XII Международная независимая литературная Премия «Глаголица»
Рассказ «Уроки войны».
Это было обычное холодное январское утро. Серые будни окутали и без того одурманенную неблагоприятными известиями голову. Такое состояние нормально для человека, пропускающего через себя истории героев, у которых берется интервью. У меня такая работа — я корреспондент. Каждый день — новое потрясение. Казалось бы, что-то еще может удивить? Оказалось, может… Большой современный мир пусть и купается в похвале своих информационных прогрессов, но всё же одно остаётся неизбежным. Почему так жестоко и безнаказанно? Почему в эпоху идей и возможностей мы не можем сохранить целым и нетронутым самое дорогое что у нас есть? Разве мир во всём мире больше не имеет право на существование? Война. Настоящая иль информационная- не важно. Именно она, губительница чужих судеб, забирает наших отцов на фронт. Урок Великой Отечественной войны будто бы не освоен. Забыты слезы жителей сожжённых в пепел деревень, городов. А почему?
В тот день всё было будто в тумане. Мысли иссякли, сознание тревожило израненную печальными новостями из Донбасса душу. Вот бы папа вернулся домой и снова увидел меня по телевизору… Лишь бы живой… Очень его жду. Что чувствует человек, измотанный чередой своих накрученных на плохой исход мыслей? Слабость? Усталость? Сонливость? Я вам скажу — симбиоз всего перечисленного! Сон не оставил мне шансов от него избавиться…
Вдруг кровать заманила меня в свои объятия, я больше не мог сопротивляться. Моим телом будто что-то двигало, что-то крутило настолько быстро и непроизвольно, как планета крутится вокруг солнца. Сон превратился во что-то большее, чем просто отдых. Где я? И почему в этом сне так страшно и громко? Неужели, когда я засыпал с мыслями о войне, то мое сознание случайно телепортировало меня в прошлое, во времена настоящей страшной войны? Не понаслышке знаю, что сон это то, с чем ты засыпаешь накануне… Или как это можно еще объяснить?
Холодно. Я иду…Или стою… Туман и запах пороха. Какая-то ломающая ребра боль пробирается ко мне, я чувствую чью-то беду… Неожиданно в расплывчатом облике я увидел искалеченного плачущего мужчину. Его молчание ранило меня сильнее, чем тысячи подробных слов, которые обычно мне говорят, когда я беру интервью… Как же хочется ему помочь…
Монумент, у которого стоял вытирающий слезы мужчина создавал величие и пронзал душу каким-то горем, какой-то страшной атмосферой… Было по-настоящему не по себе.
— Добрый день. Я могу с Вами поговорить?
— Они играли с нами в эту войну. Мы горели из-за них. И я горел…
Старик говорил это, и будто в глубине его тусклых глаз я видел фрагменты садистский деяний.
— Как это произошло ? Кто Вы? Где мы ?
— Март сорок третьего… В деревню Хатынь вошёл 118 шуцман афт — батальон. Всех от мала до велика — стариков, женщин, детей выгнали с домов и загнали в колхозный сарай. Обложили соломой и подожгли…
Я опешил. Теперь говорить и спрашивать что-то было намного больнее, чем сохранять холодное молчание. Но ведь это моя работа… Я корреспондент… Даже в своём собственном сне. Вдруг мои покрасневшие, едва налитые слезами глаза перестали моргать, ведь я мужчина, нельзя, чтобы слезы текли. В венах кровь била самым горячим ключом. Жар. Крики и плачь эхом отзывались, будто голоса в голове. Старик понимал, что я хочу знать больше и продолжил свой рассказал скрепя зубами от болезненных воспоминаний.
—Я потерял сознание, но очнулся. Небеса не забрали меня. Они забрали всех, но не меня…
Пытаясь ровно дышать, чтобы успокоить сердцебиение, я периодически нарушал тишину мужчину своими вопросами.
— Вы смотрите на монумент и в Вашей душе будто появляются новые отрывки того самого дня. Что вы чувствуете?
— Я чувствую своего сына. Провожая, утром, он меня согрел словом… Теперь каждую минуту слышу в голове его голос. Тени исчезали… Я его нашёл на ощупь. Меня так цепляло молчание его многоточий…
—Жуткий ветер поднялся над всем мемориальным комплексом, где мы стояли. Ангелы будто всё слышали и переживали с нами эту боль воспоминаний, проливая холодные капли дождя. Ко мне резко пришло осознание и снова стало холодно… Мужчина растворялся в темноте, откуда-то издалека слышался детский плач и крики женщин. Все перемешалось, совсем не сопоставляя хоть что-то в единое целое. Меня вновь закружило в пространстве. Я упал. Ужасное чувство падения во сне, все тело будто бы ударяет током. Чуть прищуривая глаза, чтоб рассеивать сбивающий с толку туман, я поднял вверх свой пытающийся понять хоть что-нибудь взгляд. В голове откликом каждую секунду рождались сотни разных голосов и каждый из них я пытался расслышать, понять. Напрягая глаза ещё сильнее, чтоб сквозь облака четче разглядеть величественное строение, с которым меня оставил наедине мужчина, меня будто бы второй раз ударило током. И с каждым таким резким ударом осознание происходящего всё ближе и ближе пробирается к разуму.
— Большая бронзовая скульптура, держащая на руках ребёнка, будто бы пронося его через года.
Мне даже показалось, что это вовсе не дождь смывает очертания моего видения, а огромные капли слез этого величественного монумента.
— Они горели… И я горел… И сын. Я вынес его мертвым из огня. И теперь всегда буду нести…
В моих голове наступила гробовая тишина. Туман будто рассеялся, дождь прекратил лить. Совсем не было тревоги, не было вопросов. Тишину нарушал лишь только стук сердца, непроизвольно отзывающийся у меня в ушах. Кроме него не было ничего. Пустота.
— Это Вы… На руках несёте своего ребёнка, будто бы через года и произнося вечное проклятие фашизму, проклятие любому злу на Земле. Это Вы… Как же сразу я не понял.
Совершенно спокойно я открыл глаза уже на следующий день. Вместо доброго утра горькое кофе и ещё более горькие новости по телевизору. Война… Настоящая иль информационная — не важно. Зачем же мы повторяем горести тех тяжёлых лет… Зачем печалим всех ушедших вновь повторяющейся болью… Быть может это не мои вопросы, а того немногословного мужчины из сна, чья память увековечена в шестиметровой скульптуре? Как жаль, что их слёзы проливаются на нас дождем совсем не всемогущего, не способного насытить Землю миром.
