Солнце медленно опускалось к горизонту и зябко куталось в прозрачное лиловое облако. Состав, стуча колёсами, торопливо бежал поперёк золотисто-розовых лучей, не петляя, к линии горизонта, как будто стараясь перерезать эти струи света, на закате ещё более ослепительные, чем днём. Деревьев не было, так что свет беспрепятственно проникал в незашторенные окна.
Вагон покачивало. Отец с пятнадцатилетней дочкой смотрели то в окно, то друг на друга. Рите было это интересно вдвойне, так как с папой она познакомилась только сегодня, после объяснительного разговора отца с тётей. Отец представлял собой прототип для типичного книжного злодея: давно не стриженые чёрные волосы, скуластый, худой, жилистый. Единственное, что «портило картину», так это ярко-синие глаза, никак не вязавшиеся с его угрюмым видом. Рите доставляло удовольствие, что единственное, чем внешне она с ним различалась, была итальянская коса, заплетённая ею по книжке специально для такого случая. Образ папы казался ей очень мужественным. Хотелось начать разговор, и Рита воспользовалась первой пустячной темой:
— Такое ощущение, что в пустыне едем.
— Это не пустыня, а степь, — поправил папа.
— Слушай, а давай поговорим. А то я с тобой только сегодня по-человечески познакомилась. Кстати, спасибо за то, что выкупил.
— Знаешь, ты не думай, но я порядочно перетрусил, когда с твоей тёткой беседовал. Боялся, что ляпну что-нибудь не то. А то у меня, знаешь, с детства привычка над всеми шутить. Сарказм – это моя фишка.
— Зато я дипломатично беседовать умею. Если что надо – зови меня, я справлюсь. Мы теперь идеальное сочетание, и друг друга будем дополнять. Хотя… я на самом деле тоже не овечка. Если меня разозлить, то любой Empire State Building свернуть могу. Если с американцами воевать будем, меня в подрывники запиши.
— Рит, ты не обижайся, что я тебя не забрал раньше. Я ж не знал, что ты уже не у мамы, а у тётки живёшь. Думал, она не захочет, чтоб я тебя забирал. А тут письмо: забирай, мол, такую-сякую, житья совсем не стало, не хочу с чужой девчонкой возиться.
— Да какое там возиться! Она на меня вообще внимания не обращала. Приходи, когда хочешь, учись, как хочешь, ходи, в чём хочешь.
— Н-да. Не слишком заботливо.
— Ага. Единственным добрым делом были карманные деньги на завтраки в школе. Два года копила на побег, — разумеется, к тебе. Оставалось только откопать твой адрес. Единственным человеком, кто про это знал, был Зина.
— Какая Зина?
— Не какая, а какой. Это парень.
— А Зина — это кличка?
— Не-а, это имя. Зиновий, знаешь?
— Ясно.
— Ну, вот, копила-копила я деньги, всё казалось – мало. А потом ты приехал.
— И вижу, что вовремя. Кстати, послушай, Полина Михайловна про какой-то потоп говорила…
— Да, нас этой весной затопило. У нас городок из двух половинок, одна на взгорье, другая – в низине. Мне Зина помог до спуска доплыть, мы на гору поднялись, к нему зашли, обсушились, погладились утюгом, а как вода чуть-чуть схлынула – я домой пошла. Мы с Зиной подружились. Он, кстати, в соседнем купе едет. Я ему предложила в Суринске в институт поступить.
Максима насмешило выражение «погладились утюгом». Он представил себе, как Рита властно командует парню: «Дай мне утюг!» Потом ставит одну ногу на стол и водит утюгом по штанине, старательно разглаживая складки. Но потом забеспокоился: не слишком-то заботливо с Ритой обращались. Он попытался сформулировать фразу, и в конечном итоге всё-таки сказал, что хотел, хотя вышло слегка нескладно.
— Слушай, Рит. Когда я тебя в Суринск привезу, я тебе всё обеспечу. Велосипед, мяч, ролики, джинсы какие хочешь, плеер, телефон. Летом на пруд бегать будешь, у нас есть. Нож хоть охотничий, хоть карманный…
— И сиреневый дельтаплан на крыше приморского городка. – Шутя, довершила Рита. Потом серьёзно сказала, — Пап, да если у меня будет всё, что ты перечислил, то я самый счастливый человек в мире. И потом, когда чего-то нет, это иногда к лучшему. У меня знаешь, какой принцип в жизни? Где я, там и хорошо, и что случается со мной, тоже хорошо, а если плохо, то всё равно хорошо, и вообще всё на свете клёво. Мне, например, уже ничего не важно, потому что мы едем с тобой в этот, как его… Суринск и перспективы на будущее самые многообещающие, то бишь отличные. Мы ж с тобой ещё столько всего сделаем – ух! А самое лучшее, знаешь что? То, что я не такая, как все. По-моему, это главное. У меня, знаешь, Зина единственный антикибер из всех знакомых детей. Точнее, знакомые антикиберы кроме него есть, но дружу я только с Зиной. Он, знаешь, приличный парень.
— Целовались уже? – деловито вопросил Максим.
Рита посмотрела на отца так, как будто у него вдруг выросли две косички.
— Пап, я ж сказала, что он нормальный парень. Во-первых, он меня уважает, и мы с ним на уровне приятелей. А во-вторых – такую поцелуешь! – Рита поставила на стол локоть и показала мускулы. Которые, кстати, мало бы значили в схватке с семнадцатилетним парнем, но топорщившиеся во все стороны, как ёжик, косточки крепкого загорелого кулачка выглядели вполне убедительно.
— Знаешь, что я думаю… А ведь таких как я и Зина мало осталось. Нормальных, не зависимых от планшетов и «те де»… Ну, ты понял. Я считаю, что сейчас даже хорошие дети стремятся быть, как все. А я, например, не хочу! Я – это я, и не мне меняться. Вот моя подруга однажды за планшет засела. Я к ней пришла, а она играет. Я планшет отобрала, а она мне говорит: «Ты зачем это сделала, Рита. Мне теперь снова начинать».
— А ты не начинай, пойдём кататься на великах.
— Дала бы доиграть, разве настоящие друзья планшет отбирают!
Я, знаешь, прямо задохнулась от злости. Говорю: «Ну, знаешь, только настоящие друзья и отбирают!» А она мне: «Я с тобой потом «В контакте» пообщаюсь».
Рита передохнула и неожиданно съёжилась, обхватив руками колени.
— Ой, па… я ей столько всего… такого… наговорила – это ужас. И про фанатизм, и про тупость… — Рита тяжело вздохнула, — В общем, в этом роде, только распространённее и дольше. И, пожалуй, громче. Во мне прям что-то соскочило. Я тогда поняла, что интеллигентными разговорами ничего не добиться, что она привыкла уже, и до неё не достучишься. И на меня такая злость нашла, что эти игры распространяют, ими увлекаются, об их вреде предупреждают, а всем – по барабану. Что вот эта дурацкая кибернетика у меня подругу отнимает, а подруга-то, хоть бы воздержалась. – Рита ещё раз вздохнула, — отругала, в общем, я её напоследок и дверью хлопнула. И больше я с ней не общалась.
— Рита. Никогда не жалей о том, что сделала, а старайся по возможности исправить ошибку. Но мне тоже кажется, что ради подруги можно было бы воздержаться. – До Максима вдруг дошло, что он говорит двусмысленно, и он пояснил, — Это я не о тебе.
— Ага. Слушай, расскажи мне про Суринск.
Отец пустился в красочное описание. Перед разлёгшейся теперь уже на верхней полке Ритой предстал двухэтажный городок, старинные трамвайчики и всё, что только может быть в таких городках. Постепенно множественные картинки завертелись и слились в сплошной водоворот, и так продолжалось до того момента, когда вагон тряхнуло на первой утренней остановке.
