XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»
Вечером после ужина все собрались в зале. Вскоре из своей комнаты вышла бабушка, или как называет ее ласкательно Улька — «баушка». В доме все уважают и любят «баушку», главную в семье советчицу и защитницу. Она прожила длинную и тяжелую, но интересную жизнь. Ей сейчас уже 80 лет, но до сих пор она здорова и жизнерадостна, много читает, интересуется международной политикой. По основной профессии она учительница, но кем только ей не приходилось работать! И инспектором милиции, и секретарем комсомольского и партийного комитетов, и директором средней школы и даже редактором районной газеты. Ее везде уважали, приглашали всюду выступать с беседами и лекциями, и всегда народу собиралось полный зал.
И вот сегодня «баушка» решила в узком семейном кругу рассказать об одном довольно печальном, но со счастливым концом эпизоде из своей жизни. Но главным персонажем или действующим лицом была не она сама, а ее мать, т.е. прабабушка Ульки.
-В тот год мне было 12 лет, ровно столько, сколько сейчас вот Ульке, — начала свой рассказ «баушка». — Шла вторая военная зима. Ужасно холодная и голодная, принесшая куча бедствий проклятая зима сорок второго-сорок третьего. Если в первую военную зиму еще как-то продержались, то вторая зима уже с лета обещала немало несчастий. Весной отсеялись в срок, вскоре показались всходы зерновых и ростки трав. Но с неба тогда не выпало ни одной капли воды. Началась страшная засуха. Все водоемы, озера высохли, и вдобавок налетела саранча, оставляя после себя лишь выжженную землю. В лесу живности не осталось: убежали куда подальше. Корма для скота заготовили самую малость. Кое-где оставшуюся хилую траву резали серпом, как солому зерновых. Зерна убрали совсем мало, да и то «полночные» забрали в район за счет госпоставок. Даже если бы не забрали, то все равно не хватило бы прокормить весь колхоз. А до войны наш колхоз был передовым, зажиточным.
Председателем колхоза был мой отец, ваш прадед. Наша слава прогремела по всему округу, многие получали всякие награды и премии. Отец был награжден орденом «Знак Почета», участвовал во многих выставках. Колхозники покупали себе и велосипеды, и патефоны, и добротные костюмы и т.д. И теперь все это рухнуло. Все мужчины ушли на фронт. Отец ушел добровольцем еще при первом наборе в сентябре. Его как руководителя передового колхоза хотели оставить «по броню», но он отказался. Тогда, кажется, в первый раз в жизни отец с матерью поругались. Мать уговаривала брать эту «бронь», но отец рассердился и сильно цыкнул на нее:
— Член ВКП(б) Егорова, что ты мне предлагаешь? Как же я потом буду носить свой партбилет?
Конечно, все это сейчас выглядело бы смешно, но тогда… ну сами понимаете… Впрочем скоро мать с отцом нашли общий язык и помирились. Мать до конца своих дней понимала, что прав был отец.
Председателем колхоза избрали старого бригадира, бывшего партизана гражданской войны. Но, к сожалению, он долго не продержался. Весной одна колхозная лошадь повредила ногу, и ветеринар посоветовал забить. Так и сделали. Потом часть мяса раздали за счет будущих трудодней колхозникам. Все это провели по ведомости, строго по документам. Но вскоре на беду вышел указ правительства под названием «Конь для Красной Армии». По этому указу строго запрещалось применение в пищу конины. Из района прибыл «полночный» и поднял большой шум: мол, тут только благодаря его стараниям раскрыто разбазаривание колхозного добра, нарушение того указа и вообще чуть ли не вредительство. Потом приехала милиция с винтовками и увезли председателя. Взамен прислали молодую, но очень сердитую женщину. Ее как-то стали бояться, но она оказалась весьма приличной работницей. Как-то раз она сразу приметила маму и стала спрашивать у нее советы. Оказалось, что она городская и не знакома с «колхозными» делами.
Ульке все это было неинтересно и незнакомо: какие-то коровы и лошади. Но некоторые слова, такие, как колхоз, милиция и председатель, она знала. Ну колхоз — это коллективное предприятие или даже акционерное общество, а председатель — глава, босс или же бизнесмен. Ну, милиция — это полиция и Росгвардия. А вот почему стали голодать, Ульке было совсем непонятно. Ну летом дождя не было, ну и урожая, и хлеба было мало, ну и что из этого. Разве нельзя было пойти в магазин и купить «сникерса», колбас разных: «докторской», «краковской», сервелата или салями, «фанту», «колу» и другие напитки. А в другом накупить круассанов, рогаликов и всяких булочек. Так зачем надо было голодать?.. Улька в недоумении… Ей вообще-то в это время надо было возиться со своим гаджетом. Но она глубоко уважала, гордилась бабушкой и любила ее. Поэтому решила до конца слушать, тем более «баушка» подустала, и было видно, что рассказ идет к концу.
— В соседнем колхозе, в каких-то двадцати верстах отсюда, люди начали умирать с голоду, — продолжала «баушка». — Хотя смертельного случая у нас еще не было, но стало понятно, что «костлявая» скоро доберется и до нас. Надо было сделать что-то такое, необычное. Но чуда не бывает, и мама решилась на отчаянный и в некотором роде безумный шаг…
В то утро она поднялась чуть пораньше, растопила печь, завершила все свои дела по дому и на ферме. Затем, одевшись во все чистое, позвала меня к себе, поцеловала в лоб и сказала, что она сейчас уйдет в лес и вернется только к сумеркам (часы тогда сломались и время мы определяли, как говорили тогда, «по солнцу». Ну например, как «заря», «рассвет», «светло», «сумрак» и т.д. (сумерки означали приблизительно 3-4 часа пополудни). Мама велела, чтобы я после своей работы, сидела дома и ждала до сумерков. Если же она к сумеркам не вернется, то я должна была пойти к Татьяне Петровне (председателю) и все рассказать. После этого мать оделась тепло, взяла отцовское ружье, три патрона и снегоступ (приспособление для хождения по рыхлому снегу).
В тот год мы не учились. Школа у нас «двухлетка», которую я окончила в прошлом году и дальше учиться было негде. Начальная «четырехлетка» была в 70-ти верстах от нас. И мы до лучших времен вынуждены были оставить учебу. Стали работать в колхозе. Мне выделили шесть коров, я их кормила, поила, чистила и присматривала за ними. Так вот, в тот день окончила работу, когда было еще светло, к обеду, пошла домой и стала ждать маму. Но почему-то стало неуютно, потом постепенно тревожно. Уж какая-то странная была мать утром. Чересчур спокойная. Но в глазах затаилась какая-то решимость. Маму то я знаю: если она задумала даже очень опасное дело, то доведет его до конца. Вот только что она задумала, на что решилась, я не знала. Вдруг меня осенило: пойти и рассказать Татьяне Петровне нужно только после сумерков. А до этого я могу делать все что угодно — это мое личное время. В двух словах если сказать, я тоже оделась тепло, встала на охотничьи широкие лыжи и пошла по следу мамы. Я ничего плохого не делала, не нарушала. Ведь мне было велено только ждать до сумерков, а о «походе» навстречу слов не было. И встретились мы с мамой скоро, всего в двух верстах от дома. Мать, измученная и усталая, несла на себе очень тяжелый, наполненный до отказа самодельный рюкзак. Хорошо я взяла с собой куль-мешок, до сих пор не могу объяснить, что же мне подсказало его взять с собой. И часть груза, а это было мясо, мы переложили туда, я вскинула это себе за спину, и мы пошли домой. Дома нас ждала Татьяна Петровна. Мама ничего не сказала, а молча с улыбкой на лице, указала на ношу (мясо). Татьяна Петровна, увидев это, как-то по-детски засмеялась и бросилась обнимать и кружить маму. Мама притворно рассердилась и остановила ее. Потом успокоились и начали разговаривать. Председатель пошла потом в правление и отправила за остальным мясом старика Мосеича с двумя молодыми колхозниками. Мама тоже захотела поехать с ними, но Татьяна Петровна велела ей немножко отдохнуть. К вечеру все мясо привезли. Мосеич, старый таежник, знал, куда ехать. Мясо, а это была сохатина, решили не заносить в колхозную кладовку, а оставить в нашем амбаре. Потом потихоньку раздавали всем. Мяса хватило до весны, а там коровы отелились, утки, гуси прилетели, и рыбка всплыла. Голод стал отступать. Так мама спасла весь колхоз, а это как никак около «сорока изб», как тогда говорили, или около 70-ти едоков.
…А теперь вкратце, как этот лось или сохатый оказался там, ведь в лесу живности тогда совсем не было. И местность, где мать добыла сохатого ( у нас никогда не говорят «убили»), называлось «гиблое болото». Дело в том, что болото из глубины, из недр земли выпускало какой-то зловонный газ. И люди, и всякая живность не могли перенести этот газ и поэтому все убежали оттуда. А там под горой был столб из каменной соли, вынесенный очень много столетий назад вулканом из глубины. Звери очень нуждались в этой соли, для них это было не просто лакомством, но и запасом витаминов. Но зловредный газ ни летом, ни зимой никого и близко не подпускал. Все живое, проникшее туда, не возвращалось. Но испокон веков ходила легенда, что в один короткий миг, когда ударят сильные морозы, этот проклятый газ перестает выходить наружу, и можно было подойти к соляному столбу. Это звери узнали каким-то животным чутьем и на очень короткое время приходили полакомиться солью. Потом буквально через два три дня газ опять начинал выходить, и все зверье с ужасом разбегалось. Так ли это, никто не знал. Но эта легенда, составленная очень много лет тому назад, передавалась из поколения в поколение. И знали ее все, и мать тоже. И когда в конце января стала очень туго, мама решилась пойти туда. Нет, не испытывать судьбу или проверить достоверность легенды, а чтобы спасти жизни людей. Если и была какая-то совсем крохотная надежда, был самый ничтожный шанс, мама твердо решила их не упустить. Этот свой план мама вынашивала длительное время, но никому и ни слова не сказала. Кроме как Татьяне Петровне. От нее, конечно, никакой пользы и помощи не было, но мама была воспитана так: от своего начальства, а значит советской власти ничего не утаивать. Татьяна Петровна сначала ничего не поняла, потом стала отговаривать от бесполезной, по ее мнению, затеи и, наконец, согласилась и разрешила. И даже дала слово до «сумерков» не поднимать шум. Мама пошла навстречу к неизвестности. Остальное вы уже знаете. Я уже все рассказала. Да, спустя много лет, люди, вернее, ученые разгадали тайну этого проклятого газа. Оказывается, при очень низкой температуре воздуха, в самый лютый мороз ниже 60-ти градусов, все выходы из-под земли сковывало льдом и снегом, и газ на время перестает выходить. Потом, если температура чуточку поднимется на 2-3 градуса, газ опять прорывается наверх, и все начинается заново. Мама,конечно, тогда не знала об этом и считала, что просто удачно выбрала время. Но это была не удача, а подвиг. Подвиг во спасение людей, подвиг во имя жизни, — закончила свой рассказ «баушка»…
