оставляли нянчиться с сестрой Тамарой. «Положат в зыбку, оставят молока и уйдут на работу родители. В один из зимних вечеров заболела Тамара, так в зыбке и умерла. Мать обозлилась, и так строгая была. Чуть что, хватала за волосы, ругалась. Соседка тётка Марфа научила: «А ты сходи, Шурка, в сельсовет, пожалуйся на мать». На следующее утро я сложила хлебушек в корзинку и пошла. Идти было недалеко, четыре дома только пройти. Шли мимо женщины на работу и увидели меня у закрытого сельсовета, рассказали матери. Пришла, зовёт: «Пойдём домой, я тебя больше не трону!». Александра поверила, пошли домой…А там таких «тумаков» надавала, что охоту идти жаловаться отбила,» — вспоминает прабабушка о своем детстве.
В школу она пошла в 10 лет. Учиться прабабушке нравилось, учителя добрые. Расстояние до школы было небольшое, но опасное, через реку приходилось переплывать на лодке. Однажды лодка врезалась в берег и перевернулась вместе с детьми. Александра увидела, как черная стена воды накрыла её подругу и, постепенно уменьшаясь в размерах, покатилась дальше. Прабабушка испугалась, ухватилась за шею перевозчика деда Кустова Василия. Он выплыл вместе с ребёнком, это и спасло её жизнь. Спустя 4 года отец сказал: «Умеешь расписываться и читать — дальше можно не учиться!». Мать была против этого, ругалась! Но…сказано-сделано: учёба на этом закончилась.
А 22 июня 1941 года началась война, Шуре было 15 лет. С войной начался и голод, на этом её детство кончилось. Жили трудно – впроголодь, от бомбёжек прятались в земляную щель, вырытую за домом на огороде, пытались вырастить что-то на участке, который не был перепахан снарядами, собирали в лесу грибы, ягоды, траву, чтобы как-то прокормиться. Картошку чистили, сушили и отправляли на фронт, очистки ели сами, ловили рыбу, солили ее, сушёные кости от рыбы мололи в муку, делали из неё лепешки, жарили их на жире, отделенном от рыбьих кишок, и ели.
В начале войны моя прабабушка транспортировала по реке на лодке разные грузы, в основном продукты питания, копала с другими детьми недалеко от поселка Заозерье убежища в горе, в карьере на случай бомбёжки, шила белые защитные маски, также вязала носки для солдат.
В 1943 году Сашу отправили работать в лес на участок Немшезеро Кармозёрского лесопункта. Для работы выдали спецодежду: американские тулуп и ботинки, дали топор, пилу, объяснили, что нужно делать. С подростками, женщинами, стариками она работала в лесу: лучковой пилой деревья валили, топорами обрубали сучья у могучих сосен и елей, ветки складывали в костры, чистили делянки, грузили бревна и вывозили их на лошадях. За день нужно было выработать норму — 5 кубометров леса на человека. До 17 часов вечера не имели возможности покинуть рабочее место. А трудились на совесть, зачищали за собой мусор, убирали сучки, пеньки оставляли совсем небольшие. И ни разу в голову не пришла мысль не выйти на работу. В выходные разрешалось уходить в свою деревню. Прабабушка вспоминала: «Спать хотелось всё время, до своей деревни мы добирались пешком, весной и осенью по распутице, зимой преодолевая огромные сугробы. Зима 1943 года выдалась особенно суровой, с порывистыми метелями и жгучими морозами. После смены спать хотелось так, что любой сугроб казался мягкой постелью. Холодно и темно. Хочется вдохнуть лето, но ноздри слипаются от морозного воздуха. Останавливаться было нельзя, и мы продолжали свой путь, хотя закрывались глаза, ноги переставали двигаться, сугроб окутывал приятным теплом…
-Пожалуйста, Шура, открой глаза, — просила во сне мама, протягивая ко мне руки.- Прости меня, дочка, проснись, милая.
Вдруг внезапно снег из сугроба, где я расположилась, попал мне за шиворот, я проснулась, мама спасла меня. Подниматься очень не хотелось, но это прнзительно-молящее «проснись, милая» окончательно смахнуло сонную пелену. Я продолжила свой путь, напевая:
Уродилася я девицей красивою,
И судьба мне дала долюшку счастливую».
В 1945 году бабушку перевели на сплав леса по реке. Было сыро, холодно, но никто не жаловался. Там и застала её новость об окончании войны. Нарочный человек позвал всех на один берег и сообщил радостную весть. Эмоции, вспоминает прабабушка, переполняли. Кто-то горько плакал, кто-то ликовал. Все побежали на митинг, но никто и не заметил, что пришлось преодолеть 9 километров пешком! Так совпало, что незадолго до этого на переправе случайно утопили лошадь, сварили из неё суп и всех сытно накормили. Вот так в памяти и остался момент конца войны.
Жизнь шла своим чередом. В 1947 году прабабушка отучилась на курсах десятников, вступила в комсомол, вышла замуж. Вместе с прадедушкой они воспитали четверых детей. Прабабушка более 10 лет участвовала в строительстве и ремонте железной дороги. Моя мама как-то спросила у неё, неужели она никогда не болела от такого непосильного труда, а она ей ответила: «Болеть было некогда, да и нельзя было болеть, работу за меня никто не сделал бы». Поэтому каждое утро она вставала чуть свет и работала, и только далеко за полночь засыпала, считая свою жизнь счастливой…
