XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»
Больше всего на свете она боялась узнать в самозванце брата. В конце концов самозванца казнили.
Она лично присутствовала на казни. Держалась рукой в белоснежной перчатке за крепкий, жилистый локоть отца, и прикрывала лицо чёрным кружевным веером, сквозь который замечательным образом не просматривалось выражение её лица. Но на сам процесс казни ей поглядеть не удалось. Как только она увидела самозванца, в кандалах, с жутким мешком на голове, конвоируемого на плац с потрёпанной висельной петлёй, на неё накатил приступ тошноты. Голова закружилась, и она что есть силы вцепилась в отцовскую руку. Что ни говори, а она была настоящей благородной дамой. Поспешно откланявшись, леди Стокхейм запрыгнула в карету и приказала кучеру гнать в родное поместье, поднося к носу резную серебряную уксусницу. В её голове всё спуталось. Кто из них брат? Кто обманывает их с отцом? Что связывает этих двоих с одинаковой внешностью? Ей чуть было не овладело порывистое желание вернуться туда, на площадь, к отцу. Она хотела получше рассмотреть того, кто нагло заявился в высшие круги общества и нарушил их тихую жизнь, заявив во всеуслышанье, что он – Леонардо ди Нортон Стокхейм.
По правде говоря, с покойным братом она не была особенно близка. Он никогда не навещал её, когда она болела, а при выходах в свет старался держаться подальше от сестры. Его интересовали только деньги. имущество и власть. Как. впрочем, и остальных его благородных друзей.
Чтобы развеять туман в голове, она решила навестить могилу покойного. Переодевшись из пропахшей уличной толпой одежды в строгое чёрное платье, с неспокойным сердцем она вышла на улицу. Не дав горничным проводить себя, она отправилась в самую дальнюю оранжерею, ту, что у озера. Побродив между шикарных разноцветных клумб с изобилием редких цветов, она в задумчивости остановилась у клумбы с простыми на первый взгляд белыми ирисами. Любимые цветы Леонардо. Без раздумий она нарвала небольшой букет – столько, сколько смогла удержать в одной руке, не замочив шёлковые перчатки, – и направилась к месту, где её ожидала карета.
Его захоронение выделялось свежеотполированной мраморной могильной плитой, и даже в этот пасмурный день блестело капельками дождя среди старых, заросших семейных могил. “Леонардо ди Нортон Стокхейм. 12 дек. 1859 – 17 сент. 1878”. Странно, прошло не так уж и много времени с его гибели,а казалось, что его нет с ними уже довольно давно. Леди Стокхейм элегантно присела на корточки возле могильной плиты. Пробежалась пальцами по высеченным в камне буквам. Выкинула старые цветы, стоявшие в вазочке у надгробия, и поставила туда свои. Белые, жизнерадостные. Потом развернулась и медленно, не оборачиваясь, ушла. У неё не было желания задерживаться в подобном месте.
Когда она вернулась в поместье Стокхеймов, её ждал в какой-то степени приятный сюрприз. Лорд Нортон Стокхейм собственной персоной соблаговолил навестить её покои. Об этом ей сообщил дворецкий, ожидавший её у входа. Войдя, она действительно обнаружила отца, сидящего за специально сделанным в её комнатах чайным столиком. Он расслабленно закинул ногу на ногу и откинулся на спинку бархатного дивана, но лицо его выглядело на редкость уставшим. Под глазами виднелись тёмные мешки, седины в волосах стало сравнительно больше, а его дряблые веки по-старчески свисали морщинистыми складками кожи. У лорда Стокхейма, несомненно, значительно прибавилось проблем со смертью его единственного наследника. Леди Стокхейм никогда к отцу особо тёплых чувств, и, насколько она знала, это было взаимно, но сейчас она невольно преисполнилась состраданием к этому некогда непоколебимому, но сейчас такому жалкому и слабому человеку. В его иссиня-чёрных волосах седина была заметна издалека, и теперь, когда он снял плащ, стало ясно что он давно уже не менял костюма.
– Отец, я.. – она изо всех сил пыталась придумать слова поддержки, но ничего не приходило ей в голову, и потому она сказала, что смогла: – Не волнуйтесь, отец, я смогу продолжить ваше дело. Я читала много книг об экономике и искусству управления деньгами, так что наши шахты..
– Подойди. – будто не слыша её, опустошённо бросил отец.
Она послушно опустилась в кресло напротив. Только сейчас девушка приметила, что в комнате уже давно нет ни одной горничной. Чай остывал, нетронутый, в расписных фарфоровых чашках.
Молча, упрямо отводя взгляд в сторону, лорд Стокхейм полез рукой во внутренний карман пиджака. Шумно извлёк из него замусоленный огрызок пергамента и через стол протянул ей.
Девушка дрожащими пальцами развернула листок, чуя, что приближается что-то важное.
Листок не носил на себе печати ни одного известного ей дома. Только на обороте чем-то бурым была нацарапана неизвестного происхождения закорючка.
– Не волнуйся, я не читал его.
– И всё же, вам следовало бы. – прочтение короткого послания не отняло у леди Стокхейм много времени. Она дрожащей рукой вернула клочок бумаги обратно. Настолько же маленький, насколько значимый, он перевернул в её глазах всё, что они сделали. Тянущее чувство вины проснулось и давило на неё огромным камнем, который вот-вот сорвётся со скалы и раздавит её целиком.
***
Она стояла посреди комнаты, нервно теребя руками ткань платья. Шёл серьёзный разговор. Отец говорил что-то уставшим тихим голосом, эрцгерцог кивал, иногда отвечая так же негромко. Она даже не пыталась вникнуть в суть. До неё как сквозь туман доносились обрывки фраз и отдельные слова, но она не могла заставить себя сконцентрироваться.
Где-то совсем уж далеко, в приёмной, за дверью, шумели негодующие голоса толпы.
Верный ассистент эрцгерцога любезно поднёс ей стакан воды, который она выпила залпом, судорожно сжимая стекло побелевшими пальцами.
– Мы ничего не можем поделать, извините. Его тело уже захоронено в братской могите при тюрьме Бастион.
Ей стало дурно. Её брат, её родной, настоящий брат сейчас валяется холодным трупом в ужасном Бастионе. Его уже не спасти. Она убила его. Убила.
В голове вертелась та фраза, то последнее слово, которое он написал. Страшно было представить, какой ценой ему удалось передать эту записку. Она перевернула всё. Отец, после утраты сына потерявший волю к жизни, вновь оживился. В голове в тот момент пронеслись уже давно забытые воспоминания.
Солнечный день, конец лета Темноволосая малышка взбирается, спотыкаясь, на травянистый холм вслед за мальчишкой лет девяти. У мальчика ярко-рыжие волосы и мириады веснушек на пухлых щеках в сочетании с её чёрными, как вороново крыло, волосами и фарфоровой кожей. Они контрастируют, но они в гармонии друг с другом.
– Идём, Детти!
Это слово. Детти. Так называл её только брат, и только он мог помнить об этом. Больше никто, никто кроме него не называл леди Одетту Стокхейм этим детским именем Детти. Она и сама уже почти забыла об этом прозвище, данном братом. После того дня, когда он потерялся в полях, Леонардо больше никогда не называл её так.
Сквозь застывшее желе мрачного кабинета вновь пробился шум извне. Толстая дубовая дверь под напором множества тел крякнула и слетела с петель, руша столик и разбрасывая вокруг сверкающие брызги дорогого фарфорового сервиза.
Приёмная. Толпа вырвалась из приёмной. Но как?
