XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»
Саша Власова уже вовсю готовилась к выпускным экзаменам, между контрольными по истории и алгебре пытаясь определиться с вузом для поступления. И тут внезапно умерла ее бабушка, Тамара Васильевна.
Тамара Васильевна Мишина воспитывала Сашу последние девять лет – после гибели родителей в автокатастрофе они остались вдвоём. Так, по крайней мере, думала Саша. Воспитывала с огромной любовью и в строгости, словно боясь потерять. Бабушкина строгость носила разные имена: «дисциплина», «режим», «порядок», «так надо» и, наконец, самое главное имя «мала ещё». Стоя у окна, Саша тяжело вздохнула. Мала ещё…
За окном незаметно набирал силу март. Капли стучали о подоконник сильно, гулко. Можно было даже рассмотреть каждую каплю, пока она летела сверху. В солнечных лучах она казалась неестественно крупной и одинокой, летела на подоконник радостно и безнадёжно. Правда, рассмотреть такую каплю и услышать её можно было только замерев у окна. Очередной гулкий удар такой капли вывел Сашу из оцепенения. Она оглянулась.
Кухня была самой простой, и она давно уже требовала ремонта. Старенькие полуобшарпанные навесные шкафчики были обклеены когда-то глянцевой плёнкой. Ах, как хохотали они с бабушкой, когда ее резали! Куски получались неровными, узор никак не подгонялся, но клеить было весело. А потом пили чай за это новоселье, вприкуску с фирменными пирожками с капустой. Кухня была всегда такой ласковой, радушной, она знала все тайны, рассказанные Сашей бабушке.
Сегодня тоже должны были быть пирожки. Тесто вовсю пыхтело, кисловатый его запах ощущался у входной двери. Начинка была готова с вечера – капусту для неё Саша собственноручно шинковала специальным бабушкиным ножом. Тушенная с лучком, чуть подслащённая, она была вкуснее самих пирожков. Шинкуя капусту, потом помешивая её, Саша всё подбирала подходящий момент – так хотелось рассказать бабушке случившееся днём…Но наступал вечер, обволакивал неспешностью и дремотой… Пора было спать. «Завтра расскажу, вот будем пить чай с пирожками – и расскажу», — думала Саша.
Засыпая, она почему-то подумала про контрольную по истории и сегодняшнюю встречу, картинки дня перемешались калейдоскопом. Таким ярким, обещающим, радостным.
Мы встретились с тобой случайно,
Столкнувшись на Рождественском бульваре.
Ты был хорош собою и уверен,
А я – пылала почему-то от смущенья.
Твоя улыбка подарила мне надежду,
Теперь спокойно я дышу и ровно.
Ты показал возможность слышать сердце.
Своё- в безмолвии и страхе.
Твоё- в спокойствии и неге.
Ночью за окном тревожно шумел резкий мартовский ветер, оконные рамы немного подрагивали от его порывов. Порывы ветра казались безнадёжно одинокими, сливаясь друг с другом, они словно пытались обрести друг друга.
Приехали взрослые, молчаливые и сочувствующие. Подсела какая-то обстоятельная и хлопотливая женщина, завела какой-то непринуждённый разговор об учёбе, поступлении, отношениях…Бытовой такой разговор, обо всём сразу – и ни о чём. Он как-то заполнил пустоту. А потом она проводила Сашу в распределительный детский дом, чтобы там она могла дождаться приезда маминого брата – оказывается, у неё всё это время был дядя, Анатолий Дмитриевич Мишин. Саша смутно припомнила шумные летние встречи, даже мамин голос услышала – или ей это показалось? Оставалось его дождаться.
Анатолий Дмитриевич приехал быстрее ожидаемого. Теперь он стоит в дверях – очень опрятный, отутюженный и гладкий. Круглым в нем было многое – от лица с ямочками около рта до округлости в фигуре, хотя полным или толстым его назвать было никак нельзя.
— Здравствуй, Саша. Забираю тебя в Москву, к себе, — как-то вот так сразу и легко сказал он, улыбаясь обеими ямочками – и Саша прониклась симпатией, доверием.
Сборы были короткими, она быстро оделась и вышла к машине. Дорога предстояла неблизкая, несколько часов в ожидании…Чего она ждала? Саша смотрела в окно, маленькие здания сменялись крупными многоэтажками, сделанными из стёкла и холодного металла. Думать ни о чём не хотелось, сквозь полудрёму лишь слышались отдельные слова телефонного разговора дяди.
Разбудили её уже около старенькой хрущевской пятиэтажки. Она вышла из машины и направилась за дядей, который нёс её сумку. Поднялись на четвёртый этаж, где их уже ждали у распахнутой двери взрослая женщина, лет тридцати пяти, и двое детей. Увидев их, Анатолий Дмитриевич, как-то торжественно произнёс:
— Знакомьтесь, моя племянница — Саша.
В голосе звучала искренняя радость, жесты были добры и уверенны. Пропуская Сашу вперёд и аккуратно закрывая за собой входную дверь, дядя Толя несуетливо размещался в узком коридоре квартиры, помогал снять куртку и передал племянницу своей жене. Потом была сцена знакомства, Мария Степановна – так звали жену дяди Толи- представила Саше сначала старшего Матвея, потом младшую – Соню. Дети были как две капли похожи на своих родителей, только Соня пошла в отца — тёмные волосы, округлое лицо с теми же ямочками около рта. А Матвей был точной копией мамы: русые волосы, мягкие черты лица и добрый взгляд.
Этот большой день завершился прогулкой по Москве. Она, блестевшая
яркими огнями, которые висели на зданиях и деревьях улицы, обещала новое и красивое. Красочные вывески привлекали взгляд, а прохожие спешили в никуда из ниоткуда. Вся эта суета казалась Саше новой, непонятной, всю дорогу она задавалась вопросом: «куда они все спешат? Такая красота вокруг, а они бегут, не замечая ее…». Хотелось большего, она так боялась опять потерять что-то дорогое сердцу.
Но уже в машине переживания и сомнения растаяли, снова накатывала дрёма. Сквозь сон Саша слышала бережные и негромкие голоса новых в её жизни людей, которые успокаивали и дарили надежду. Прозрачная синева неба мелькала в ее закрытых глазах вместе с огнями засыпающего города.
