— Сейчас или никогда! — тихо, но настойчиво произносит низкий голос, а сильные руки грубо толкают застывшего юношу вперед. Сердце Геральда Монтгомери бьется, словно птица в клетке, пока он мчится по переулку со скоростью света, теряя ощущение реальности происходящего. Достигнув своей цели, он в изумлении замирает, внезапно парализованный чувством страха и исступленного отчаяния. В один миг гробовая тишина затопила маленький переулок. Сколько бы ни готовился Геральд Монтгомери к этому дню, он никогда бы не смог отреагировать на разворачивающуюся перед ним картину как-то иначе. Порой в жизни должно произойти что-то, что в пух и прах разрушит твои планы, оставив после себя смятение и беспорядок, ведь руины — это лишь знак того, что пора строить что-то новое. По крайней мере, так всегда говорил Дэн Кэрри — друг Геральда, с которым они вместе собирали желуди после школы и запускали в окно одного ворчливого дядьки. И неважно, что он говорил это много лет назад, когда они были беспечными детьми. Иногда полезно окунуться в детство, вспомнив слова, которые некогда были твоим утешением. Но сейчас не об этом. И даже не о том, что произошло в том самом переулке — к этому мы еще успеем вернуться. А пока о том, как все начиналось… поговорим о желудях.
***
За окном стоял один из тех редких и посему прекрасных осенних дней, когда грозные тучи, наконец, рассеиваются, давая ярким солнечным лучам осветить витрины магазинов и багряные парки, проникнуть в распахнутые окна и развеять меланхоличную апатию, царившую над жителями городка в это время года. Два двенадцатилетних мальчика вышли из здания, откуда доносились звуки многочисленных скрипок, флейт и виолончели.
— Это просто возмутительно, Геральд! – негодовал один из них, крепко вцепившись в свою гитару. Его голубые глаза сверкали, брови были нахмурены, а рыжие волосы, как всегда, растрепаны. – Этот учитель всерьез заявил, что, судя по всему у меня нет таланта, и что я не смогу стать известным музыкантом!
— Он явно не в своем уме! И что ты ему ответил, Дэн? – спросил второй. Его зеленые глаза, напротив, источали скорее спокойствие, а черные волосы были аккуратно приглажены.
— Я сказал, что он никто, чтобы судить меня! – пылко воскликнул Дэн. Друзья уже покинули территорию музыкального колледжа. – Вот скажи, разве он имеет право говорить что-то такое?
— Абсолютно нет! – согласился Геральд.
Дэн вдруг заговорщицки улыбнулся:
— У меня есть одна идея…
Уже через десять минут два друга, буйный гитарист и мечтательный клавишник, стояли у окна старого дома, а их руки были полны только что собранных желудей.
— Геральд, когда я стану рок-звездой, этот хрыч пожалеет, что когда-то сказал мне это! – не унимался Дэн, готовясь запустить в окно первый желудь.
Геральда сотрясал истерический смех.
— Ты серьезно собираешься это сделать?
— А ты что, нет? Отомстим ему! Да и окно-то от такого не разобьется. Это просто, для веселья, — пожал плечами друг. – А даже если бы разбилось… руины — это лишь знак того, что пора строить что-то новое, — он шкодливо подмигнул. — А когда мы станем великими, нам вообще все будут прощать. Ты же присоединишься к моей рок группе, Геральд?
— Я уже говорил, Дэн. Ты станешь отличным рокером. А я пойду несколько иной дорогой… я буду играть на рояле в огромных концертных залах! – и тут в глазах маленького пианиста вспыхнул такой же яркий огонек, как в глазах его долговязого друга.
Первый желудь полетел в окно. Его запустил Геральд.
***
Геральду трудно сказать, когда именно все пошло не так. Первые трещины обычно появляются незаметно, но не успеешь оглянуться, как они полностью заполняют собой пространство. Тогда остается лишь щелкнуть пальцем, и твои идеалы разлетятся на тысячи мелких кусков, из которых уже ничего не построишь – приходится находить новые крупинки, из которых, шаг за шагом, формируются иные взгляды, иные мечты, а порой и вовсе иная жизнь. Как быть уверенным в том, что это вновь не потерпит крах? Как не жалеть о мечтах, которые ты собственноручно похоронил под сырой землей? Геральд не знал. Он лишь пытался вспомнить первую трещину.
В тот день бушевала безжалостная вьюга, и ее могучие порывы пронизывали до костей. Снег валил огромными хлопьями, явно намереваясь превратить город в ледяное королевство. Геральд Монтгомери, будучи учеником выпускного класса музыкального колледжа по классу фортепиано, притаил дыхание от восторга, вслушиваясь в игру своего учителя – мистер Андерсон исполнял Фантазию экспромт Шопена. Звуки плавно лились из-под его пальцев, захватывая Геральда в круговорот различных образов и историй. Он никогда не сможет описать то восхищение и безграничное уважение, которое он испытывал перед своим наставником.
— О чем ты задумался, Геральд? – спросил мистер Андерсон, закончив играть.
«В такие моменты думаешь, что не сможешь не выбрать музыку» — осталось неозвученным. Слишком громкие слова. Разве сам он может быть уверен в этом? Он больше не двенадцатилетний ребенок.
— В последнее время тебя что-то тревожит? – не успел Геральд ответить, как учитель задал новый вопрос. И, конечно же, его догадка, как всегда, была верна.
— Да так… просто поссорился с Дэном, — делиться чем-то личным с мистером Андерсоном уже давно стало привычным.
Учитель окинул его проницательным взглядом.
— А ты предложи ему новую забаву. Теперь можете кидать в окно Рюка Картера не желуди, а снежки. Как тебе такая идея?
Геральд опешил:
— Откуда вы знаете?
— Я видел.
Некоторое мгновение царило молчание.
— Почему вы не остановили нас? – недоумевал юноша.
— А должен был? – мистер Андерсон мягко улыбнулся. – Геральд, я радовался, что столкнувшись с людьми, которые говорят, что вы ничего не добьетесь, вы не отчаивались, а весело шли бросать желуди в окно этого Картера. В вас горел огонь такой страсти!
— Но в ком-то он, кажется, потух, — непроизвольно вырвалось у Геральда. Он не смог скрыть горечи в голосе. – Дэн связался с компанией, которая… словно отвлекает его от собственной цели.
— Это его выбор, — внимательно взглянув на ученика, сказал мистер Андерсон. – И если ты не можешь повлиять на это, просто оставайся верным себе. Хорошо?
Геральд кивнул. Но уже тогда на краю сознания блуждала мысль о том, что «оставаться верным себе» — слишком трудно. Что он не может быть уверен, что не поступит аналогично своему другу. Что, возможно, он не может выбрать музыку лишь потому, что она ему нравится.
Это и была первая трещина. Скоро он окончит музыкальный колледж и не успеет оглянуться, как все сердце покроется сплошными трещинами.
***
Деньги. Как многое в этой жизни зависит от потрепанных временем зеленых бумажек. Порой они заставляют людей изменять своим принципам, заниматься тем, что полностью противоречит их натуре, убивать, предавать и ссориться с друзьями. А иногда напротив, дают возможность на счастье. Продлевают жизни.
Как можно осуждать Дэна?
Одним летним вечером Геральд размышлял об этом по пути в магазин. Дэну нужны были деньги, и он ступил на тропу, которую выбирают многие: связался с сомнительными людьми, зато нашел хороший и быстрый заработок. Правда, незаконный. Перепродавать украденный товар… так себе затея. «Но у него не было другого выбора» — уверял себя Геральд.
Однако сначала, разумеется, Геральду не понравились новые знакомые Дэна. Он не забудет, с какой горечью сказал об этом мистеру Андерсону в тот снежный день. Не забудет, как закричал на друга, назвав эту компанию «кучкой сумасбродов» и услышал в ответ «Ну да, некоторые из них замешаны в перепродаже, но я же не собираюсь помогать им в этом! И Гибсон вполне хороший чувак! Мне нравится его сестра, ты понимаешь это или нет?!». Тогда Геральд высказался и про сестру Гибсона. После этого он получил в ответ уже не очередную тираду, а кулак. Это была их первая серьезная драка.
Геральд Монтгомери остановился у магазина и погрузился в те сложные воспоминания. Но он больше не осуждал Дэна.
После их выпуска с музыкального колледжа, события начали развиваться с бешеной скоростью. Геральд начал подрабатывать в кавер-группах, а у матери Дэна диагностировали рак легких. Отец ушел из семьи еще до его рождения. И тогда Дэн сделал свой выбор.
Деньги. Деньги. Деньги.
Вздохнув, Геральд зашел в магазин. Звон колокольчиков известил о новом посетителе. Девушка у кассы улыбнулась, увидев Геральда.
— И снова вы, — констатировала она факт.
— Снова я, мисс Грейс, — кивнул он.
Они завели непринужденную беседу.
— Вы так любите жвачки, — констатировала факт Грейс. Геральд уже не первый день заходит в этот магазин, и каждый раз берет одну и ту же жвачку.
— Ага, помогает отвлечься, — объяснил парень.
— От работы? – осведомилась кассир.
— Вроде того.
— Что ж, удачи вам, — Грейс в который раз улыбнулась.
Геральд почувствовал себя полнейшим мерзавцем и сухо поблагодарил ее.
Грейс думала, что он приходит сюда ради жвачек, а в душе надеялась, что ради нее.
Но Геральд лишь проведывал обстановку. Следил за охранниками. Рассматривал камеры.
***
— Понимаешь, Дэн, Грейс ведь даже не подозревает, чем я занимаюсь в этом магазине! И мне стыдно перед ней. Я не могу познакомиться с ней ближе, ведь не хочу врать…
— Ты сам согласился нам помочь, — нетерпеливо прервал его Дэн. В голубых глазах больше не виднелись искорки энтузиазма и любопытства, мятежный подростковый дух превратился в сухость. После того, как у его матери выявили болезнь, он выстроил каменную стену между собой и окружающим миром. – Мог ведь и отказать. Почему ты пошел на это, Геральд Монтгомери?
Еще у него появилась странная привычка называть друга полным именем, когда он задавал серьезные вопросы.
— Я думал, что это легко… просто посмотреть, как работает охрана и так далее. К тому же, ты так просил меня, и за такую простую работу Гибсон предложил нормальную сумму и…
— Ну вот, — не дал договорить ему Дэн. – Тогда перестань терзать себя сомнениями. Либо уходи, либо оставайся, в чем проблема?
Геральд промолчал. Он не знал, какая по счету это была трещина, но это явно была она.
***
И так мы постепенно подходим к тому самому происшествию в переулке. Что можно сказать о Геральде Монтгомери на данном этапе? Его сущность была соткана из сплошных противоречий. Он работал клавишником в кавер-группах, но это, разумеется, не приносило большого дохода. Поэтому время от времени он поддавался искушению, когда у Дэна появлялись заманчивые предложения — то последить за охраной, то еще какие-нибудь «мелочи»… В своей голове Монтгомери оправдывал себя тем, что в этом нет ничего критичного. Ведь это не он грабит людей. Ведь это не он незаконно перепродает что-то. Но сегодня все изменится.
Безжалостные порывы осеннего ветра срывали последнюю листву с деревьев, отправляя ее в путешествие по вечернему городу, которое, впрочем, длилось недолго — покружив над старыми, угрюмыми домами и тусклыми фонарями, листья одиноко опускались на мокрый асфальт. Проходя мимо, Геральд внимательно наблюдал за судьбой одного из таких листков — покрутившись между деревьями, он опал на поверхность лужи в нескольких шагах от юноши. Геральд подошел ближе, окинув зрелище бездумным взглядом — вода подрагивала, искажая осеннюю картинку. Серо. Уныло. Холодно. Постепенно сгущались сумерки. Геральд находил своеобразное утешение в разглядывании сентябрьских пейзажей, хотя истинным утешением это назвать нельзя — это было лишь мимолетное отвлечение от насущных проблем, от противной тревоги, зарождавшейся в нем. Если бы кто-то спросил его, чего он хочет больше всего на свете, юноша тотчас ответил бы: «Снова кидать желуди в окно и пить горячий шоколад после музыкалки»
— Эй, Монтгомери, поторапливайся, — вдруг донесся голос. Геральд даже не заметил, как рядом появился Джейкоб Уильямс. Это был огромный и сильный парень с грубыми чертами лица. При виде него Геральд испытывал истинное отвращение и страх.
— Ну как ты? – бросил Уильямс, с силой хлопнув его по плечу. – Готов?
Геральд покачал головой.
— Нет, — по его лицу нельзя было понять, что он испытывал. – Уильямс, я уже говорил, что не буду этого делать. Поэтому и не пришел на место встречи. Как ты нашел меня?
— Не будешь? У тебя нет выбора, Монтгомери, — Уильямс ухмыльнулся. – Ты уже запятнал свое имя, когда помогал Гибсону с Даниелем…
— Но я сразу сказал, что не буду ни грабить, ни… — в отчаянии попытался перебить его Геральд, но был прерван сам:
— Я не буду рисковать! Поэтому пойдешь ты, ясно? – Уильямс подошел к нему вплотную. – Или ты хочешь, чтобы у тебя появились проблемы? А с этим стариком проблем быть не должно. Мы все продумали. Там нет камер, освещение тусклое. Тебя никто не заподозрит! Мне это нужно, понятно?
— И что тебе нужно? – Геральд вдруг рассмеялся. – Золотые часы, ценные бумаги, или что там у него?
Но это был смех отчаяния. Дэн был неправ, когда сказал, что Геральд может уйти или остаться. Однажды ввязавшись в это, уйти становится практически невозможным.
Уже скоро они стояли у переулка Примроуз Сквер в ожидании какого-то старика. Геральду казалось, что это все – просто ночной кошмар.
— Вон он, — прошептал Уильямс. Геральд весь сжался. – Делай все, как я говорил. Когда ты убежишь, я тоже скроюсь отсюда, встретимся, где договаривались.
Геральд увидел темную фигуру пожилого человека в пальто. Он до последнего не верил, что сейчас побежит и совершит злодеяние, пока Уильямс не прошептал:
— Сейчас или никогда!
И вот он мчится по переулку. Преступник. Грабитель. Вредитель. А некогда – мальчик, любивший музыку.
Чем ближе цель, тем быстрее колотится сердце. И вот между ними не остается никакого расстояния… Резко Геральд хватает черную сумку. Он никогда не знал, что может быть таким быстрым. Но в тот миг старик восклицает, и тембр его знакомого голоса пронзает Геральда. Юноша тотчас заглядывает ему в лицо, хотя план Уильямса, очевидно, такого не подразумевал. Они встречаются взглядами, и земля словно уходит у Геральда из-под ног. Он замер, парализованный, как и старик в пальто. Они стояли друг напротив друга, не в силах произнести ни слова, пока вдалеке догорал багровый закат. Геральд чувствовал, как захлебывается в собственном отчаянии. Это была последняя трещина. Теперь его сердце разломилось на тысячи мелких осколков.
— Пойдем, — наконец-то нарушает гробовую тишину его бывший учитель, наставник и вдохновитель.
Геральд не знает, как реагировать. Язык до сих пор ему неподвластен.
— Пойдем со мной, Геральд, — повторяет мистер Андерсон.
Куда они идут? Отведет ли он его в полицейский участок? Геральд не знал, он просто шел за учителем фортепиано, а в голове проносились бесчисленные воспоминания о музыкальном колледже, словно кадры из фильмов. Он помнил уютные разговоры с мистером Андерсоном о музыке романтизма. Бывали моменты, когда его учитель делился чем-то личным. Бывали моменты, когда он только слушал. А еще бывали моменты, когда он был зол и раздражителен. Но одно оставалось неизменным: он всегда желал только лучшего для своих учеников. Мистер Андерсон никогда не навредил бы своему ученику. А что сделал Геральд?.. Он предал его и все те беседы о морали, которые они когда-то вели. Геральд почувствовал, как глаза начинают слезиться. «Оставайся верным себе, хорошо?» — он не сдержал свое обещание.
— Простите меня, мистер Андерсон… я не хотел, я…
— Тшш, — учитель прервал его надломленный голос. – Для начала успокойся. Потом поговорим.
Шли они все-таки не в полицейский участок. Постепенно, Геральд начал узнавать эти маленькие дорожки. Он не был здесь со дня выпускного. И вот музыкальный колледж вновь предстал перед ним – чуть более потрепанный и менее идеальный, но такой же родной. До сих пор не переговариваясь, они зашли внутрь.
Геральд с нежностью оглядывался по сторонам, пока они шли в кабинет мистера Андерсона. С тех пор здесь практически ничего не изменилось.
Учитель открыл дверь и Геральд как будто на несколько мгновений очутился в прошлом – он снова погрузился в атмосферу этого небольшого уютного кабинета. У них с мистером Андерсоном всегда было негласное правило — какая бы за окном ни царила погода, будь то снегопад или яркое солнце, что бы ни происходило в их личной жизни, в этом кабинете они полностью посвящают себя музыке и только музыке. Монтгомери не мог представить, что после всех своих злосчастных приключений когда-нибудь вновь окажется в этом месте. Стыд пронзал все его существо, и он хотел было начать каяться, когда мистер Андерсон непринужденно спросил:
— Я надеюсь, ты все еще любишь Фантазию экспромт, Геральд?
Вместо того, чтобы ответить, Геральд начал:
— Мистер Андерсон, моя вина неискупима…
— Геральд, сначала Музыка. В этом кабинете мы служим музыке, разве не так? Давай сначала вспомним былые времена.
Его слова служили для юноши одновременно и исцелением, и источником боли. Геральд чувствовал, что не заслуживает ни его игры, ни этих интонаций. Это было пыткой, но эта пытка была сладостна, ведь на несколько мгновений он снова мог наслаждаться присутствием своего наставника и его великолепной игрой. Он мог вновь прикоснуться к прекрасному, вобрать в себя все хорошее и отдаться искусству, как будто и не было всей этой истории с Гибсоном, Уильямсом и остальными, как будто он никогда не был грешником. Когда мистер Андерсон начал играть Фантазию экспромт, Геральд закрыл глаза. Он жадно внимал каждому звуку, стараясь запечатлеть в памяти этот момент. Юноша не понимал, исцеляет ли его это или, напротив, убивает, заставляя осознать, в какое ничтожество он теперь превратился. Геральд открыл глаза, когда утихли последние звуки и посмотрел на своего учителя. Время не обошло его стороной – лицо покрыли морщины, седина стала виднеться отчетливее. Однако блеск в глазах остался тем же.
— А теперь… расскажи, что привело тебя к этому, Геральд, — произнес он.
И Геральд рассказал. Обо всех трещинах и сомнениях, давно терзавших его. Об истории с магазином. О мисс Грейс. О своем страхе перед Уильямсом.
— И я бесконечно виноват в том, что вообще ввязался в это, что решил якобы помочь Дэну… Я бы хотел вернуться к нормальной жизни, но боюсь, что никогда не отмоюсь от всего этого.
— Геральд, — серьезно взглянул на него мистер Андерсон, — не хорони свою надежду раньше времени. Если у тебя есть желание что-то изменить, цепляйся за него из последних сил. У тебя впереди еще целая жизнь, сынок, и тебе решать, что ты из нее слепишь. И да, хоть ты сказал, что твоя вина неискупима… я прощаю тебя.
То, что тем самым человеком, сумку которого он должен был своровать, оказался его бывший учитель музыки, было просто невероятным. Сначала он думал, что ему не повезло. Лишь потом юноша осознал всю ценность этого совпадения.
Геральд запомнит этот день на всю жизнь.
***
Геральд Монтгомери стоял, укутавшись в шарф, то и дело поглядывая на время. Наконец-то, его друг детства объявился – Дэн Кэрри еще издалека послал ему усталую улыбку в знак приветствия.
Сегодня они не обсуждали ничего, связанного с «работой» Дэна. Они встретились просто как старые друзья, бродя по городу, который полюбили, будучи детьми.
— Как мама, Дэн? – поинтересовался Геральд, пока они шли по осеннему парку.
— Уже лучше, — отозвался тот, и, несмотря на вечную грусть в голубых глазах, в его голосе слышались нотки облегчения.
— Я рад, — искренне отреагировал Геральд. – О, смотри! Это то место, где мы играли с Дугласами, помнишь?
Друзья остановились у больших камней.
— Помню, — кивнул Дэн. Увидь Дугласы его сейчас, не узнали бы. В подростковые годы в нем горел самый яркий огонь, он готов был бороться против всего мира ради своей мечты, а теперь напоминал перегоревшую лампочку.
— Послушай, Дэн, — после паузы начал Геральд. Дэн достаточно хорошо знал друга, чтобы почувствовать, что тот собирается сказать что-то серьезное. – Я уезжаю.
— На сколько?
— Навсегда.
На некоторое время повисла пауза.
— Что ж… это неудивительно, — наконец произнес Дэн, задумчиво посмотрев в небо.
— Неудивительно? – такой реакции Геральд не ожидал.
— Да, — Дэн посмотрел прямо на него и Геральду показалось, что он глядит ему в самую душу. – Тебе, правда, лучше переехать. Тебе не место в одном городе с сам знаешь кем. Теперь они могут доставить тебе проблем, а ты хороший парень, Геральд.
— Спасибо, Дэн. За все.
Дэн рассмеялся:
— Мне кажется, я доставлял тебе больше проблем, нежели приносил пользу.
— Не говори так, Дэн, — возразил Геральд.
Тот усмехнулся.
— Что ж… я надеюсь, ты будешь заниматься тем, что тебе по душе. Ты заслуживаешь этого, друг. Прощай, Геральд Монтгомери.
— Почему «прощай»? Ты все еще мой друг, Дэн Кэрри. Я буду писать тебе.
«Нет, это окончательный конец» пронеслось в голове у Дэна, однако он не стал спорить со своим другом. Они пожали друг другу руки, испытывая грусть. Но Геральд Монтгомери чувствовал, что за последние месяцы его жизнь, перетерпев множество трещин, превратилась в руины. А это, как говорил Дэн Кэрри, было признаком того, что теперь надо построить что-то новое. И Геральд обязательно с этим справится.